Я почувствовал, как жар заливает мне лицо.

– Вот! – поднял кверху палец юный мудрец. – Не знал, а поплыл. Разве неглупо? Ты не обижайся, Вить, но в данном случае ты непозволительно глупую глупость совершил. Ты рисковал, но как? для чего? Глупо и не для чего. А я вот, если не уверен, ни за что не поплыву. Даже из-за шести сотен в месяц. Понимаешь? Ты думаешь, вот приду я, встану за стойку и сразу же грести начну? Э-э, я вначале на сотенку поживу, и буду на неё жить до тех пор, пока во всей этой кухне, во всей этой коммерс-механике не разберусь. Да и тётка, если попрошу, поможет, поделится, хе-хе, передовым опытом!

Марик потряс соломинку, бросил её на стол и допил остатки коктейля прямо из стакана. Табунов смотрел на него и думал пьяновато: «Щенок! Знал бы ты, какую механику я сконструировал. Шестьсот в месяц! Да ты из-за них каждый день трястись будешь, а я… Ха! Один раз – и всё. Один раз – и всё-ё!»

А вслух сказал:

– Значит, умным себя считаешь?

– А что! Не дурак!

– Хорош ум, – засмеялся Табунов. Вдруг ему захотелось отомстить – за то,

что этот «вьюнош младой» всё понял насчёт пляжного происшествия. – Ещё ничего сделать не успел, а всё уж первому встречному раззвонил.

– Так ведь, ха-ха-ха! – Марик даже руками от удовольствия замахал. –

Первому-то встречному как раз и можно звонить! Как стена надёжному закадычному дружку – не моги, а вот первому встречному – пожалуйста! Вот, ты,

Вить, ты про меня что знаешь? Что я Измарагд. Да? А ещё что? Что барменом буду работать. Да? А ещё что? Ни фамилии моей, ни откуда я – ничего не знаешь. Да и то, что я Измарагдом назвался – ещё ничего не значит. Ну не будешь же ты весь Союз просвечивать на предмет бармена Измарагда. А я, возможно, просто Петя, или Вася. Может, паспорт попросишь посмотреть? Ха-ха-ха!

– Соображаешь, – одобрительно кивнул Табунов.

– То-то. Да и шутил я, брат Витя. В Тюмень я еду, газ добывать! А может – на БАМ махну. Там тоже, говорят, ба-а-льшие деньги заколотить можно. Заколочу, а уж потом в бармены пойду. На сотню в месяц. А? Ха-ха-ха!

«Да, да, всё правильно, – резал морщиной переносицу Табунов. – Другу, матери, жене – никогда, а вот чужому незнакомому человеку – запросто. А всё потому, что раскаиваться в откровенности не придётся. Вот ведь как бывает, поделишься с другом – ну накипело, выхода требовало! – а потом встречаешь его через неделю, в глаза смотришь и думаешь: эх, не надо бы… Ну зачем? Неужели промолчать не мог? Ну а насчёт всего остального, что Измарагд этот говорил… Нет, брат, погоришь ты в своём безалкогольном баре, как пить дать погоришь. Не через год, так через три, не через три – так через десять, через двадцать. Всё равно погоришь. А не погоришь, так со страху умирать будешь каждый день, всю жизнь протрясёшься…

Нет, каждый день рисковать – идиотизм. Рисковать надо единожды в жизни, но – по-крупному, так, чтобы уж крупней некуда. Да при этом постараться так, чтобы сделать риск минимальным, с головку булавочную. Странно, не правда ли? Рисковать по-крупному, но риск при этом – минимальный? Абсурд? Нонсенс? Как бы не так! С умом и на крупную цель можно выйти с минимумом риска. Риск, стремящийся к нулю. Ха-ха!

А за волнорез тебе спасибо, компаньон. Не поплыл бы я с тобой сегодня,не сглупил бы – так и не понял бы так быстро, не почувствовал на своей шкуре, как всё близко – жизнь, смерть. И как они мгновенно могут меняться местами. И себя вот таким, делающим выбор – лучше тихо на дно уйти, чем сделаться посмешищем… нет, не посмешищем – жалким зрелищем! Таким я себя ещё не понимал. И стоит это дорогого. Урок. Настоящий урок. Что ж, положим в копилку. И выводы сделаем. Обязательно. Что-что, а выводы я умею делать…

А касаемо жизненных стратегий…. Ты, дорогой Измагард, всю свою жизнь страхом пропитаешь, насквозь. Будешь, как тот воробей, клевать и по сторонам посматривать, да сто раз к хлебной корке подскакивать-отскакивать. А я… Я прыгну лишь раз, да клюну так, что на всю жизнь хватит. Есть разница? А-а! Вот то-то и оно… воробышек… прыг да клюк…»

Вскоре Измарагд, после телефонного разговора по междугородке, спешно уехал – вероятно, решился вопрос о его барменстве. Ну, уехал и уехал, Табунов нисколько не расстроился. И оказалось – зря: соискатель места бармена отбыл восвояси утром, а уже вечером его отъезд так аукнулся оставшемуся без компаньона Табунову, что у того уши заложило.

