Да, первый день. Лишь вчера приняты дела и пойман еле уловимый вздох

облегчения у предшественницы – она вконец вымотана переживаниями и страхами, страхами и переживаниями. Что ж, голубушка, наши переживания и страхи – не самая страшная плата за коммерческие грехи, это всего лишь её обязательные спутники, её ангелы-хранители, что держат нас в узде, не давая развалиться благодушно и вальяжно в креслах внешне такой благоустроенной и благополучной жизни. Кресла жизни – не для нас. Грубая деревянная скамья, выкрашенная обычной масляной краской – это наше. Прирасти к ней задницей, полюби каждый сучок её, выщерблину, занозу – и авось не попадешь на её казенную сестрицу, ту самую, которой так обожают завершать свои дрянные книжонки детективщики. Ну а если, не дай бог, все же сработает пресловутый закон возмездия, что ж, со скамьи воображаемой на скамью взаправдишную пересесть всё же легче – для души, или как теперь говорят, для психики…

Да, первый день. Новый коллектив, новые подчиненные – сплошные потёмки. И единственный луч в них – заместитель и два старших продавца, соратники, выписанные из своего прежнего магазина. Зато каков луч! Прожектор! Он быстренько высветит все самые дальние уголочки нового места работы, и отступят потёмки, а с нею неуверенность и скованность.

Соратники… Их она перетаскивает за собой уже в третий магазин. И в каждом из них эта троица становится костяком, железной гвардией Зимняковой. Конечно, это несет за собой повышенные материальные издержки, а что делать? Без преданных, проверенных временем и щекотливыми ситуациями людей, без своей команды нельзя, просто невозможно в их работе. Такова уж специфика. Одиночка, будь она даже семи пядей во лбу, здесь ничто. Пустое место.

Коллектив единомышленников – вот двигатель современной эпохи! Хм… Эка ты, матушка, поднатаскалась с трибун лозунги спускать.

Да, первый день. И первая неделя. И первый месяц. Ох уж эти первые… Одно расстройство от них. Нет, умом она понимает: они тоже работают на неё. И прибыль от них есть, хотя и не в денежном выражении. Это разведка, прикидка, пристрелка, всё это нужно для будущего, но… Умом-то она понимает, но вот сердцем…

Так, сидя поутру в своем кабинете, размышляла Раиса Поликарповна Зимнякова, директриса «Первого гастронома», что раскинул свои торговые площади на главной улице большого южного города, в самом его сердце. В руках она держала перекидной календарь, который-то и напомнил вдруг, что ровно год назад она приняла свой шестой за карьеру магазин. И ведь только подумать, продолжали течь мысли, целый год уж минул! Пролетел. Промелькнул. И нет его. Будто и не было. Не было? Э-э, нет, подруга, номер не пройдёт. Все твои года с тобой, это лишь кажется, что остались они где-то там, в безопасной дали. А как хочется, ох как хочется тебе, чтобы

они… Тьфу! И что за дребедень лезет в башку? Настроение какое-то, мыслишки непонятные…. Вот, даже пальцы подрагивают, а впереди целый рабочий день. М-да, неужели старею? Или может…

Зимнякова потянулась к маленькому изящному зеркальцу. Покачав раздумчиво крупной седеющей головой, она тронула пальцами продуманно небрежный зачёс слегка подлаченных и подсиненных иридой волос. В отличие от большинства своих сверстниц она не только не прятала седину, а наоборот, выставляла её и, кажется, выставляла удачно. Но все-таки главной находкой – и не её собственной, а парикмахерши Верки Куприяновой – была вот эта почти молодёжная дерзкая причёска. Это при её-то предпенсионном статусе! И это при той железобетонной моде на лакированные волосяные башни, что возводились на головах завмагов и чиновниц. А экая девчонка, Верка-то! Сумела убедить свою давнишнюю клиентку, уломала и сделала, и сотворила. И ничего, и получилось. Десяти лет как не бывало. Эх, если бы и лицо вот так же, несимметрично годам…

Зимнякова сделала гримасу и закинула зеркальце в ящик стола. Нет, не в «старею» загвоздка, а в этом самом «или». Или… Вот только что за ним? Что?! За последние три недели Зимнякова уже не раз и не два задавалась этим вопросом.

