По прибытии в родные Сехновичи его встретил настороженно брат Иосиф со своей женой Марией. Но Тадеуш быстро их успокоил и подтвердил, что не претендует на наследство, как и обещал, покидая отчий дом почли десять лет назад.

В хозяйстве Иосифа Костюшко практически ничего не изменилось с того времени, как Тадеуш уехал из дому в Варшаву в поисках счастья и удачи. Вечером, сидя за столом, он долго рассказывал Иосифу и его жене о своей учёбе, поездках и людях, с которыми ему пришлось общаться в разных странах Европы.

Слушая брата, Иосиф тоскливо смотрел на своих троих детей, сидящих на лавке, которые, открыв рот, с удивлением рассматривали своего дядьку, приехавшего из далёких краёв. Тадеуш сидел среди них как чужестранник и понимал, что долго здесь не задержится. Уж слишком разными стали родные братья за эти прошедшие годы.

— Да, брат, повезло тебе. А мы вот тут барахтаемся, барахтаемся, — Иосиф налил себе полную чарку водки и залпом выпил. Его жена неодобрительно посмотрела на мужа, но ничего вслух не сказала.

«Наверно, выпивает Иосиф. А жена уже привыкла», — подумал Тадеуш, заметив, с каким осуждением смотрела сноха на своего мужа.

— Вот и всё. Остальное расскажу завтра. Устал, хочу отдохнуть, — поднявшись из-за стола, сказал Тадеуш. — Скажи кому-нибудь, пусть постелят на сеновале, — вдруг попросил он брата.

— Томаш! — громко позвал кого-то Иосиф, и в комнату уже через секунду на зов хозяина вошёл высокий красивый парень. — Постели пану Тадеушу на сеновале. Видишь, соскучился он по деревенской жизни.

Иосиф как-то криво улыбнулся на свои же слова и налил себе ещё рюмку, но выпить не успел. Мария быстро выхвалила чарку и вылила обратно в бутылку.

— Всё, хватит на сегодня, — коротко сказала она мужу.

— Хватит, так хватит, — вдруг миролюбиво согласился с ней Иосиф и пошёл, шатаясь, в соседнюю комнату с явным намерением завалиться спать.

— Пойдёмте, пане, за мной. Я вам быстро постелю, — предложил Томаш «пану Тадеушу» и повёл его за собой.

Тадеуш с интересом посмотрел на парня и спросил его:

— Ну а ты как поживаешь? Женился уже, наверное?

Томаш сразу как-то смутился, опустил голову и тихо ответил:

— Нет, пан Томаш, не женился.

Тадеуш ещё раз осмотрел Томаша с ног до головы: перед ним стоял молодой, здоровый мужчина, которого он ещё помнил четырнадцатилетним мальчишкой перед своим отъездом в Варшаву.

«А неплохой бы получился из него солдат, — подумал Тадеуш. — Интересно, почему он не женат?» Но от долгой дороги, усталости прошедшего дня и выпитого вина Тадеуша разморило и потянуло ко сну. Он больше ничего не спрашивал у парня, пока тот стелил на сеновале тёплое одеяло. Но прежде, чем отпустить слугу, Тадеуш придержал его за руку:

— Сын за отца не отвечает. Понял меня? — Тадеуш внимательно посмотрел на Томаша. Тот опять опустил голову и согласно кивнул. — Ну, тогда ступай и разбуди меня на рассвете. Рано утром мне нужна повозка. Отвезёшь меня в Варшаву, — приказал Тадеуш тоном хозяина.

— А пан Иосиф знает? — только и спросил Томаш.

— Знает и даже будет рад этому, — усмехнулся Тадеуш и полез спать на сеновал.

На заре следующего дня, сидя в повозке, которой управлял Томаш, Тадеуш Костюшко представлял, какую встречу ему устроит Юзеф Сосновский. В то же время он терялся в догадках, что тот собирался ему предложить вместо службы в армии.

Прибыв в Варшаву, Тадеуш сразу направился к дому Юзефа Сосновского. Постучав в знакомую калитку, он с ностальгией вспомнил тот день, когда впервые очутился в этом месте. Вот и сегодня на его стук двери открыл знакомый привратник и, без труда узнав Костюшко, заулыбался.

— С приездом, пан Тадеуш! Как добрались? Всё ли благополучно? — низко кланяясь, спросил слуга.

— Здравствуй, здравствуй! А ты всё такой же, Вацлав, время тебя не берёт, — похлопав дружески по плечу привратника, поприветствовал его Тадеуш как старого знакомого. — А пан Юзеф дома?

