С. Разве я всегда говорю: «Нет, никогда!», когда поднимаю глаза?

X. Эти слова ты произнесла всего раз, но мне хватило и одного раза, чтобы лишиться покоя. И еще ты тогда сказала: «Тебе никогда не бывать моим!» Ах! Если тебе не суждено быть моей, мне не долго осталось жить. Так дальше продолжаться не может. Я сам не свой, ничто нейдет мне в голову, кроме тебя. Все мои помыслы, все чувства лишь о тебе. Твой прелестный образ овладел мной, он преследует меня, сводит с ума. Впрочем, ради тебя я готов сойти с ума, ведь тогда мне будет мниться, что в обмен на ум я приобрел твою любовь, без которой мне не жить!

С. Умоляю, не говорите такое. Скажите лучше, чей это портрет.

X. Трудно сказать. Это очень небольшая и искусная копия, писанная маслом по золоту; какая-то старинная итальянская работа кисти то ли Гвидо ^{380}, то ли Рафаэля — скорее, Рафаэля. Одни говорят, что это Мадонна, другие — что Магдалина; говорят, что у нее на щеке можно разглядеть слезу, хотя на самом деле никакой слезы нет. Скорее всего, это все же Святая Цецилия «с глазами цвета небес». Погляди, Сара, как она прекрасна! Ах, дорогая моя девочка! Всю жизнь, прежде чем встретить тебя, любовь моя, я носил в сердце этот образ и не знал, как воплотить его в жизнь! Пока ты верила в мои чувства, не было на свете человека счастливее меня. Теперь же ты отреклась от меня, жестокосердная!

С. Зачем вы все это говорите? Мое отношение к вам нисколько не изменилось.

X. Вот именно, я как был для тебя ничем, так и остался. Ты для меня — всё, я же для тебя — ничто. Я прав?

С. Нет.

X. Тогда поцелуй меня, мой ангел. Ах! Видела бы ты сейчас свое лицо: рот — едва сдерживаемая чувственность, глаза потуплены, на щеках играет легкий румянец. Сейчас уж не скажешь, что ты не похожа на портрет оттого, что девушка на портрете красивее тебя, или оттого, что на твоем лице не хватает красок. Ты наделена небесной красотой, любовь моя, — как та, с кого этой портрет писался. Ты точно так же поразила мое сердце, как она — сердце живописца! Хочешь, я сделаю с этого портрета карандашный набросок и немного изменю покрой твоего платья, чтобы ты убедилась, как вы похожи.

С. Как вам будет угодно.

X. Боюсь, я утомил тебя разговорами о французах и нападками на англичан. Ты же знаешь, на свете есть лишь одна тема, на которую, дай ты свое согласие, я мог бы говорить без устали.

С. Сдается мне, вы не слишком высокого мнения о нашей с вами родине.

X. Отчего же? Я здесь родился.

С. Француженки нравятся вам больше англичанок?

X. Нет — и это несмотря на то, что у них более красивые глаза, лучше подвешен язык, они больше следят за собой. Но среди них нет ни одной, которая бы с тобой сравнилась. Итальянские женщины нравятся мне больше французских: у них темнее глаза и волосы, да и язык, на котором они изъясняются, куда богаче и мелодичней. Когда вернусь из Италии, расскажу тебе о них подробнее, если захочешь.

С. С удовольствием послушаю. Потому-то мне всегда хотелось поехать за границу. Хотелось побольше узнать о чужеземных нравах и обычаях.

X. Радость моя! Дам тебе полный отчет — если только ты не захочешь увидеть все собственными глазами.

С. Это невозможно.

X. Отчего же! Ты поедешь со мной, и поедешь, как честная девушка. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?

С. Сами знаете, это не в ваших силах.

X. Сегодня — да. но не завтра. Если бы ты согласилась составить мне компанию, я бы поклялся, находясь за границей, никогда не думать об итальянках, а по возвращении домой — об англичанках. Ты для меня значишь больше, чем все женщины мира, вместе взятые.

С. Подобных жертв мне не нужно.

