Струйки по стеклам стекают,
С крыши срываются в камни,
В ветках сирени сверкают…
В сердце, где чувство остыло,
Льются и льются уныло.
Вечер туманом измучен.
И, прорываясь сквозь тучи,
Солнце свой отблеск колючий
Каплей в окно уронило…
Каждая капля — утрата.
Юность ушла без возврата.
Нет ни невесты, ни брата…
Голову низко склонил я.
Льется и льется уныло.
Вечер, и капли в ресницах
Серого с серым граница.
Так отчего же мне снится
Утро, и краски иные?
Снится солнцу ангел зимним утром.
Серебристый — среди метели.
Снег сверкает синью с перламутром,
Словно древних духов постели.
Вьется след до головокруженья;
Мчатся сани, дымкою объяты.
Мимолетным ветром их движенье
По сугробам в петли выплеталось.
Половина сна в снегу осталась,
А другая — всё летит куда-то.
Я — отшельник. Взволнован и бледен.
И, с окошком пристроившись рядом,
За санями бегущими следом
Устремляюсь и мыслью, и взглядом.
Заблудилась мысль в тумане где-то,
Неустанно я ищу ответа.
— Что за сани — там, в безумстве бега,
Так летели бешено по снегу?
Нам с тобой бы мчаться без опаски
В этих санках, ветром оплетенных!
Закружились бы в снегах бездонных
Две из снега вызванные сказки!
Я б увидел — щиплет ветер шалый
Губ бутон, что только развернулся.
А мороз бы жезлом прикоснулся —
Цвел кораллом бы румянец алый!
Заблудиться б… Нить следов прервалась,
Дымкою опаловой объята.
Половина сна бы оставалась,
А другая — мчалась вдаль куда-то.
И отшельник, словно призрак бледен
И взволнован бешеной ездою,
У окна бы встал, виском прижавшись,
Взгляд и думы посылая следом
За санями. Мысль, не удержавшись,
Днем взлетая в небо за звездою,
Заблудилась в белизне тумана.
Про себя б он думал неустанно:
Что за санки там, в безумстве бега,
Так промчались бешено по снегу?
Ветер вдруг в окно ударил. Подхватил порывом смелым
Все страницы. Пусть уносит! Жажду музыки старинной!
Вижу — ты идешь по саду, мелким шагом, в платье белом,
За тобою — сарабанды, соловьи и тамбурины.
Где поставить канделябры? Где повесить гобелены?
У пастушек — роз корзины. Обойдемся без паркета!
Васильки толпой стремятся из вазонов, как из плена,
А луна пусть будет люстрой — вот и зал для менуэта.
Лучше ночи этой дивной для концерта нет момента!
Музыканты-невидимки взяли в руки инструменты,
Скрипки, флейты и гобои над ночной запели тишью,
Говорят с одной тобою — их еще никто не слышит…
Всё готово. Дымкой скрытый, мир подлунный ждет чего-то.
Меж ночных теней размытых все аккорды есть и ноты.
Но не вижу силуэта — там, над книжкою, в молчанье.
Мы одни лишь до рассвета ночи слушаем звучанье…
Слышишь — над теченьем сонным шепчется Нарцисс влюбленный,
Погоди, пока утихнет шелест листьев утомленный.
Кто промчался по поляне? Фавн скользнул с надменным смехом.
Подожди, пока уйдет он, оставаясь только эхом…
Вот акация, роняя свой цветок, засеребрилась —
То Венера, притомившись, сном серебряным забылась.
В этом облаке душистом — что ты вспомнишь, что оставишь
У акации, притихшей над слоновой костью клавиш?
Знаешь ты, когда проходишь лунным садом, мягким лугом —
Числа нам несешь и грезы, примиряя их друг с другом.
Всем завесам — расступаться, и оковы все спадают,
Если только эти пальцы ни на миг не опоздают.
Встал вокруг тебя Акрополь тополиной колоннадой,
И гармония Вселенной твоему открылась взгляду.
Нимфы косы распустили в лодке с музыкой прекрасной,
Мраморное совершенство — лишь тебе одной опасно.
Как Цецилия, склонилась ты в своей глубокой вере.
О пути лазурном знаешь, к чарам злым открывшем двери.
Рушатся Каррары скалы, сотни искр летят победно,
А рука уже ласкает Галатеи локон бледный.
Сколько же противоречий эта музыка сплетает!
Вот — обыденность, а после — в вечность звуки улетают…
Вместе лавр несу и розу тропкой, что касались боги,
Где по клавишам тихонько бродят их босые ноги.
Сном пускай глубоким станет высь, где мысль парила с блеском.
Пусть в ручей холодный канет — лишь весло разбудит плеском.
Средь камней пусть будет камнем, там, на дне заледенелом.
И воспрянет под руками, как Офелия, вся в белом.
То высокий звук, то низкий — два зерна упали в землю.
Урожай ты собираешь — расцвели цветы и внемлют.
И горит звезда всё выше в чистом небе темно-синем.
Ты, счастливая, играешь в эту ночь на клавесине…
