Мы умолкаем. Смотрим в пламя костра и слушаем тишину, нарушаемую лишь шорохом падающей с небес пыли, да треском поленьев.

Взгляд цепляется за странный одуванчик на её топе.

— Так ты потому цветочками изрисовала бельё? Не можешь сдержать талант?

Облако смотрит подозрительно, силясь понять, издеваюсь я или нет. Но выбирает мирную тактику:

— Нет. Есть история.

— Расскажешь?

— Действительно хочешь? Или так, посмеяться?

— Смеяться не буду.

— Тогда расскажу непременно! Потом, когда будет всё позади. История станет наградой за спасение девчонки… А пока… Хочешь, сыграю?

— Конечно!

Облако раскладывает флейту, подносит к губам, и из тишины постепенно рождается звук. Он меняется, нарастает, превращается в музыку… В какой-то неуловимый момент мрачная и пугающая реальность исчезает, а вместо неё появляется новая — светлая и прекрасная.

Исчезает и страх.

Ого! Почему же я раньше такое не слушал! Оказывается, это так здорово! Как собрать электронную схему — такую, какой ещё не было. Или создать программу, которая будет работать на порядок быстрее других.

Круто!

Мелодия обрывается.

— Ты чего?

— Хватит. Не нужно слишком долго играть, потеряется смысл. Прекрасное должно ускользать, а не лежать в кармане покорным слугой, — Облако прячет флейту в карман. — Люди не ценят настоящее… Настоящие стихи, настоящую музыку, настоящий момент… Им лишь бы куда-то сбежать, — она поправляется: — Не ценили.

Музыка словно добавила ей своей красоты, и я не могу отвести глаза.

— Знаешь, ты не похожа на азиатку, — я никогда ей это не говорил, боялся обидеть. А сейчас, вырвалось само.

— Расширила глаза. Операцию сделала, чтобы свои надо мной поменьше смеялись.

— Смеялись? — я и сам расширяю глаза — от удивления. — Какие же люди придурки! Как можно смеяться над красотой!

Выходит, глаза у неё «улучшенные». Взглянуть бы на прежние — те, что дала ей природа!

— Спасибо, — она смущается, гладит спутанные волосы и придвигается ближе. — Только, я ведь уже не красивая. Грязная и вонючая…

— Красивая… — обнимаю девчонку за плечи, веду рукой по спине.

— Кирилл… — она кладёт голову мне на грудь. Сквозь гарь костра, вонь и пот, я чувствую её запах. Родной, настоящий.

— Облако… Ты всегда была ко мне равнодушна… Ну а сейчас, тебе что, на меня не плевать? Потому, что никого больше нет?

— Плевать? — она изумлённо распахивает глаза. — Ты же мне нравишься, очень! Разве не замечал? Разве мы не друзья? Ведь мы, и вчера, и сегодня с утра были вместе!

— Нравлюсь? Ты всегда меня избегала!

Девчонка смущается.

— Это прозвучит очень глупо… Всё равно говорить?

— Уж лучше сказать!

— От тебя исходит опасность. Я чувствую, ты меня убьёшь.

— Убью? Я, по-твоему, какой-то маньяк? Ну и бред!

— Да при чём тут маньяк! Будто нельзя убить не нарочно!

— Облако, это какая-то ерунда! Я не причиню вреда, не предам! Ни за что, даже если погибну сам!

— Прости… Я ведь… Теперь… Мы же вместе сейчас. Я тебе доверяю…

— Облако… Как могла ты так думать? Как, только, могла… — я прижимаю любимую и зарываюсь лицом в её волосы.

Пахнут, словно весенняя степь! Запах пота я больше не замечаю.

— Кирилл? Признайся, это ты подшутил над Шестым?

— Нет! Ты чего! «Прими ближнего, будь толерантен, не то разверзнуться небеса!» — хорошо, что она не может увидеть, как горят мои щёки.

— Вот и разверзлись… А ты — врун. Похоже, неисправимый… Ненавижу, когда мне врут. Обманывать других намного приятней! Но — неважно, я не про то… Понимаешь… Мне нравилась Луна…

Ну вот, приехали!.. Минуту назад говорила, что ей нравлюсь я!

