Его мантия из меха паутинки касалась узорчатых выступов по обеим сторонам лестницы. Не чувствуя никакой вины, он чуть-чуть расширил ступеньки, чтобы проходить более спокойно.

Столовая, темная, с тяжелыми шторами и коричневой мрачной мебелью, омрачила его настроению лишь на миг. Он помнил, как она однажды заказала частично обожженную плоть животного и какие-то пресные овощи, но решил пренебречь этим. Раз она больше не диктовала своих пожеланий, он предложит ей снова что-нибудь по своему собственному выбору.

От стола веяло экзотикой. Напоминание об их недавних приключениях — карамель — скорпион мерцал в центре стола. Рядом с ним разместилось сразу два двухфутовых инспектора Спрингера, воплощенных в прозрачных малиновых желе. У ног инспектора щипали травку два стада Марципановых овечек и коров. Повсюду стол украшали желтые, голубые, розовые, белые, лиловые и пурпурные веточки нежного хвороста. Сервировка стола была несвойственна для Джерека — обычно доминировали оттенки лишь одного цвета, его можно было обвинить даже в безвкусице — но Джерек тешил себя надеждой, что Амелию позабавит буйство красок. Зеленые прудки соуса, золотистые горы горчицы, ванильный крем и пирожки дюжины оттенков радовали глаз. В голубом хрустальном кубке — кокаин, в серебряном — героин, в черном — сахар. Здесь были блюда на любой вкус. Джерек отошел, довольный своим творением. Стол был переполнен, но была во всем этом своя пикантность, и Джерек чувствовал, что миссис Ундервуд оценит его старания.

Он ударил в висящий поблизости гонг. За дверью раздались шаги… Войдя в комнату она воскликнула:

— О!

— Ленч, моя милая Амелия. Боюсь, все свалено в кучу, но вполне съедобно.

Она разглядывала маленьких марципановых животных. Джерек просиял.

— Я знал, что они понравятся вам. А инспектор Спрингер, не правда ли, забавный?

Она прижала пальцы к губам, подавляя восклицание. Грудь ее тяжело вздымалась, лицо покраснело почти так же, как желе.

— Амелия, я огорчил вас?

Она согнулась, задыхаясь. Он дико огляделся вокруг.

— Что нибудь ядовитое?

— О, ха, ха… — она выпрямилась, держа руки на бедрах. — О, ха, ха, ха!

Он облегченно вздохнул.

— Вы смеетесь, — Джерек отодвинул назад ее кресло, как она раньше учила его делать. Миссис Ундервуд опустилась в него, все еще трясясь от смеха, подняла ложку.

— О, ха, ха…

Он присоединился к ней.

— Ха, ха, ха, ха…

Именно в этот момент, прежде, чем они положили, хотя бы кусочек в рот, их застала Железная Орхидея. Они увидели ее в дверях спустя некоторое время. Она улыбалась. Она была блистательна.

— Дорогой Джерек, чудо моего чрева! Удивительная Амелия, несравненная предшественница! Вы прячетесь от нас? Или только что вернулись? Если так, вы последние. Все путешественники уже здесь, даже Монгров. Он возвратился из космоса мрачный, как никогда. Мы вспоминали о вас. Джеггед был здесь — он сказал, что отправил вас сюда, но машина прибыла без пассажиров. Некоторые подумали, как Браннарт Морфейл, что вы затерялись в каком-нибудь примитивном веке и погибли. Я знала, что этого не может быть. Хотели снарядить экспедицию, но из этого ничего не вышло. Сегодня Миледи Шарлотина сказала, что приборами Браннарта была зарегистрирована машина времени на секунду или две. Я знала, что это должны быть вы!

В качестве своего основного цвета она выбрала красный. Ее малиновые глаза сияли материнской радостью по поводу возвращения ее сына. Колечки красных волос обрамляли ее лицо, макового цвета; плоть, казалось, вибрировала от удовольствия. При каждом ее движении пластиковое манто цвета пурпура немного потрескивало.

— Вы знаете, мы должны устроить праздник. Этакую вечеринку, чтобы услышать новости Монгрова. Он согласился прийти. И Герцог Квинский, Епископ Тауэр, Миледи Шарлотина — мы все будем там, чтобы поделиться впечатлениями о наших приключениях. А теперь ты и миссис Ундервуд. Где вы были, бродяги? Скрывались здесь или искали приключений в толще истории?

