ПУТИ, ЧТО БЫЛИ ВСТАРЬ Спит Лондон в заревах вдали За облачной грядой, И лампы светят вдоль земли. Туманы над водой. Хоть над Каналом темь и глушь, Мы, как слепцы сквозь хмарь, Плывем к земле, где нету луж, В страну «Авось», где жаркий буш, К путям, что были встарь. Пускай без нас английский люд Тропинкой узкой прет, Неся привычный свой хомут, — А нам он шею трет: Распахнут веером дорог, Нас мир зовет везде, Где кровь кипит в котле тревог; Туда, где западный отрог, И к западной звезде. Где горожане ищут кров — В тех тюрьмах прут внахлест. Они не знают вкус ветров, Не видят брызги звезд, Не слышат птичьи голоски; И то, как сад в глуши Цветет, всем зимам вопреки, Не ловят ночью ветерки, Что шепчутся во ржи. Наш предок обошел весь свет, Чем ждать в краю глухом; И мы неслись за стаей вслед, Едва лишь сев верхом. Где скрыла хижину скала, Где не идут дожди, Мы шли, где нас судьба вела, Она чуть впереди была, Всегда чуть впереди. Ячмень волнуется слегка, Летит акаций цвет; Несет дыханье ветерка Медовый свой привет; Крикливых попугаев взлет В лесную вышину И крики уток средь болот — Ликующий утиный флот Там празднует Весну. Отбрось уставшее стило, Письма размыт узор. Скорей взлетим с тобой в седло, Поскачем к склонам гор. В их лабиринт ворвемся мы, Где дней минувших гарь, Искать Весну среди Зимы И звать сквозь черные дымы Пути, что были встарь. Здесь Клэнси скот перегонял Немало лет назад, Он гнал стада меж серых скал И между горных гряд. Был кнут в руке до блеска стерт, Зной нагонял тоску, Но он дошел (везучий черт) До городка Здесь-Не-Курорт В стране Будь-Начеку. И если ты узнал точь-в-точь, Как он торил пути, Тогда взметнись в седло и прочь Из Квинсленда лети — Где правил нет и мертв закон, Скачи меж серых скал. Там спит Природа испокон, И ты поймешь, что видел он, Поймешь, что Клэнси знал. Светлана Захарова{15} ХАНС ЛОДЕЙЗЕН (1924–1950) *** тот, что хотел быть похожим на ветер в его самых заветных движениях, нынче лежит камнем в ручье, безмолвный в игривой воде. тот, что хотел твердой рукой править миром, устал и терновым венцом свой стон несет, но он смеется в лучах осеннего солнца. ГОРОД — ЭТО КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР счастье с тобой в прошлом; гудок парохода в будущем, где я как матрос глядящий сквозь иллюминатор размышляю о море и все ж лишь руки недостаточно что подвижность свою посвящает счастью тебя или без тебя и как танцор невольное удовольствие доносит через порог сердца наших глаз если б только у меня был такой картуз в нем хранил бы я копилку моей души если б мог я действительность упаковать в чемодан и в лодку сесть и забыть в волнах вечности о последнем удовольствии смертного *** я с трудом смог остаться один. я не сказал бы: я не сказал бы что так трудно быть одному подобно по полю скользящему солнцу возьмем — друг! — муравьев с их дворцами живущих как человек в своем самомнении — они дождя ожидают и дальше копают; чистый кристалл обращая в песок. ты живешь в зрачке ночи черным дроздом, или как принц в своем будуаре: семнадцатый год Венеции на календаре и тихонько, тихонько они закрывают книгу. смотри! из пергамента твои башмаки о — мой друг — не истинен этот мир. *** покуда над морем крутящийся ветер не обратил он в горсть белых мышей чтоб барсуков превратить в булыжник на который луна каплет свечой, мы положим его вялую как сыр руку перед отверстием норки чтоб он стал пищей для несчастной листвы поля с которым я вместе качаюсь легонько туда-сюда в колыбели моря *** послушай: когда я еще жил с ним и мы из нитей и тряпья творили вместе мир когда моим был его глаз и руки белые его тогда благословлял я снег и в дождь смеялся. когда полудни проводил я в комнате его и в его теле ходил или сидел, читал ли книгу или спал, когда пути я знал ушей его и реку его глаз я проплывал когда играл его руками и по губам бежал встречался часто я с собой смеясь ли плача говоря. но, с наступлением осени он ушел я с ним вместе ведь я себя не нашел я отдал руку его рукам я пленен его глазами я смущен его ушами заблудился в его теле в его теле потонул. |
