Невысокого росточка, по-настоящему компактная, с удивительно пропорциональной, да что там – просто о-фи-ги-тельной фигурой! А походка! Как легко и мягко летали её литерные ножки! И с каким восхитительным поцелуйным чмоком впечатывали они в бумагу свои стильные буковки! Песня! Сказка!.. Никак не вспомню имя красавицы… А ведь сох, истомился весь желанием владеть! Так, в интернете значится: Юнис тбм де люксе. М-да, ну и имечко! Не мудрено, что не запомнил.

Увы, югославская чаровница с невнятным именем так и не поселилась в моём кабинете. Уж больно дорога была, и пока я копил на её прелести, пишущие машинки были упразднены как класс – пришли компьютеры. А бедная моя Любава, разжалованная в экспонаты, ещё долго стояла у меня на отдельной тумбочке. Не офутляренная, регулярно протираемая мягкой тряпочкой, она сохла по мне и по живому делу своей невостребованной чернильной лентой и молча терпела явное превосходство американского выскочки. И, подозреваю, жестоко страдала, наблюдая за стремительной компьютеризацией редакционного пространства и, как следствие, позорной сменой ориентации у профессионалов-мужчин («Как можно изменять им, живым механическим машинкам,с этими бездушными компьютерами, с их железом и софтом, микросхемами, жёсткими-прежёсткими дисками, драйверами! Ведь взяться не за что!) Даже увезя отставницу домой, у меня долго не поднималась рука заключить свою верную помощницу в её чёрный пластмассовый футляр с тем, чтобы, подобно прочим своим коллегам, убрать куда подальше. Когда же через пару лет я всё-таки унёс её в чулан, то дал себе слово: наступит день, и я вызволю свою Любаву оттуда. Вот отремонтирую свой домашний кабинет, и водружу механическую диву на почётное место.

Кстати… А почему бы не сделать это прямо сейчас? Ремонт-то в кабинете давно уж завершён.

Про деньги. Ротшильд предсказал большие проблемы. На днях знаменитый лорд Ротшильд обратился к финансистам и инвесторам со специальным письмом. По его словам, всех ожидают «большие проблемы в 2016 году».Наследник финансовой империи Ротшильдов в последнее время серьёзно озабочен сохранением своего гигантского состояния. Однако делать это становится всё сложнее. Ещё в прошлом году лорд предупредил весь мир, что, по его мнению, сейчас наблюдается «опасная геополитическая ситуация, какой не было со времён Второй мировой войны». Новый год не принёс хороших новостей. Наоборот, по мнению Ротшильда, «глобальные рынки в течение последнего квартала вызывали всё большую тревогу». При этом перспективы весьма мрачны.

Пишущие машинки пишут, как люди говорят.

(Эрнест Хемингуэй)

– Тэкс-тэкс-тэкс! – радостно поприветствовала меня Любава, когда через два дня я извлёк её из покрытого пылью футляра и поставил на новенькую, пахнущую лаком тумбочку. И тут же, видимо, вспомнив о моём предательстве, прострекотала уже с укоризной: – Тэкс-тэкс-тэкс… (Дескать, а ещё слово давал. Друг, называется…)

Звук её молоточков был в полном соответствии с контентом – сух и отрывист. Ага, это из её ленты окончательно и бесповоротно улетучились чернила. Оно конечно, за столько-то времени…

– Ты прости меня, милая, – виноватился я, любовно оглаживая все прелести её ладной фигуры тряпочкой из мягкой байки, которую нашёл в футляре вместе с машинкой. – Всё дела, заботы, суета суетянская… Закрутился.

– Тэкс-тэкс-тэкс! – последовал бодрый ответ. – Да уж ладно, чего там. Лучше позже, чем никогда (Заметь – позже, а не поздно, как привыкли вы все, человеки, говорить. Поздно – оно и есть поздняк, чего с него взять). Всё крутишься, говоришь? Всё вращаешься?

– Какое там, дорогая. Открутился, кажется… Да нет, нет, ты не думай – временные трудности. Кстати, хочу заметить (так сказать, на правах коллеги, одно дело ведь делали, столько лет), что крутиться и вращаться – не одно и то же. Они хоть и числятся в синонимах, но…

– Тэкс-тэкс-тэкс?.. Хочешь сказать – но корни у них, а, следовательно, и смыслы, такие разные? – оживилась Любава и заметно возрадовалась. – Батюшки! Будто и не было тёмного чулана! Я по-прежнему на одной волне с тобой, о, мой повелитель! Будто и не были мы все эти 832 дня, 5 часов, 40 минут и 16 секунд далеки друг от друга. Ведь так?

