Коридор поворачивает, но ничего не меняется. Всё те же мрачные стены. А за следующим поворотом, я упираюсь в заблокированную дверь с надписью «Вход только для экипажа».

Ну, красота! Развернувшись — с достоинством, будто так и планировал, шагаю обратно.

А я ещё мечтал быть звездолётчиком! Да тут не выдержать и пару недель! Похоже, астронавт — самая неинтересная профессия, а Вселенная — самое скучное место!

Дойдя до дверей каюты, повинуясь внезапному импульсу, вхожу.

Мэйби всё так же, комочком, сидит на кровати. Не поднимая голову, произносит:

— Что, уже нагулялся?

— Нет! — я вновь открываю закрытую секунду назад дверь.

— Да сядь ты уже! Признай — там нечего делать!

Но, я не слушаю.

Спустившись по лестнице, попадаю в грузовой трюм.

Ого! Здоровенный!

Жаль, Мэйби осталась в каюте. Было бы круто бегать тут друг за дружкой, и потом…

— Да заткнись ты уже, пусть старшина расскажет!

— Точно!

— Во-во!

Двигаюсь на голоса. Выглянув из-за контейнера, вижу компанию матросов, рассевшихся на тюках.

— А хотите историю о настоящей любви? — вопрошает бородатый мужик с золотыми полосками на погонах.

Раздаются смешки… Ну да, флотских я знаю прекрасно, лечу не впервой. Любовь, в их понимании, сводится к посещению портовых борделей. Такая любовь и есть — настоящая, а думающих иначе, военные презирают.

— Так вот, слушайте… Давно это было, в эпоху фотонных движков… — голос старшины тонет в одобрительном гоготе — всем становится ясно, что рассказчик мастак заливать.

— Да хватит вам ржать! Чего я смешного сказал?! — его искреннее возмущение вызывает у толпы новый приступ. Но он, уже не обращает внимания: — Летёха — зелёный совсем, вроде нашего, втюрился в капитаншу — командира эсминца. Чипы в те времена были не то, что сейчас — а их ему только поставили. Не успели они ещё глупые чувства полностью подавить, только память стёрли. Так вот, видит он капитаншу и млеет — хотя сам не поймёт, отчего. Для всех она — стерва, а для него — Любимая, с большой буквы…

— С большой? — матросы надрывают животы. Сама мысль о том, что к старшему по званию можно испытать те же чувства, что к вожделенной шлюхе, находится за рамками их понимания. — И что же они, обнялись и расцеловались?

— Да нет, ничего подобного! Раздражал он капитаншу, а чем, она и понять не могла. И как-то раз, не совладав с собой, шею ему и свернула. За невыполнение воинского приветствия — он вечно рот разевал, как её встречал. А после, возьми, да и вспомни, что летёха тот, был её парнем. В школе, ещё до того, как она чипов армейских в башку понаставила и забыла всё, что военному только мешает: детство, родителей, беготню по траве и любовь… И вдруг, одно за другим, всё это вспомнилось… Заперлась она в кубрике, да пулю в висок пустила…

— Медленную?

— Чего?

— Пуля-то, медленная была? Такая, чтоб метра два пролететь, не повредив оборудование? Оружие с быстрыми пулями на корабль не протащишь!

— Да чтоб вас всех! Отдала наноботам приказ на уничтожение тканей. Вообще не в том суть…

— А в чём?

— В том, что не видите вы красоты настоящей истории! Слушайте… Дело-то, после боя было — корабль потерял массу. И всех, кто погиб или кого восстанавливать после ранений было излишне дорого — использовали для устранения повреждений. Трансформировали разбитое оборудование и трупы — в обшивку, переборки, шлюзы. И хоть сто двадцать килограмм вещества наверняка бы не помешали, старпом — тоже девчонка, в знак уважения к чувствам бывшего командира, решила сделать иначе. Уложили их с летёхой рядышком на погрузчик, да засунули в масс-преобразователь, где они превратились в энергию, а после — пучком фотонов были выброшены из двигателей корабля. Так, влюблённые, слившись в луч света, отправились в бесконечное путешествие сквозь ледяную тьму…

Последнюю фразы старшина произнёс тихим голосом, полуприкрыв глаза, видимо ожидая, что и слушатели проникнутся красотой неземной военной любви.

