— Будем ждать, когда англичане опять начнут атаковать. Им некуда деться, а нас они ещё серьёзно не воспринимают. Вот здесь, — Гейтс ткнул указательным пальцем в точку на карте, — они упрутся в наши укрепления, и тогда у нас появится возможность для манёвра. А вам, полковник, — генерал перевёл взгляд на Арнольда, — тогда хватит времени, чтобы проявить свою доблесть и храбрость. В нужное время вы со своим отрядом и пехотой полковника Моргана контратакуете противника с правого фланга.

По наступившему молчанию стало ясно, что совещание закончено, но все ждали команды, и она через минуту прозвучала от командующего армией:

— Всем вернуться в свои подразделения и ждать моих распоряжений, — подвёл итог совещания генерал Гейтс, и все командиры как-то сразу дружно засуетились и направились к выходу. Костюшко отстал, чтобы всех пропустить, и вышел от командующего последним. По пути к своей палатке он заметил полковника Бенедикта Арнольда, который с какой-то целью остановился в ожидании, пока Костюшко поравняется с ним. Некоторое время они шли рядом молча, но первым начал разговор всё-таки Арнольд:

— Так вы сторонник оборонительного боя, полковник?

— Я сторонник здравого смысла и сражения с наименьшими потерями, — Костюшко был неприятен этот разговор, но он, однако, решил поставить на место этого бывшего торговца. — А атаковать маленькой флотилией английские корабли, как это сделали вы у форта Тикандерога, заранее обрекая их на погибель, — это образец бессмысленного мужества.

Арнольда так передёрнуло от такого оскорбления, что он не нашёлся сразу, чем ответить на слона обвинения в его бездарности как командира.

— Наши тонущие корабли и тогда не спустили американский флаг, — вызывающе заявил он и остановился.

Костюшко вплотную подошёл к Бенедикту Арнольду, стал напротив и негромко, но жёстко спросил:

— А солдаты? Кто теперь утешит их матерей и вдов?

— Выслуживаетесь? Мечтаете о генеральских погонах? — с иронией ответил тот вопросом на вопрос.

Костюшко повернулся и опять пошёл к своей палатке, но, удаляясь от Арнольда, обронил:

— Лучше остаться на всю жизнь полковником, чем получить генеральские погоны через бессмысленную жертву тысяч людей.

— У вас в Европе все такие миролюбивые? — почти выкрикнул вслед Костюшко задиристый Арнольд, но Костюшко не обернулся и не ответил. — Вот и возвращались бы в свою Польшу и там проповедовали бескровную войну, — не успокаивался хромой полковник, предполагая, что Костюшко на эти оскорбления также не ответит...

Костюшко с неприятным осадком в душе от недавнего разговора подошёл к своей палатке, где его уже с нетерпением ожидал Томаш. Однако увидев своего командира с мрачным лицом, он спросил его по-польски совсем не то, что хотел:

— Почему такой хмурый, пан Тадеуш?

— Да вот одному полковнику очень хочется стать генералом, — ответил Костюшко и посмотрел в сторону уходящего Арнольда.

— Я слышал, у него неприятности: его обвиняют в казнокрадстве, — продолжил тему разговора сообразительный ординарец.

— И откуда ты всё знаешь? — с искренним удивлением спросил его Костюшко.

В ответ на вопрос командира Томаш только развёл руками: мол, слышал, говорили.

— Дело этого полковника, скорее всего, будет рассматриваться в Конгрессе, — как бы продолжая мысль вслух или разговаривая сам с собой, произнёс Костюшко. — Поэтому генеральские эполеты и слава героя ему нужны позарез и любой ценой, — закончил он разговор и пошёл готовиться ко сну.

Ранним осенним утром 7 октября 1777 года, когда уже не спится, а солнце ещё только начинает всходить над землёй, в лагере английской армии наметилось оживление. Солдаты чётко и заученно выстраивались в линию по всему фронту согласно нормам и традициям, сложившимся на полях европейских войн XVIII века. Артиллеристы, быстро взбодрившись от прохлады утра после короткого и тревожного сна, разворачивали орудия в сторону противника — армии колонистов.

