КОПОШИТСЯ ВСЁ, ДВИЖЕТСЯ ДАЛЬШЕ Подступил к Арарату потоп, Избавления нет никакого. Но вот голубь, ветвь и листок — Копошится всё, движется снова. Смерть заходит к людям в дома, Не спасают ни щит, ни подкова, Но война ли, голод, чума — Копошится всё, движется снова. Пусть Христос на Голгофе распят, А в кострах, всего за полслова, И страдальцы, и ведьмы горят — Копошится всё, движется снова. Ты упрячь своё эго в себя И живи без гордыни и фальши; Что зависит, скажи, от тебя? Копошится всё, движется дальше. АДА КРИСТЕН (1839–1901) ПОЗДНО Говоришь, что сушу ты оставил, И со мною вместе плыть готов. Поздно! Я давно игрушкой стала В беспощадных играх злых ветров. Ты глубин всегда боялся моря, В лёгкий шторм ты курс уже менял, Буду я одна с волнами спорить, Хоть и нету шансов у меня! От судьбы, увы, твоей не ставшей, Правь ты к берегу без лишних слов, Из руки моей, грести уставшей, Скоро в бездну выскользнет весло. Ну, а если бегство ниже чести, Ты за мной в пучину кинься вслед, Умереть с тобой мы можем вместе, Жизни вместе нам с тобою нет! ДЕТЛЕВ ФОН ЛИЛИЕНКРОН (1844–1909) БАЛЛАДА ВU-DUR Жил славно Карбункул фон Струга и с ним — сплошь в морщинках — супруга в чудесном их замке Пичуга в ненастье и в сушь. Был скрытным он в пору досуга и полнилась слухом округа про тайну их душ. Под вечер, а то и позднее, бродил он меж вязов, вернее, гулял он по чудной аллее родного гнезда. И перья, как флаги на рее, на шляпе барона в борее взвивались всегда. Лет сто ему было без пары — познал дед бессмертия чары? Прочь гнал он о смерти кошмары: «Мне смерть ни к чему! Долой похорон растабары и жизни загробной товары, за так не возьму!» В чём тайна фон Струги, откуда? В саду его прячусь у пруда, боюсь лишь, что этот зануда увидит меня: «Ну що, ти попався, прокуда! Дознатися хочеш до чуда, дурне цуценя?» Лежу, весь во власти искуса, лишь молча гоняю я гнуса, тут — бабка… Сыграл враз я труса, завидев оскал: «Так это же Смерть! Вся кургуза, глазища — Горгона Медуза, взглянет — наповал!» Навстречу ей твёрдо ступает, клюку свою крепко сжимает, брюзжит, почем свет всё ругает фон Струга, старик! Он вряд ли кого замечает, должно быть, уж очень серчает, идет напрямик! Смерть хмыкнула: «Как тебя — Стружка?! Захлопнулась, значит, ловушка, вон, видишь в могилу дверушка? Вперёд, старичок! Не мешкай, пожалуйста, душка, иначе — долой черепушка, ты, старый сморчок!» «Эй, ведьма, оставь ты гримасы! Побью ведь, испорчу мордасы тебе на беду! Давай, прекращай выкрутасы, катись-ка подальше с террасы, а я — обожду!» Стал бить он клюкой — для науки — костлявые жадные руки старухи, лишь слышались звуки: «Эй-ай — о-о — у-у — дур…» Косая взмолилась: «Ой, муки не вынесу! Брось эти штуки! Прощай… самодур!» Жив ныне Карбункул фон Струга! Живет с ним — в морщинках — супруга в чудесном их замке Пичуга в ненастье и в сушь. Чем занят он в пору досуга? Наполнена слухом округа о тайне их душ! ЭЛЬЗА ЛАСКЕР-ШЮЛЕР (1869–1945)
МОЙ ЛАЗУРНЫЙ РОЯЛЬ Есть у меня рояль — лазури цвет, А я не знаю вовсе ноты. В подвал сейчас задвинут раритет, А в моде снова эшафоты. На нём играл сонаты лунный свет А звёзды — строили гавоты. Крысиный ныне здесь кордебалет, И клавиш многих больше нет… Оплакиваю я пустоты. О, ангел, сколько горьких лет Судьба играла в повороты, Нарушь Всевышнего запрет, Живой мне в рай открой ворота. ГЕРМАН ГЕССЕ (1877–1962) В ТУМАНЕ Чудно бродить в сплошном тумане! Сиротством дышит каждый куст, Стоят деревья как в нирване, Общения источник пуст. Друзьями мир был полон весь, А жизнь — вся соткана из света, Но лишь тумана пала взвесь, Всё словно растворилось где-то. Воистину нельзя стать мудрым, Пока не сможешь ты познать Тот мрак — неотвратимый судный, Небытия безмолвный знак. Чудно бродить в сплошном тумане! Всю жизнь один, лишь листьев хруст. Один, себя ты не обманешь, Общения источник пуст. |
