Я покачал головой – да, всех поэтов и графоманов не перестреляешь и уж тем паче не обморочишь более, чем они уже обморочены, – и отправился спать. На ходу додумывал об увиденном: обычное дело, сначала – вверху, потом – внизу. Знак понятен: на небе зима уже наступила. Похоже, и нам пора смириться с предстоящей долгой и нудной зимовкой. Ну что ж, в России зима – дело привычное. Главное, подготовиться. А с этим у меня всегда образцовый порядок. Закрома – полны!

Очередной миллион тонн полновесной пшеницы

успешно сдан сегодня в закрома нашей советской Родины.

Слава советским труженикам села!

(Советское радио в пору безкомпромиссных битв за урожай)

Вообще-то, что касается закромов, то для нескольких поколений советских людей это слово железобетонно ассоциировалось, да и поныне продолжает ассоциироваться, с одним из столпов чеканной коммунистической пропаганды: закрома Родины. Ежегодно, начиная с августа и, наверное, по ноябрь, этими закромами Родины под завязку полнился радио– и телеэфир, уж не говоря о газетах. Помню, пацаном я ломал голову – и не только себе, но и родителям – вопросом, где же находятся эти гигантские закрома, что ломятся от собранного зерна, если своего хлеба в магазинах почему-то не хватало. Приходилось канадским да американским фермерам нефтедолларами кланяться.

К тому же с определённого возраста – то ли в девятом, то ли в десятом классе – меня и само это слово «закрома» повергало в недоумение. А всё оттого, что, подобно тому как у некоторых обнаруживается музыкальный слух, у меня ни с того ни с сего проклюнулся слух на слово. За-крома, за-кро-ма, закро-ма, – крутил я его и так, и эдак. Но – увы! – научного объяснения не нашёл и успокоился на шутливом, но вполне жизненном толковании. Закрома – это за кро(ватью) ма(мы). Там, за укромным (всё тот же корень кром) выступом стены мать время от времени прятала купленные к празднику бутылки вина или водки – как она говорила, от греха подальше, а на самом деле – подальше от отца.

О том, что есть такой «Толковый словарь живаго великорусскаго языка», я узнал много позднее. И когда, уж не помню в связи с чем, я открыл его и прочитал «закромить гряду, поставить кромки, обнести досками, чтоб не осыпалась», и далее «Закромъ – забранное досками место в житнице или хлебном анбаре в виде неподвижного ларя, засек, сусек… На мельницах хлеб также сыплется в закрома…» – я подивился простоте разгадки и тому, что не увидел очевидного.

Простите за столь длинную вводную, но это оттого, что в моём новом, большом и удобном, доме есть наши собственные закрома. А зову я их закромами Рода. Да-с!

На детском рисунке – домик с трубой.

(Владимир Шахрин и группа «Чайф»)

Как у Сани дом на семи верстах,

На семи верстах, на восьми столбах.

В нём три горницы золочёные.

В первой горнице – красно солнышко живёт,

В другой горнице – светлый месяц спит,

В третьей горнице – часты звёздочки.

(«Трынцы-брынцы, бубенцы». Русские

народные потешки, прибаутки, заклички,

считалки, дразнилки, колыбельные».

Составитель Г.Науменко)*

Тут самое время объясниться по поводу «большого и удобного дома»: я не всегда был наёмным топ-манагером (На зарплату, даже очень хорошую, такие хоромы в провинции не воздвигнешь – почти триста квадратов в трёх уровнях, под одной крышей – собственно дом, гараж, баня, разные кладовые… в общем, много чего). В промежутке между журналистикой и топ-манагерством я в девяностых целых семь лет занимался собственным бизнесом. Пиарил политиков и бизняров, учреждал и издавал собственные газеты и журналы, содержал региональное информагентство. В общем, как и многие в эти «лихие переходные», «крутился», фонтанировал идеями, разрабатывал и реализовывал проекты, нанимал и увольнял сотрудников – предпринимал, зарабатывал, платил жалованье персоналу, вкладывался в развитие дела – собственного дела, которое всерьёз проецировал не только на собственную судьбу, но и на будущность двух своих деток.

*Совершенно очарованный, я и в дальнейшем, при каждом мало-мальски удобном случае, буду пересыпать свой текст перлами народного словоречения, кропотливо собранными в сей замечательной книге Г.Науменко! Низкий поклон сему человеку, жаль, имени-отчества не знаю, а в интернете найти не смог.