Век XXI, десятые

Чертовщина

– Вы родились под знаком Меркурия,

и камень ваш есть изумруд, иначе смарагд».

(К.Г.Паустовский «Повесть о жизни. Далёкие годы»)

…А уже вечером его отъезд так аукнулся оставшемуся без компаньона Табунову, что у того уши заложило.

– Тэкс-тэкс-тэкс! – задумчиво прострекотала Любава. –Текст-текст-текст… Измарагд… Имя-то какое… Странное. Никогда не слышала. Непонятное. Какое-то коряво-красивое и такое… сильное: ИзмарррагДЪ! Не наше, что ли?

– Да вроде наше, Любавушка, – мне пришлось отмобилизовать свои университетские познания в филологии. – Хотя и греческое что-то есть, кажется… Древние славяне измарагдом… нет – смарагдом называли… какой-то драгоценный камень… изумруд, если не ошибаюсь. Да, скорее всего – угадывается сходное звучание: смарагд, изумруд… А ещё… Что-то с древними книгами* связано, кажется. Я, когда писал роман, интересовался, но сейчас разве припомнишь… А насчёт силы – ты права. У имени Измарагд заряженность силой, причём силой… какой-то мрачноватой, опасной – запредельная. Я вспомнил об этой его способности сразу же, как только джинсовый малый с ходу начал «прессовать» Софью Абрамовну. Измарагды лингво-генетически* склонны к доминированию, к превосходству во всём и всегда.

*Измарагд – название древнерусского сборника поучительных произведений. Включал в себя как переводы с греческого, так и русские сочинения.

*Лингво-генетически – здесь: уже по одной своей изначальной, языковой природе. В народе это называется: «Как пароход назовёшь, так он и поплывёт».

Кстати, дорогая моя помощница, не удержусь от того, чтобы не похвастаться. Я почему о доминировании легко вспомнил? Потому что когда более четверти века тому прописывал сей характер, долго не мог имя ему подобрать. То так его назову, то эдак… Но вот чувствую: не то! Всё – не то! Взял я тогда орфографический словарь – а там, в конце обычно, подборку имён всегда дают – и начал примеривать. Не так, не сяк – никак! И вдруг – вижу: вот оно. Измарагд! Никогда раньше людей с таким именем не встречал, ни в книгах, ни тем более в жизни. А тут… Ну, словно откровение какое-то. Подставил Измарагда в текст – и сразу ощутил полное совпадение с характером, вся глава заиграла. Ты как считаешь?

– Точно! Софью Абрамовну чуть за пояс не заткнул. А с Табуновым как себя ведёт, а ведь он младше. Один в один – Измарагд!

– Да, милая…В те времена такие мальчики становились типажами. В советское время за «лавэ»*, за «красивой жизнью» простые парни, спасаясь «от сохи», шли кто в бармены, кто в официанты – казалось бы, в холуи, в прислугу, но… всё было так, да не так. КПСС до того дорулила, что наряду с продуктами и промтоварами дефицитом стали и такие радости плотской жизни, как вечерние посадочные места в кафе-барах-ресторанах. Автоматом выходило: кто там прислуживал – становился… даже не вхожим в этот «красивый» мир – он становился его частью, винтиком данной конкретной распорядительной системы. И сами переходили в разряд распорядителей. Понимаешь? Махоньких, рядовых, но – распорядителей! С инженерами водить дружбу не считалось престижным, а вот с барменами и официантами… Как и с мясниками на рынках, с кладовщиками на промтоварных и продовольственных базах – дружить было престижно (потому что выгодно!) Ну, не совсем дружить… И даже не совсем приятельствовать… Как бы дружить и как бы приятельствовать. Всё ведь зижделось на прямой выгоде – ну, помнишь тот знаменитый принцип блата – «ты мне – я тебе»? В обороте такого «приятельства» крутились деньги, билеты и контрамарки* в театр, да что угодно! Всё стало дефицитом. Вот, бл…, до чего страну довели! Извините, мадам, вырвалось.