Спустившись, проходим в купол и неожиданно оказываемся на Ириде. Естественно, не на реальной, но сходство огромное.

Залитые светом луга, лес вдалеке, и радуга, родившаяся в брызгах тысяч форсунок.

За прозрачными стенами купола — рифы и пёстрые рыбки. Повыше плещутся волны, а в самом верху — солнце просвечивает сквозь лёгкие облачка.

От этого вида, от воспоминаний об Ириде, об оставленных там друзьях, подкашиваются ноги. Я опускаюсь в траву, подняв облако бабочек.

Почему-то, очень хочется пить. Наверное, после купания в солёном тёплом океане. А тут столько воды, и вся недоступна!

Мэйби хохочет:

— Ну вот! Это и есть твой подарок! Кажется, нравится? Похоже ведь на Ириду? — она плюхается рядом, и переливчатые крылья снова щекочут кожу.

Я обнимаю девчонку за талию, прижимаюсь щекой.

— Спасибо, спасибо!

Она довольно сопит…

— Слушай, ты где жила на Ириде? Почему мы не встретились?

— Подумаешь! Не встретились, и не встретились! Ирида большая. Кому это всё интересно? Зачем прошлое ворошить? Главное, мы вместе сейчас! — я ощущаю прикосновение мягких горячих губ.

Она, вероятно, права. Не всё ли равно… Мы и так почти на Ириде.

— Кир, мы валяемся у самого шлюза, как идиоты.

Встаю. Протянув руку, вытягиваю девушку из травы.

Переглядываясь и хохоча, мы шагаем по нежной траве, по цветущему лугу.

«Избранных» не так уж и мало!

Семьи, играющие во фрисби и бадминтон. Эстеты, с корзинками для пикников. Пяток детей, наслаждающихся играми на флайролах и ховербордах.

Наверное, это единственное место на Диэлли, где летать не запрещено.

В основном тут, конечно, пердуны лет за сто, от которых охота держаться подальше. Тела-то у них ещё о-го-го. По крайней мере у тех, кто регулярно избавляется от жира и проходит омолаживающие процедуры. Чего не скажешь о мозге…

Вне сомнений, сейчас расцвет человеческой цивилизации. Самый пик. Одной только Мэйби что-то не нравится.

Да, взрослеть приходится рано. Быть гражданином Галактики — это тебе не торчать в тепличных условиях на старушке-Земле! Но пожила бы она в средневековье, веке в двадцатом! В те времена пятнадцатилетние были менее развиты, чем наши двенацтатилетки! В семьдесят уже выходили на пенсию! А на заре цивилизации, так и подавно: старели в тридцать, взрослели в семнадцать!

Детство, да старость — а надо успеть нарожать десяток детей! Ещё исхитрялись заниматься наукой, двигать прогресс!

Невольно в памяти всплывает Фиест.

Сколько же ему лет? На вид, так не меньше трёхсот! Но люди не доживают даже до пары сотен, при том, что после ста пятидесяти — бесконечные процедуры, разрушенный мозг, потеря связи с реальностью.

Нет, трёхсотлетний мозг невозможно себе представить! Должно быть разумное объяснение. К примеру, болезнь.

— Слушай, ему сколько лет?

— Кому? — Мэйби вскидывает брови. Я и забыл, что она не умеет мысли читать.

— Фиесту.

Она смеётся:

— А! Понимаю, что ты имеешь ввиду! Нет, он совсем не старик. Ему приблизительно, как твоему отцу. Эксперимент: он доживёт лет до трёхсот. Из-за модификации у него такой вид. Но на внешность ему наплевать…

— Эксперимент? Чей?

— Откуда мне знать? Друзей у него — половина Галактики.

С трудом верится, что у Фиеста вообще есть друзья!

— Ещё есть такие, как он?

— Нет.

— А что у него за тату? — из головы не выходит странная улыбающаяся драконья морда на кисти руки.

— Не знаю… Наверное, в армии сделал. Сам он её называет: «Змей». А иногда: «Дракон».

— В армии?

— Слушай, не будем о нём. Я старалась, а ты портишь подарок!

Не пойму: то она отца обожает, то о нём слышать не хочет!

Подростковое? Вряд ли! Ни фига она уже не подросток!

По-видимому, именно из-за засилья старичья, с нами заговаривает парочка нашего возраста.