А Облако продолжает:

— Такая весёлая… Втроём нам было бы так хорошо!

Она поправляет волосы, обнимает меня за плечи. Наклонив голову в сторону, заглядывает в глаза. Я чувствую на губах горячее дыхание.

— Кирилл… Может быть, мы не проснёмся… Нет ни будущего, ни прошлого. Нечего больше терять, есть только этот момент…

— Я понимаю…

Облако долго не убирает руки, словно чего-то ждёт…

А потом, отворачивается.

Меня вырывают из сна рассветные лучи — не будильник.

Это радует. В школе нам говорили о «ядерной зиме». Потому, вчера я тревожился: пробьётся ли солнце сквозь тучи поднятой сажи и пыли.

Но Господи, как страшно вот так просыпаться!

Мёртвым, облучённым, в Аду.

Всю ночь мне снились девчонки.

С Облаком мы бродили по тенистому влажному лесу и обливали друг дружку водой из ручья. Она кружилась под серебристым дождём среди тысячи радуг.

С Луной я сидел у огромного озера. У целого озера настоящей прохладной воды…

Облизываю деревянным языком пересохшие губы и поднимаюсь на четвереньки. В воздух взлетает мельчайшая пыль. Она всюду: противно скрипит на зубах, забивает нос и глаза.

Чихаю. Облако вздрагивает и открывает глаза.

— Привет! — она потягивается под оранжевой тканью и сладко зевает. Лицо заспанное, опухшее. Котёнок выгибает спинку.

От вида присыпанной ядерным пеплом, смертельно облучённой девчонки, ведущей себя буднично и беззаботно, становится по-настоящему жутко. Будто в мире всё в норме, всё хорошо. Будто война — совершенно обычное дело.

Конечно, я рад, что она жива и здорова. Что, по всей видимости, ей лучше. Но…

— Привет! Вылезай, нужно идти! Кто знает, сколько мы нахватали за ночь.

Знает дозиметр. И когда я вылезаю из «логова», первым делом смотрю на дисплей.

15 Грей!

Нельзя чувствовать себя хорошо, получив подобную дозу!

В носу щекочет, и на дозиметр падают алые капли.

— Кирилл… У меня кровь…

Я оборачиваюсь. Сзади стоит перепуганная девчонка.

Боже, что у неё с лицом! Опухло оно не от сна!

— Вот… — она показывает на промокшие шорты. На ноги, залитые кровью.

— Снимай!

— Нет, ты чего! — она стоит, покраснев и насупившись. Смотрит, как на врага. И я понимаю: она не ошибается, ведь это я во всём виноват. Нужно было идти вчера!

— Сама посмотрю. Отвернись.

— Только быстрей!

— Замолчи!

Я отворачиваюсь и лихорадочно соображаю, что делать. В общем-то, выход один — в ЗКП! До него триста метров, а внутри есть всё: вода, электричество, и главное — медсканер и киберхирург. Он введёт Облаку заменители плазмы и проведёт операцию. А потом…

— Кирилл… Всё.

Я поворачиваюсь. Она такая же перепуганная.

— Это кишечник, Кирилл. Внутреннее кровотечение.

— Пошли! Быстрей! Закружится голова — говори. Понесу.

— Понеси, для начала, Котёнка.

Ни светло, ни темно — словно обычный пасмурный день. Лес покрыт пеплом, слетающим вниз при малейшем дуновении. Ноги вязнут в серых «сугробах». Уже через тридцать метров наваливается усталость.

Ничего себе! Как я ослаб! Пока мы сидели, да лежали — казалось, что всё хорошо!

— Облако, прости…

— Ладно… Ты ведь не знал…

Я смотрю в сторону — потому, что по щекам текут слёзы.

— Мне больно, Кирилл.

Облако опускается в пепел, отстёгивает от пояса коробочку индивидуальной аптечки и достаёт обезболивающее.

Сможет ли она идти? Ведь это наркотик!

Мне страшно, но я не могу заставлять её терпеть боль. Стою и смотрю, как игла входит в ногу.