Миссис Ундервуд сказала:

— Мы утомились в дороге, миссис Карнелиан, и я думаю…

— Утомились? Миссис, что? Утомились? Я не вполне понимаю значения этого слова. Но миссис Карнелиан — это великолепно. Я никогда не думала… да, великолепно. Я должна рассказать об этом Герцогу Квинскому, — она направилась к двери. — Не буду вам мешать. Кстати, темой праздника будет, конечно, 1896 год. И я знаю, что вы оба превзойдете себя! Прощайте!

Миссис Ундервуд с мольбой обратилась к Джереку:

— Может, мы не пойдем?

— Мы должны!

— Разве нас кто-нибудь ждет?

Он познал тайную радость от собственного хитроумия.

— О, действительно, ждут.

— Значит нужно идти.

Он оглядел ее накрахмаленное белое платье, заколотые каштановые волосы.

— Лучше всего, — посоветовал Джерек, — если вы пойдете как есть, чистота вашего облика затмит всех остальных.

Она отломила веточку от сахарного кустика.

Необъятная равнина, над которой они летели, была уст лана тусклым зеленым ковром. Затем показались аллейки, расположенные с небольшими промежутками по периметру окаймлявшего центр событий полукружья. Джерек выбрал одну из них. Кипарисы, пальмы, тисы, бузина, сосны, мамонтовые деревья по обеим сторонам аллеи промелькнули перед ним. Их разноликость возвещала о том, что Герцог Квинский верен своим былым манерам. (Джерек удивился бы, увидев что-либо иное). Прежде чем они успели рассмотреть остальное, послышалась музыка.

— Вальс! — воскликнула миссис Ундервуд (строгой простоте дневного платья она предпочла великолепие небесного шелка и роскошь белоснежных кружев, оборочек. На ней была шляпа с огромными полями, кружевной узор перчаток нежно облегал ее изящные ручки, в которых она держала бело-голубой зонтик). — Это Штраус, мистер Карнелиан?

Джерек вальяжно развалился в кресле, перебирая цепочку часов. Твидовый костюм, «сшитый» с ее помощью, тщательно подобранный жилет, башмаки и даже кепи, чуть затеняющее его лицо — все это безукоризненно сидело на нем. «Вашей фигуре позавидовали бы всюду» — сказала на примерке Амелия, немного смутившись после своих слов. Джерек покачал головой: «И в столице, и в провинции. Я плохо знаком с древней модой.» Лорд Джеггед оценил бы. Надеюсь, он там! — Джерек поигрывал вересковой трубкой, которая, как казалось миссис Ундервуд, придавала ему зрелый и мужественный вид.

— Он наговорил много лишнего на прощанье, — сказала она. — И вряд ли раскаивается в своих словах… Я помню, как однажды, браг девушки, которую я знала по школе, составил нам компанию во время каникул… Он относился ко мне надменно, и я думала, что не нравлюсь ему. Под конец он отвез меня на станцию, по дороге не проронив ни слова. Мне было неловко, я чувствовала себя обузой. Я вошла в поезд, он остался на платформе. Когда поезд тронулся, он побежал рядом с ним, зная, что мы больше не увидим друг друга. Он покраснел, как малина, когда выкрикнул те слова — она стала изучать серебряный кончик своего зонтика.

Джерек увидел на ее губах мягкую улыбку — все, что он мог увидеть на ее лице, закрытом полями шляпы.

— Какие слова?

— О! — она взглянула на него лукаво. — Он сказал: «Я люблю вас, мисс Ормонт!» — вот и все. Он признавался в этом, потому что мы расставались навсегда.

Джерек засмеялся.

— И, конечно, шутка состояла в том, что вы не были этой мисс Ормонт. Он перепутал вас с кем-то другим?

Его удивило, почему и тон, и выражение ее лица вдруг изменились, хотя она, казалось, оставалась веселой. Она снова занялась зонтиком.

— Моя девичья фамилия была Ормонт, — сказала она. — Когда мы выходим замуж, мы берем фамилию нашего избранника.

— Великолепно! Тогда я могу однажды стать Джереком Ундервуд?

— Вы дьявольски хитры в методах преследования своих целей, мистер Карнелиан. Но меня не поймать так легко. Нет, вы не станете Джереком Ундервуд.