X. Это ты вспомнила, как вчера вечером я говорил о готовности принести себя в жертву? Разве можно назвать жертвой то, что окупается тысячекратно?

С. Нет, поехать с вами у меня нет возможности.

X. Скажи лучше — желания.

С. Мне пора.

X. Постой, выслушай меня. Совсем скоро я буду там, где до меня не донесется твой голос. Буду очень далеко от той, кого люблю. Увидим, поможет ли перемена погоды и безоблачные небеса разбитому сердцу. Может статься, я больше тебя не увижу, но в мыслях моих ты останешься такой же, какой была. Я буду твердить про себя: «Где она сейчас? Что делает?» Обо мне же лучше не думай вовсе или думай благосклонно, на что я, признаться, не рассчитываю. Ах, прелестное дитя! Я буду «вдали от тебя», как ты однажды выразилась о другом, обо мне же, в отличие от него, ты, я знаю, не станешь думать «с искренним чувством». Одной, самой крошечной капли твоей нежности будет довольно, чтобы вознестись до небес. Но, сумей ты полюбить меня так, как ты любила его, — и я почувствую себя Богом! Черты моего лица изменятся до неузнаваемости, я весь стану неузнаваем! Твоя нежная благосклонность сделала меня здоровее, моложе; теперь же ты сама видишь, как я чахну, как изнемогаю под твоим равнодушным взором! Ты божественна, любовь моя, и в твоих силах втоптать меня в грязь или вознести до небес. Я пресмыкаюсь перед тобой, я твой раб… жизнь мне дорога только из-за тебя… я с радостью умру ради тебя…

С. Ваша смерть не доставит мне никакого удовольствия. Вы очень преувеличиваете мою власть над собой.

X. Твоя власть наделена божественной милостью и красотой. Когда я рядом с тобой, мне нечего бояться, ты — ангел света, осеняющий меня своими крылами. Но, стоит мне отпустить твою руку, — и подо мной разверзается пропасть; без тебя мир кажется мне безутешным, погруженным во мрак. За пределами этого дома я не смогу дышать; от воздуха Италии я буду задыхаться. Едем же со мной, освети мой путь. Без тебя нет мне счастья. Я вновь явлюсь, любовь моя, за десять тысяч миль!

С. Миссис Е. пришла за книгой, сэр.

X. Вот она. Пусть подождет минуту-другую. Я вижу, у тебя сегодня тяжелый день. Как тебе идут короткие рукава!

С. А вот мне не нравится.

X. Это потому, что ты милосердна к простым смертным, которые могут испустить дух от одного вида твоих ручек.

С. Убивать я не властна.

X. Еще как властна. Твои чары столь же неотразимы, сколь непреклонна твоя воля. Как жаль, что ты так редко надеваешь это платье. Не сводил бы с тебя глаз! Нет, лучше не надевай его больше, а то и другие будут тобой любоваться — я этого не перенесу. Я ревную ко всем взглядам, кроме собственного. Порой мне хочется, чтобы ты носила вуаль и куталась с ног до головы… А впрочем, и тогда, стоит тебе сделать хоть один шаг, и ты вызовешь своей походкой, своей грацией всеобщее восхищение. Ты улыбаешься… Ах, если б только ты поддавалась на красивые речи…

С. В чем-чем, а в этом вам нет равных.

X. Ты все смеешься, а вот мне не смешно: твоя красота всякий день убивает меня, о твоих чарах я буду думать всю оставшуюся жизнь, пока последнее слово не слетит у меня с уст, и это слово, любовь моя, будет твоим именем, именем моей Инфеличе. Имя это останется за тобой и через полвека после твоей смерти, проказница! И ты меня за это даже не поблагодаришь?

С. Я к этому вовсе не стремлюсь, сэр. Но миссис Е…. Она ждет.

X. Подождет — она же, в отличие от меня, не влюблена, верно? Ты сегодня особенно хороша — не хочется тебя отпускать. У тебя чудесный цвет лица.

С. Но вы же сами говорите, что мне к лицу бледность.