Напрасно. Последовал новый взрыв хохота и подколки:

— Так если она — капитанша, а он — летёха, выходит она в первоклассника когда-то влюбилась? Вот знал, только извращенки на службу идут!

Толпа загудела, восторгаясь историей, в которой действующими лицами были офицеры их собственного корабля, погибающие в финале по собственной глупости.

Что за народ! Обсуждают чужие утраченные чувства, а то, что у самих в головах нейрочипы их не волнует. Как и то, что они безвылазно болтаются в пустоте — без дома, и без семьи.

И рассказ! До чего он нелеп!

Но, сколько иронии! Это ведь сейчас, а не в прошлом, трупы отправляют в переработку — для производства пехоты не напасёшься козлов. Из фекалий и мусора делают еду и вещи. С загрязнением покончено, на всех планетах Союза — замкнутый цикл. Наверное, этим стоит гордиться.

А вот Вселенная точно не экономит. Похоже, у неё всего до хрена — даже достаточно сложных структур, над которыми пришлось попотеть. К примеру, людей.

Наша — точно не из числа тех никчёмных вселенных, вечно ноющих о сострадании. Гуманизм — человеческое понятие, миру о нём ничего не известно…

Заложив приличный крюк, обхожу травящих байки матросов. Да уж, лететь с обычным движком искривления — не то, что мгновенно скакать от Маяка к Маяку. Рехнёшься от скуки!

Ни иллюминаторов, ни экранов. Звездолёт, из которого не увидишь звёзд — разве люди об этом мечтали?

И набит идиотами. Хотя, к ним я привык, не впервые летаю с военными.

Только и остаётся, что бесцельно слоняться по трюму.

Контейнеры — тщательно запечатанные и опломбированные. Зелёный штамп: «Дзета-6».

Не распечатывая понятно: волокут наркоту на богатые полезными ископаемыми планеты. Дикари, отказавшиеся от имплантации нейрочипов, тоже нуждаются в счастье. А промышленность Союза — нуждается в дешёвом сырье. И вероятно, следующие поколения свободолюбцев, будут не такими несговорчивыми противниками прогресса.

— И что, пацан, ты тут забыл? — откуда ни возьмись вырастает «морской» лейтенант.

— Ой, дяденька, прости! Забыл у тебя разрешения спросить!

Он хмурится.

— Смотри допрыгаешься, запихаю к этим, из «Гелло». Узнаешь настоящую жизнь!

— К кому?

Но он и не думает отвечать — только спина раскачивается в проходе.

Очередная дверь, в очередной переборке, и — я сталкиваюсь нос к носу с…

Моего возраста. Личико, смазливое до отвращения. Тряпочные кроссовки, из которых торчат длиннющие ноги, чёрная плиссированная юбка и бордовая блузка. Странный знак на нагрудном кармане — скрещённые на фоне парусов шпаги. Хрупкая фигурка перекошена от тяжести ведра с пенной жёлтой жидкостью.

Ну и везёт мне на них! Встретить девчонку на боевом корабле!

Но я уже знаю, что это везенье — в кавычках. Столкнулся с девчонкой — жди неприятностей. Наверное, противоположный пол для того и придуман.

Как бы в подтверждение этих идей, она делает такое лицо, словно вступила в кучу дерьма. И тут же, расплывшись в белозубой улыбке, суёт мне в руки ведро:

— Поможешь? Ты ведь мужчина!

— Что с того?

Я будто сижу на крыше рядом с Фиестом и вглядываясь в красные вспышки… А ведь раньше, до Диэлли, я с радостью бы ухватился за ручку.

Улыбка мгновенно сползает с её лица.

— Тогда отвали!

Она упирается рукой в мою грудь, решив, что отпихнуть худого мальчишку будет легко.

Как бы не так! Я твёрдо стою на ногах, а девчонка, потеряв равновесие, клонится в сторону. Ведро цепляется за ногу, плеснув содержимым ей на кроссовки.

— Ну ты и козёл! — в глазах неподдельная ненависть.

Отодвигаюсь. Она проходит, возмущённо шипя, а я провожаю глазами бордовую блузку.

— Как тебе Терция? — кроткий голосок, но я вздрагиваю. Отчасти от неожиданности, но больше — оттого, что не могу определить пол.

Обернувшись, вижу, что это — пацан. Помладше девчонки, в такой же дурацкой одежде, только не в юбке, а в шортиках. И столь же слащавый.