– Так-так-так, милая, – в тон и стук ей согласился я, ничуть не удивившись столь скрупулёзно зафиксированной продолжительности моей измены. Женщина! И чтобы уйти от неприятной темы, заторопился:

– Ну да, слова совершенно разных масштабов. Крутиться – приземлённное, из корневого гнезда круг. Круги на воде, самолёт сделал круг, закрутиться в делах, закружили заботы… И так далее. А вот вращаться! Это слово космического масштаба, ибо смыслообразующий корень здесь – Ра, Солнце. В Ра щаться! То есть вращаться в исконном, изначальном смысле означает двигаться вокруг Солнца. А уж потом – и все остальные, бытовые смыслы. Кстати, вслушайся в щаться – щастья, счастья… Не есть ли это прямое указание на то, что вращаться вокруг Солнца – уже счастье… Слушай, Любава, а мне с тобой по-прежнему интересно! На такие мысли наводишь…

– Даже интереснее, чем с компьютером?

– Да ну! Нет, с ним, конечно, много удобнее… Сделал ошибку – тут же стёр. И вообще… столько полезных функций. Ох, прости, пожалуйста! Не хотел тебя обидеть.

– Ну что ты, мой повелитель…Научно-технический прогресс ведь не остановишь. Справедливости ради… Ты знаешь, у меня было время подумать… Так вот, по справедливости нужно вспомнить: я ведь тоже в своё время чопорных писцов-калиграфов упразднила как класс – повсеместно заменила на барышень-машинисточек, а тонкий скрип изящных чернильных перьев – на грубый грохот всех этих импортных ундервудов, ремингтонов и прочих активе. Даже машинописное бюро в нашей редакции – это ж ад кромешный был! А ведь стучали уже на электрифицированных аппаратах. Что ж тогда раньше творилось?

Писать безталанно паркером – всё равно

что бить окружающих по лбу золотой ложкой.

(Один наблюдательный человек, возможно, даже я сам)

– Да-да-да! – загорелся я. Печатный ритм Любавы захватил меня и – понёс вдоль берегов русла общих воспоминаний. – Наша машинописька (Прости, милая, но из воспоминаний, как и из песен, слов не выкинешь, так мужское население редакции называло наше машинописное бюро) – так вот, машинописька была своего рода кузнечным цехом нашего газетного производства. Хотя поиздаваемому звуку она больше напоминала пулемётную батарею. Сразу четыре пулемётные очереди долбили из-за дверей, и толстая обивка не спасала. Та-та-та! Хотя знаешь, милая, я любил появляться в этом аду. Ну, ты помнишь, я так и не научился сразу на тебе набивать текст, из головы. Обязательно нужно было сначала ручкой, руко-писно. Вручную ваял свои шедевры, своей старой любимой перьевой авторучкой – паркер*, помнишь его, красавца? Не из самых дорогих он у меня был (а почему был? и сейчас где-то в ящике стола лежит), но – с золотым (натурально!) пером. Настоящее, стопроцентное стило!* Подарок одного моего, не сказать, что почитателя, но читателя точно. Высокопоставленного, между прочим.

Я помолчал, восстанавливая в памяти лицо этого самого высокопоставленного.

– Ох и продирал я его в своих статьях одно время! Гласность, золотое было времечко для журналистов и читателей… А однажды сталкиваемся с ним вдруг нос к носу, и не где-нибудь, а на торжественном сейшене по случаю вручения лучшим профессионалам региона почётных дипломов и, главное, денежных премий. Ну, после торжественной части, как водится, коньяк-бутерброды, встречи-разговоры, ну и – здрасти-здрасти, читал вас тут недавно, господин политический обозреватель, всё критикуете – критикую, работа у нас такая, у критиканов, а вы всё управляете – управляю, работа у нас такая, управлять, а куда денешься, вами если не управлять, так быстро не туда заедете – это да, это запросто, мы такие – да нет, я не в обиде, что критикуете, правда-правда! обидно, когда штафирка* какая-нибудь, щелкопёр* бездарный тебя как гнида подкусывает, или кто, ни бельмеса не понимая, эдак лихо (как ему кажется) на хромой козе проезжается, вот это досадно, так бы вот взял и в бараний рог скрутил, да… а когда талантливо, когда кто-то «жжёт глаголом» со знанием дела, своего и критикуемого, вот это, знаете ли, даже бодрит, зло, конечно, берёт, берёт, скрывать не буду, но остынешь, выводы для себя сделаешь, да и простишь таланту… – спасибо, вы знаете, тут мы сходимся, талантливых критиковать тоже куда приятнее, чем бездарей – понимаю, понимаю, льва обоссать куда приятнее, чем безродную дворняжку… нет-нет, это я так, не принимайте на свой счёт, и в доказательство своей симпатии хочу сделать вам в день вашего триумфа, лучший журналист региона, как-никак! – подарок. От себя лично. И что характерно, как раз по вашему статусу, мистер Золотое перо.