— Дома, дома, — суетливо заговорил Вацлав. — Уже предупреждал меня, чтобы я немедленно доложил ему о вашем прибытии.

— Ну, так веди меня к нему, докладывай, — подтолкнул привратника Костюшко, и они вдвоём пошли по садовой дорожке к дому.

Юзеф Сосновский как всегда был занят. Сидя в кресле в рабочем кабинете, поседевший и немного от этого постаревший, он что-то диктовал своему писарю, попыхивая трубкой с длинным мундштуком.

— Ну наконец-то прибыл, голубчик! — Радостно встретил Сосновский долгожданного гостя, встал с кресла и раскрыл свои объятия. Обнимая Тадеуша и похлопывая своей большой ладонью его по спине, Сосновский приговаривал: — А возмужал, возмужал, чертяка! Наверно, молодые паненки слетаются к тебе, как пчёлы на мёд?

Но заметив смущение Тадеуша от этих слов, Сосновский с удивлением спросил:

— Что? Неужели тебя до сих пор ни одна не приголубила?

Костюшко корректно промолчал. Но литовский писарь не унимался:

— Ну, присаживайся, рассказывай о своих заграничных приключениях.

— Да что рассказывать, я обо всём подробно нам писал, пан Юзеф, — наконец-то заговорил Костюшко. — Пять лет даром не прошли: многому научился, много повидал. А теперь — вот приехал домой, надо же отслужить родине и королю за его милость.

Хозяин и гость присели за большим столом, на котором уже стоял графин с вином и закуска.

— Королю сейчас не до тебя: сам знаешь, какие у нас события происходили, пока ты там по зарубежным столицам прогуливался, — проворчал недовольно Сосновский. Он выпил вино, и слуга тут же наполнил пустой бокал по одному движению пальца хозяина. — Нашу армию по требованию российской императрицы сократили в несколько раз, а российские дипломаты суют нос во все дела Речи Посполитой.

— А что король? — спросил, дождавшись паузы, Костюшко.

— Король? — повторил вопрос, как бы недоумевая, Сосновский. — Ему сейчас не позавидуешь: с одной стороны Россия, с другой — Австрия с Пруссией. Всё никак не могут успокоиться, всем им Речь Посполитая представляется в виде дойной коровы. А ведь если корову не кормить, молоко в какой-то момент может пропасть. Заметил уже, наверно, до чего страну довели?

— Заметил, — грустно ответил Костюшко. — Но ведь надо что-то делать, надо что-то предпринимать.

— Ладно, что-то мы не о том говорим. Давай лучше подумаем, чем тебя занять, — заговорил вдруг на другую тему Сосновский. — Так сразу в армию ты не попадёшь: нет сейчас для тебя места. Сегодня наши офицеры либо служат в чужих странах, либо покупают офицерский патент за деньги. Ты готов заплатить в казну за патент?

Костюшко отрицательно замотал головой. Он знал примерно, сколько это стоит, и не надеялся на свой тощий кошелёк.

— То-то же, — за него ответил Сосновский. — А поэтому я предлагаю тебе временно пожить у меня. Ну а чтобы ты не скучал без дела, пока я попытаюсь найти тебе должность, предлагаю послужить мне.

— Всегда готов, — радостно вскочил с кресла Костюшко.

— Да сядь ты. Я предлагаю тебе, — продолжил хозяин дома, — послужить у меня гувернёром.

Костюшко от неожиданности от такого предложения сел обратно в кресло.

— Я же офицер, а не гувернёр. Я — шляхтич, — с обидой напомнил Сосновскому Костюшко.

— Да пойми ты, я хотел для своих дочерей нанять французского учителя, — начал уговаривать его Сосновский. — А зачем мне в доме всякие вольнодумства в виде Руссо и Вольтера? А ты свой, земляк, и языки знаешь иностранные не хуже иноземцев.

Тадеуш на минуту задумался. Сосновский выпил ещё бокал вина, закусил куском мяса и снова завёл свою речь.

— Соглашайся, Тадеуш, ведь это недолго. Я через пару месяцев обращусь к королю, напомню о тебе. Смотришь, и определят тебя в какой-нибудь полк.

Сосновский был уверен, что Костюшко не откажется от его предложения. Ведь он столько сделал для этого молодого человека. Вот и сейчас даёт приют в своём доме.

— Хорошо. Пусть будет по-вашему, послужу гувернёром, — согласился Тадеуш и тяжело вздохнул. — А если я панночкам не понравлюсь? — спросил он и улыбнулся.