— Привет! — у юноши на губах смущённая улыбка. Девушка стоит рядом, потупив взор.

В ответ из уст Мэйби изливается водопад гневных фраз, немногие из которых можно сказать при детях:…вы…извращенцы…двойное свидание…куда подальше!

Парень стоит ошарашенный, не ведая, что предпринять, а девушка зло произносит:

— Пойдём отсюда, Гром. Они ненормальные!

Мэйби хохочет.

— Гром! Ой, не могу! Гром! Давай, Гром, вали!

— Зачем ты так? — говорю я, когда пунцовый Гром и его бледная подружка уходят. — Как же ты ненавидишь людей!

— Вовсе нет. У меня не выходит ненавидеть тех, кто скоро умрёт. А умрут скоро все. Вокруг только тени.

— Умрут? С чего бы? Война выйдет из-под контроля?

— Война не при чём. Просто жизнь коротка.

— Это не повод относится ко всем, как к иллюзии, как к персонажам игры! И точно так же — к себе!

— Ну побеги, извинись! Тебе есть до них дело? По-твоему, надо было полчаса делать вид, что эта парочка идиотов нам интересна? А так… Они свалили, а мы посмеялись.

— Ты.

— Чего?

— Посмеялась лишь ты.

Она разворачивается и идёт назад, к шлюзу.

— Ты куда?

— Подожду в машине, раз тебе я не нравлюсь! Погуляй тут с Громом, — она не выдерживает и прыскает. — У вас столько общего! Может, он поделится благовоспитанной девушкой, и общего станет больше!

— Да пошла ты!

Как она ухитряется всё испортить? Вроде, пытается выстроить отношения, старается сделать приятное, но хватает её ненадолго.

И плевать! Одному даже лучше… Пусть Мэйби сидит в своей модной красной машине!

Не знаю, какую планету пытались смоделировать создатели этого места. Но тут, под кронами дубов, заслонивших купол, сидя на замшелом камне, невозможно отделаться от чувства, что ты на Ириде.

После пары часов бесцельного шатания по лесу раздражение улеглось, и мысли привычно закрутились вокруг девчонки.

Интересно, как она там, в машине… Неужто тихонько сидит, сложив на коленках ручки и зажмурив глаза?

На плечи ложатся горячие руки. Ухо щекочут такие же, влажно-горячие губы:

— Муррр! Ну как, котёнок, тебе уже легче?

Как она подобралась? Даже ветка не треснула! А я-то, дурак, размышляю о том, чем она занята в машине!

Теперь я не уверен, что Мэйби вообще выходила из купола. Не слишком приятно вдруг обнаружить слежку, особенно если учесть, что за это время успел разок сблизиться с деревом!

Спустя миг, Мэйби восседает у меня на коленях, зарывшись лицом в шевелюру.

— Классно пахнешь!

Будто бы мы не ругались!

Спустя полчаса поцелуев, она заявляет:

— Пойдём! Дела.

Мы продираемся через кустарник и шагаем лесной тропой. Сквозь пение птиц слышно журчание.

Хочется пить…

Сделав в сторону десяток шагов, находим настоящий ручей.

Как не обрызгать подружку?

Потом я падаю на четвереньки и припадаю губами к воде. Пью, и никак не могу напиться.

Промокшие, мы выходим из леса.

Под куполом больше нет посетителей, дождевальные установки запущены на полную мощность. Мэйби скачет и выкрикивает:

— Кир! Кир! Мы одни! Мы тут одни!

Нажатием кнопки на рюкзачке, она включает мелодию. Мягкие, воздушные звуки сливаются с шорохом капель.

Скинув надоевшую обувь, она кружится в танце, среди радуг, вспыхнувших многоцветным огнём в облаке серебряных брызг. Брючный костюм, напитавшись водой, становится лёгкой дымкой на коже.

Мэйби ловит капли языком и хохочет.

Столько воды! Снова хочется пить…

По шее скользят мягкие губы, в спину давит стеклянная стенка тоннеля.

А я, отчего-то, никак не могу оторвать взгляд от заботливых дронов, кружащих над зарослями салата — очевидно, единственных обитателей фабрики в этот час.

Под кожей бушует пожар.

Вместе с тем, я чувствую неприязнь, и начинаю догадываться, что способность вызывать двоякие ощущения — общее для девчонок умение.

Мэйби вдруг сообщает: