Для обыкновенного люда в Голливуде наступил день, яркий калифорнийский день. Но на киностудию солнечный свет не проникал; там горели лишь лампы, чей желто-зеленый свет придает живым мужчинам и женщинам внешность мертвецов, пораженных желтухой. В углу одной из построек, напоминающей амбар, готовились к съемке. Камера была готова, мертвенный свет сиял в полную силу. Два или три ковбоя и парочка клоунов прогуливались неподалеку и курили. Мужчине в вечернем одеянии приклеивали усы, чтобы он походил на английского злодея. Молодая девушка, столь элегантная, столь безукоризненно и безоговорочно прекрасная, что с первого взгляда было ясно, что это звезда, сидела в углу и читала книгу. Режиссер — какой материал для съемки пропадает зря! — приветливо помахал ей рукой. Мисс X. взглянула на него поверх книги. «Сейчас будет сцена, где вы становитесь свидетелем убийства», — пояснил он. Мисс X поднялась, отложила книгу и кивнула горничной, которая подала ей расческу и зеркало. «Нос не блестит?» — спросила она, припудриваясь. «Музыка! — скомандовал режиссер. — Создайте настроение!» Музыканты, которые на всех съемках играют, чтобы создать у актеров необходимый душевный настрой, грянули вальс. Студия наполнилась слащавой мелодией, наши души неуклюже закружились ей в такт. Мисс X. протянула служанке пуховку и прошествовала к камере. «Вы прячетесь за тем занавесом и подглядываете», — объяснил режиссер. Мисс X. исчезла за занавесом. «Сначала рука, — продолжал режиссер. — Вцепилась в занавес. Затем лицо, постепенно». «Хорошо, мистер Z.», — донесся ровный голос кинозвезды из-за куска висящего плюша. «Готовы? — спросил режиссер. — Тогда начали». Камера начала урчать, точно нежная разновидность бормашины. Занавес слегка сдвинулся. Белая рука вцепилась в его край. «Ужас, мисс X.!» — скомандовал режиссер. Белая рука усилила хватку в порыве кинематографического страха. Режиссер с мольбой взглянул на дирижера: «Поэнергичнее!». Заиграли поэнергичнее; волны патоки залили студию. «Теперь лицо, мисс X. Медленно. Только глаз. Хорошо. Задержитесь. Чуть больше ужаса». Мисс X. изобразила душераздирающий испуг. «Хорошо. Очень хорошо. Снято». Камера перестала урчать. Мисс X. появилась из-за занавеса и прошествовала обратно к своему стулу. Открыв книгу, она вновь погрузилась в неспешное изучение теософии.
Мы двинулись дальше и, задержавшись по дороге на несколько секунд, чтобы понаблюдать, как под руководством другого режиссера изображает ужас другой представитель актерской профессии, на этот раз мужчина, проникли в святая святых студии. Мы произносили пароли, ссылались на разрешение директора, отрицали связи с компанией-конкурентом и, в конце концов, были допущены. В одной из комнат стряпали чудеса и природные катаклизмы — тайфуны в ванне, миниатюрные землетрясения, всемирный потоп, расступившееся Красное море, военные действия с помощью игрушечных танков и китайских фейерверков, призраки и Иной Мир. В другой моделировали доисторических животных и архитектуру будущего. В подвалах, таинственно освещенных красными лампами и насыщенных запахом химикатов, ряды машин безостановочно проявляли и печатали фильмы. Их производительность необыкновенно высока. Я позабыл, сколько именно тысяч метров искусства и культуры они могут выдать за день. Не один километр, это уж точно.