Да, её мучило предчувствие – неясное, какое-то размытое, непонятное. Она ощущала опасность, но – не видела её. И это было самым ужасным. Неизвестность, а тем более неизвестность угрожающая – штука страшная. И гораздо страшнее, чем дано предполагать человеку…

В дверь кабинета заглянула старший продавец Мухина. Поздоровалась.

Пощупала глазами директрису. Осторожно так, и многозначительно пощупала. Без лишних слов, без вопросов. Она вся такая – осторожная, молчаливая, лишнего слова ни за что не выдавишь.

– Здравствуй, – сухо ответила на скупое приветствие своей соратницы Зимнякова. – Мои слова остаются в силе. Ни-ни. Поняла?

Полные губы Мухиной ужались, глаза как-то неопределенно мигнули и прикрылись не тронутыми тушью чёрными, пушистыми от природы ресницами.

– Да я не … Раис-Поликарповна, сегодня Лукьяновой не будет, заболела. Так я подменю её, за прилавок встану. А что ни-ни – так я помню. Помню!

– Ладно, ладно. Иди работай.

Дверь мягко закрылась. «Пошла переодеваться – подумала Зимнякова и усмехнулась: «Всю радость у них отняла. Смысла жизни, можно сказать, лишила. Впрочем, не только их. Сама измучилась. Но ведь чувствую – что-то не так. Чувствую!»

Она вскинула руку с часами – без четверти восемь. Так, всё. За работу. К чёртовой мамочке всю канитель-дребедень. Голова должна быть свободной, голове – действовать. Целый день. И сегодня. И завтра. Н-нет, пожалуй, завтра – это завтра. Главное же – сегодня. Сегодня! И всё.

…Почётно и выгодно это, когда магазин стоит на главной торговой улице города. Но тяжко-то как! Полчища людей валят сплошным потоком. Калейдоскоп лиц. Какофония голосов. Мелькание рук и дензнаков. Зевы сумок, торб, пакетов. Толкотня и перебранка у касс, давка и ругань у прилавков. Шарканье ног, кашель, чих, смех, выкрики, звон стекла, треск кассовых аппаратов, визг и грохот дверей, «Будьте добры» и «За что Вам только деньги платят!!». И все это в обычный рядовой день – когда же «выбрасывают» дефицит или заканчивается месяц, сила покупательского пресса разрастается до поистине чудовищных размеров, любой, даже самый отлаженный механизм купли-продажи летит в преисподнюю и на его месте закручивается такой смерч, что хватаются за голову даже самые битые и тёртые работники торговли, её асы, её зубры, её волки*.

*Советская торговля в эпоху перестройки. Нынешнему поколению трудно себе представить, как это – в магазинах на полках пусто, а в торговых залах – густо. Стране не хватало всего – продуктов и одежды, обуви и элементарных средств гигиены. Время тотального дефицита. В начале девяностых дошло до талонов на крупы, водку и пр. Кому интересно узнать подробнее, может набрать в интернете «советские очереди».

А что? Если есть морские волки, то отчего ж не быть торговым волкам? Вернее волчицам? Или морская стихия страшнее торговой? Отнюдь. Скажете, штормы, бури, ураганы? Так и в торговле они есть, да еще и какие. Ого-го! Только держись! Запросто можно вылететь за борт и пойти ко дну. И с соседом столкнуться, и рулевое управление потерять, и на рифы налететь, и сесть на мель – всё может статься, примеры есть.

Вот она какая, советская торговля. Стихия. И только сильный выживает в ней. Хитрый. Изворотливый. Ловкий. И умный, конечно, дуракам здесь делать нечего.

Зимнякова, разумеется, была такой торговой волчицей. Правда, она, как и большинство торговых деятелей подобного сорта, в своём кругу больше любила употреблять словцо из ретро – коммерсант, – но суть от того ничуть не менялась. Торговля – для государства, коммерция – для себя. Причём, второе исключительно за счёт первого, во зло первому, наперекор первому. Но – не внешне.