Наконец пришло время коснуться событий, о которых Костюшко не хотелось говорить. Однако не вспомнить о восстании и причине его нахождения в России в данном случае было невозможно. Но Павел I по этой теме главную роль оратора взял на себя.
— Я прекрасно вас понимаю, — начал он говорить тоном учителя. — Вы — борец за свои республиканские идеи, и я уважаю таких идейных людей. Скажу больше: я не вижу в вас своего врага, а хотел бы видеть в вашем лице друга.
Костюшко удивился такому дружескому пожеланию российского императора. По какой такой причине Павел I вдруг предлагает ему свою дружбу? Видно, на лице Костюшко отобразились его мысли, так как Павел I торопливо подтвердил сказанное им:
— Да-да, не удивляйтесь. У каждого свои идеалы и цели, и мы должны уважать жизненные принципы других, даже если они не совпадают с нашими.
Наступила неловкая пауза. Костюшко не знал, как ему реагировать на подобные заявления, но первым паузу прервал опять русский император:
— Я понимаю вас, вы перенесли у нас душевные страдания, которые порой воздействуют на нас тяжелее, чем физические. Мы хотели бы как-то сгладить эти неприятные для вас воспоминания.
— Ваше Величество!.. — Костюшко попытался выразить свою признательность императору за предоставленную ему свободу.
Но Павел I не дал ему возможности сделать это:
— Со вчерашнего дня вы не только свободны в ваших действиях, но я бы хотел добавить к этому ещё тысячу крепостных от меня в качестве подарка от царской семьи. Надеюсь, вы не откажетесь?
Костюшко задумался: отказаться принять подарок от императорской особы значит оскорбить Павла I, но и принять в подарок крепостных крестьян ему, руководителю восстания, борду за республиканские идеи, противнику рабства... Нет, это было невозможно... Тогда что же делать?
— Премного благодарен, государь, за вашу милость. Признаюсь честно, не ожидал такого отношения ко мне, бывшему узнику, — искренне сказал Костюшко, раздумывая, как ему поступить.
А Павел I, довольный проявлением своей щедрости и милости, повернувшись к жене, тихо заметил:
— Вот видишь...
Но Костюшко вдруг продолжил:
— Однако я осмелюсь просить вас, государь, ещё об одной милости с вашей стороны.
Теперь император с удивлением повернулся к Костюшко:
— Да, я слушаю...
— Я осмелюсь отказаться от вашего подарка, так как, вы сами понимаете, что он противоречит моим жизненным принципам, о которых вы только что говорили с таким уважением, — попробовал выйти из неловкого положения Костюшко.
— Но мы бы хотели как-то сгладить неприятные воспоминания о времени вашего пленения, — объяснил Павел I причину своего двусмысленного предложения, и тогда Костюшко начал «торговаться»:
— Но если вы всё-таки хотите сделать мне достойный подарок, то прошу освободить моих соотечественников, сосланных в Сибирь, а также других участников Польского восстания, которые в Петропавловской крепости ждут суда.
Павел I «торговаться» не умел, а Панин, который долгое время был его наставником, этому своего воспитанника не научил. Но Павел I сумел проглотить эту «пилюлю наглости» от Костюшко и с достоинством вышел из неловкого положения. Ом опять повернулся к жене и с восторгом заметил:
— Нет, ты только посмотри, дорогая, как это благородно, — потом, вновь обращаясь к своему польскому «другу», жёстким голосом императора добавил: — Конечно, я исполню вашу просьбу, и в ближайшее время на это будет моё волеизъявление. А всё, что повелеваю в России я, исполняется немедленно.
Костюшко с усилием встал со своего места, опираясь на трость, и склонил голову в благодарном поклоне. И этот жест благодарности тоже был искренним.
Павел I, довольный произведённым эффектом и выражением благодарности со стороны Костюшко, допил бокал вина и небрежно добавил:
— А что касается крепостных, то я велю выдать вам в дорогу сумму, равную стоимости этих крепостных.
В этот момент императрица Мария Фёдоровна впервые за всю беседу подала голос:
— Я бы также хотела что-то сделать для вас, — императрица посмотрела на мужа, и тот одобрительно кивнул ей. — Я знаю о вашем увлечении, поэтому вам будет передан токарный станок, сделанный лучшими немецкими мастерами. А также примите от нас эту камею с портретом всех членов нашей семьи.