На выходе я купил газету. Это был субботний выпуск; целая страница была занята объявлениями конкурирующих религиозных сект, рекламирующих духовные товары, которые они раздают или продают по субботам. Доктор Леон Такер с музыкальными посланниками на Библейской конференции, завтра, трижды, колокола, гигантский маримбафон, вибрафон, скрипка, фортепиано, аккордеон, банджо, гитара и другие инструменты. Уилтширская баптистская церковь. Гигантский маримбафон звучал заманчиво. Но в Первой методистской церкви (угол Фигероа и Двадцатой) собирались раздавать цветы ко Дню Матери {822} всем верующим. (В День Матери вы должны носить красную гвоздику, если ваша мать жива, и белую, если она мертва. Флористы по всему миру страстно любят матерей.) Более того, они организовали эксклюзивную проповедь д-ра Джеймса X. Макларена. Драматический чтец собирался продемонстрировать свои знаменитые «перевоплощения в Линкольна и Рузвельта». Как нам сообщали, д-р Макларен «выступит с уникальным, оригинальным, красноречивым, руководящим и вдохновляющим посланием от имени двух наших Великих Президентов. Поднимает дух и вдохновляет. Полезно для души. Вы вернетесь домой с Чудесными Посланиями этих двух Великих Президентов и почувствуете, что провели вечер в обществе Великих Людей Духа. Послушайте большой орган, квартет музыкантов и нарядный хор». В Голливудской конгрегационной церкви обещали показать фильм о Джеке Кугане {823} и его поездке на Ближний Восток; заманчивая перспектива. Но так же манила и фотография мисс Лейлы Кастберг из Церкви Божественных Сил (Продвинутой Мысли); быть может, ее выступление и не слишком интересное — оно должно было состояться в зале Мороско с посвящением Святому Материнству, — но лицо на рекламном объявлении выглядело очень приятно. Менее привлекательно, — во всяком случае с точки зрения благочестивого представителя мужского пола, — выглядели фотографии м-ра Кларка и м-ра Ван Брука; но в умах читателя текст их объявления вполне мог перевесить впечатление от их портретов. «Не пропустите, — гласило объявление. — Триумфальное возобновление. Каждый вечер, кроме понедельника, в 19.30. Переворачивающие душу молитвы и песни. Специальное выступление сегодня! 10 Евангелистов — 10. Евангелистское Собрание Ван Брука-Кларка».
Веселее, живее! Не останавливайся! Прибавь жару! Танцуй и говори! Чарльстон, баптисты. Записи и повторное исполнение. Подъем духа и Гильда Грэй. Шарманка, негр с саксофоном, гигантский маримбафон. Гимны и кино с Ирвином Берлином. {824} Молодежные вечеринки и Первая Свободная Объединенная Епископальная Методистская Церковь. Зажигай! «Н.С. Бескин, крещеный еврей, вернувшись из успешной поездки, выступит в Глендайле с лекцией „Почему я стал христианином?“ В еврейском наряде. Экспонируются интересные предметы». Последнее выступление. Знаменитые Имитации на Ферме, 10 Евангелистов — 10. Лучшая на все времена группа ироикомических велосипедистов. Прогрессивные христианские воины. Держись меня. Я принесу моей девочке арбуз сегодня вечером.
День Матери. Но почему не День Девушки? Это было бы масштабнее, можно сказать, демократичнее. Ведь Девушек — как замужних, так и холостых — в Городе Радости намного больше, чем Матерей.
Тысячи и тысячи Девушек, и почти все невероятно хорошенькие. Восхитительно округлые, они, как сказал Т. С. Элиот, «обещают небесное блаженство». {825} Небесное блаженство — да, но, судя по их лицам, вряд ли что-то еще. Удивительно однообразные, неиндивидуальные и пустые. Не более выразительные — по крайней мере, на взгляд иностранца, чем другие части их хорошо сложенных тел, которые они так старательно демонстрируют.
На тихоокеанских пляжах эта демонстрация была превосходна. «Прекрасные купальщицы» Мака Сеннетта {826} сотнями. Они скакали вокруг нас, пока мы бродили туда и обратно по песку под ветром и лучами солнца. Игривое искушение. Но мы были три святых Антония — Чарли Чаплин, Роберт Николс и я — три мрачных теолога от искусства, слишком глубоко погруженных в дискуссию о путях спасения кинематографа, чтобы оказать повышенное внимание сиренам, как бы ни взывали к нам их округлости.