В общем, очень рассчитывал, что дело это – всерьёз и надолго. Было тяжело, но – живо, интересно, временами даже весело. А потом вдруг всё закончилось. Прогорел. Через год, когда припасённые на чёрный день средства закончились, а фонтан собственных бизнес-идей после пары неудачных затей высох, пришлось пойти в наёмники. О, нет! Только не это! – как говорят в американских фильмах. После «свободного плавания» вернуться в наёмные работники, пусть даже и в топовом статусе, – это, доложу я вам, не мёд. И даже не сахар. Да чего уж, откровенно говоря – просто дерьмо!

Это – что касается занятости. В частной жизни сложилось полегче. На моей собственной земле стоит мой собственный дом. Хоть и недостроенный (точнее, недоотделанный; постепенно доотделываю). При доме сад. Ну и, разумеется, машина. Потому как без автомобиля жизнь в загородном доме – мучение и сплошная потеря времени.

Так что «Вот мой дом, мой ослепительный сад» – сияющая строка великого БГ*, вынесенная в название текущей главки, будто снята с моих уст. И если дом – большей частью моя заслуга, то сад – это женских рук и женской души дело. Жена у меня – учёный агроном. В смысле – «Учёный агроном», так у неё в дипломе записано, институтском. Ну, не знаю, как насчёт агрономии, в которой она особо не задержалась, но по части придомового садоводства, ландшафтного дизайна и всяческого землеобустройства она – дока.

*БГ – Борис Гребенщиков, великий русский Просветлённый, прикидывающийся рок-музыкантом.

Так и сложилось: жена занималась живыми деревьями, а я – деревом строительным, то есть пиломатериалами. Она – разбивала альпийскую горку, устраивала газон, сажала кусты и фруктовые деревья, а я – пилил, строгал, шлифовал… Впрочем, пилю, строгаю, шлифую и поныне. Так нашими усилиями и ведётся: растёт (давно уж – только изнутри) дом – разрастается сад. Но главное – во всём этом подрастают наши дети. Русская зима приходит надолго, и располагается вокруг нас не гостьей, а хозяйкой. Поэтому в России жить в маленьком домишке – неправильно, русской душе и, соответственно, телу простор нужен. Воздух. Свет. Мы не ночуем в домах, как южане в тёплых своих краях, мы в домах живём. Причём восемь, а то и все девять месяцев – спасаясь от холода, от непогоды. И не случайно, что как только в наши города и веси пришёл газ – дома стали строить большие и высокие, в два, а нередко и в три этажа. И не только богачи. Я это по нашему посёлку знаю, да и по окрестным тоже.

А ещё в моём большом и удобном доме есть мастерская. Здесь, в полном соответствии с названием помещения, я мастерю. Для своего дома, разумеется. Да не «разные поделки для души», как принято у части горожан в свободное от работы время, а изделия серьёзные – всё, что относится к внутреннему деревянному декору дома – стеновые панели, косяки, двери. Вся мебель, кроме мягкой, тоже моего изготовления. Кровати. Шкафы. Комоды. Та же тумбочка, что недавно я сладил для моей вновь обретённой Любавы. Опять же рамы для картин. Да что рамы – я своими собственными руками соорудил и в одиночку смонтировал целую домовую лестницу! Между прочим, четыре пролёта по девять проступей. Не ищите в словаре – не найдёте. Проступь там должна бы стоять после слова проступок, ан нет – сразу идёт простучать. А проступь – это то, на что ступает ваша нога, когда идёте по лестнице. Нет, не ступенька, ступенька – это проступь с подступёнком* (или подступенником, но мне лично подступёнок нравится больше), а в моей лестнице подступёнок отсутствует – у меня лестница открытая, сквозь неё поутру солнце знаете как сквозит! Красота! Или перила. Они у меня вообще получились такие!.. такие, что можно на них смотреть… смотреть… час можно смотреть! Просто сидеть – и смотреть. И не насмотришься. А тетивы*… нет, не опишу – эту игру природы, эти изгибы кромок надо видеть. Я вначале хотел косоуры* делать, но потом всё же на тетивах остановился. Уж больно хороша оказалась природная кромка у доставшихся мне по счастливому случаю широченных толстенных досок, настолько интересна своими извилинами-извивами, сучками-суковищами, что я даже не стал материал кромить*. Весь. В том числе проступи. И такая у меня лестница получилась!.. Ух! Прямо горжусь.