Мария Фёдоровна махнула рукой мажордому, и тот немедленно поднёс Костюшко камею, окаймлённую драгоценными камнями. Костюшко опять поблагодарил Павла I с супругой, в очередной раз с трудом поднявшись с кресла и поклонившись.
— Пусть у вас от России останутся только хорошие воспоминания, — искренне добавила императрица.
После официальных подарков и слов благодарности разговор опять приобрёл непринуждённый характер. Костюшко уже не чувствовал напряжённости и в ходе беседы обдумывал, как ему сказать императору, что в ближайшие дни он намерен покинуть Россию, но Павел I опередил его:
— А где вы намерены в дальнейшем проживать? Я всё-таки предлагаю вам остаться в России, а мы сделаем всё, чтобы она стала для вас второй родиной.
— Ещё раз благодарю, Ваше императорское Величество, — ответил Костюшко, — но я намерен вернуться в Америку, где мне предоставлена генеральская пенсия и большой земельный участок. И... у меня теперь будет достаточно времени для личной жизни.
Император недовольно поморщился. Только что он сделал Костюшко столько подарков, предложил ему своё покровительство, а он... Но дело было сделано, а своих решений он, император России, менять не будет!
Однако вслух Павел I не высказал ни слова раздражения. Вольному воля.
— Ну что же, я сожалею об отказе, но ваше решение я уважаю, — кивнул Павел I в знак согласия. — Пусть будет так. Я распоряжусь, чтобы ваши пожелания и просьбы, пока вы находитесь здесь, неукоснительно исполнялись.
На этом торжественный обед с российским монархом закончился. Костюшко вздохнул свободно и расслабился только в карете, укутавшись в тёплую соболью шубу, которую императорская чета присовокупила к другим своим подаркам.
В одной из комнат Мраморного дворца суетились слуги, упаковывая вещи Костюшко и загружая их в карету. В этой же комнате на кресле перед горящим камином сидел сам прежний жилец Тадеуш Костюшко. Рядом с ним в другом кресле сидел его товарищ: бывший секретарь Юлиан Немцевич, которого освободили по указу Павла I, как и других 12 000 участников Польского восстания 1794 года. Только те 12 000 ещё находились в далёкой Сибири, а Юлиан Немцевич уже в этот день готовился в далёкое путешествие в Америку вместе со своим другом.
Слуги закрыли последний сундук с вещами и вынесли из комнаты, а Костюшко продолжал в задумчивости сидеть и смотреть на огонь. Поседевший и постаревший за время нахождения в Петропавловской крепости Юлиан Немцевич молчал, боясь потревожить размышления бывшего командира. Они вообще мало говорили даже тогда, когда впервые встретились после двухгодичного плена. Да и о чём говорить, когда и всё и без того ясно: восстание, так тщательно подготовленное и продуманное, было подавлено в течение года. Плен, ожидание суда и, возможно, казни... Их страна в третий и в последний раз была разделена. Родины у них больше нет. Речь Посполитая как государство перестала существовать и навсегда исчезла с карт Европы. Только навсегда ли?
И в этом крахе надежд и замыслов тысяч людей Костюшко винил одного себя. Ведь это он возглавил восстание, взяв на себя бремя ответственности за его последствия, ведь это к Костюшко шли люди с верой в лучшую жизнь на своей земле.
А сколько солдат, офицеров и генералов отдали жизни ради свободы родины, сколько семей остались без кормильцев и сколько не родится детей! И всё напрасно.
С такими тяжёлыми мыслями Костюшко собирался покинуть Россию. Страну, которая вышла победительницей в той войне, страну, по воле которой не только он, но и все его соотечественники остались без родины. Всё, что он мог сделать и исправить, он сделал. Вот и Немцевич живой и на свободе, но седой, сидит рядом, перенеся все ужасы пленения. Выпущены из казематов Петропавловской крепости и другие участники восстания. Они уже находятся далеко от Санкт-Петербурга, направляясь кто во Францию, кто в Австрию, кто в Италию... Никто из них не пожелал встретиться с Костюшко после освобождения, и только Юлиан Немцевич выразил желание уехать вместе с ним. И маршрут движения они уже определили: через Финляндию в Швецию, затем в Лондон, а оттуда в Америку.