Со стороны же армии Гейтса не было видно похожей суеты. Скорее, наоборот, противник английской армии спокойно ожидал, когда британские солдаты двинутся ровным строем прямо под их ружейный огонь. В дальнейшем так оно и вышло: дважды Джентльмен Джонни бросал свои войска в атаку, и дважды, неся большие потери от метких выстрелов солдат Континентальной армии, британцы откатывались от укреплений, возведённых и кратчайшие сроки под руководством полковника Тадеуша Бонавентура Костюшко.

Жеребец под Арнольдом нервно перебирал ногами. Видимо, нетерпение самого полковника, стремящегося в бой, передавалось и его лошади.

— Смотри, — сказал сержант Том Вейн, кивая на полковника, своему соседу, стоящему вместе с ним в строю, готовясь ринуться в атаку на «красные мундиры», — сейчас наш бравый Арнольд вытащит из ножен саблю и поведёт нас в бой.

Несколько ядер со стороны английской армии с характерным свистом, предупреждающим о своём появлении, пролетели над головами солдат американской армии и шлёпнулись, не разорвавшись, в грязь где-то позади строя. Бенедикт Арнольд, заметив, что противник второй раз начинает медленно отступать под ружейным и артиллерийским огнём колонистов, решил использовать момент и наконец-то схватить удачу и славу за хвост. Обнажив саблю и дёрнув за поводья лошадь, направляя её на врага, с криком: «За мной! В атаку!» лихо поскакал впереди своего полка.

Солдаты не заставили себя долго ждать и ринулись за своим доблестным командиром. Но его картинное стремление в гущу боя было внезапно прервано свистом очередного ядра, выпущенного из английской пушки. Ядро разорвалось рядом с лошадью полковника, а осколок от него впился всаднику в ту же ногу, на которую он уже хромал из-за первого ранения. Со стоном от боли и досады за такое невезение Арнольд свалился с лошади на руки своих солдат. Перевязав окровавленную ногу своего командира, четверо из них понесли раненого в тыл своей армии, получив хороший шанс не попасть под пули англичан и остаться в живых в этом сражении. А дальнейшую победоносную атаку на ряды английских солдат повёл полковник Морган.

А англичане продолжали отступать... Генерал Бургойн, рассматривая в подзорную трубу свою отступающую армию, срочно дал указание окопаться на ближайших высотках к северу от Саратоги. Ситуация в корне изменилась: регулярная британская армия отступала, а армия Гейтса теперь её преследовала и окружала. Решение Бургойн принял сразу. Но для создания видимости его коллегиальности он собрал на совещание штабных офицеров.

— Ну что скажете, господа? У нас сложилась довольно пикантная ситуация, — начал свою речь генерал. — С одной стороны, мы — армия его величества, призванная навести порядок в американских колониях и усмирить бунтовщиков. С другой — вместо простых бунтовщиков нас встретила боеспособная армия, в количественном составе значительно превышающая нашу. Кстати, эти... — Бургойн не находил слов, чтобы выразить своё хорошо разыгранное возмущение, — эти фермеры соорудили на нашем пути укрепления по всем правилам военного искусства.

Молчание всех офицеров было ответом на его длинный доклад о текущем моменте, который был явно не в пользу британцев. С тревогой поглядывая в сторону более удачливого противника, никто не решился подать хоть какой-либо совет своему генералу. По сути дела, все были в шоке, не понимая происходящего. Только что их доблестная армия потерпела поражение от каких-то колонистов, которые ещё год назад вспахивали свои поля или отстреливали в лесах дичь. И они же, вступив в открытое сражение, заставили британских солдат окопаться на этих холмах у реки, чтобы сохранить себе жизнь!

Генерал Бургойн прекрасно понимал, что они в ловушке, из которой было только два выхода. Можно с достоинством встретить врага и попытаться пробиться через их строй. При этом шансов погибнуть или попасть в плен было больше, чем разбить противника. Или... с таким же достоинством капитулировать, предложив противнику свои условия капитуляции.