— Конечно, — сказала она, помрачнев. Заметив это, Джерек, сжал ее руку, но она не повеселела.

— Мне казалось, Амелия, что вам это изменение придется по душе, как никому, — губы Лорда Джеггеда чуть-чуть скривились. — Тенденция к социальной стабильности, не так ли?

— Мне сегодня не до шуток, Лорд Джеггед.

— Вы носите траур по картошке?

— Картошка лишь начало.

— Что-нибудь придумаем, Амелия, не нужно огорчаться. Решим все проблемы…

— Сэр, неразрешимая проблема-человек, который не хочет быть трутнем в мире трутней.

— Вы слишком суровы к себе и к нам. Смотрите на это, как на награду человеческой расе за миллионы лет борьбы.

— Ну, в некотором смысле…

— Я не участвовала в этой борьбе.

— В некотором смысле, сэр, мы все принимали участие, в некотором — нет. Это, как вы обычно говорите, зависит от точки зрения.

— Вы изменились.

— Боюсь, что да.

— Вы боитесь цинизма в себе.

— Именно этого.

— Некоторые могут подумать, что вы испугались.

— Пусть думают. Причина не в этом, Лорд Джеггед, и, вообще, давайте прекратим этот разговор. Мои проблемы никого не касаются.

— Вы не правы, Амелия. Я виновник ваших проблем.

— Не могу возразить вам.

Его голос был спокойным, и только для ее ушей.

— У меня тоже есть совесть, Амелия. Я делал все это из чувства долга, слишком преувеличенного.

Ее губы приоткрылись, подбородок задрожал.

— Если бы я могла поверить в это, я примирилась бы с моей ситуацией.

— Тогда вы должны поверить в это.

— О, Джеггед! Амелия права. Нам наскучил весь этот неинтересный разговор. — Железная Орхидея подвинулась ближе к мужу. Лорд Джеггед приподнял шляпу.

— Возможно, мы сможем продолжить его позднее, Амелия. У меня есть предложение, которое, наверное, обрадует вас.

— Не принимайте к сердцу, — сказала она, — наши дела.

Джерек хотел заговорить, но вдруг со всех сторон раздались душераздирающие звуки фанфар, и неестественно громкий, искаженный голос Герцога Квинского взорвал воздух:

— Свадьбы начинаются!

Они присоединились к толпе, двинувшейся к собору.

Лучи солнца, пыльным разноцветьем проникшие сквозь окна в сумрак собора, радужными разводами покрывали мраморный пол и дубовые сиденья, своды галереи и золоченные кафедры. Костюмы женихов, невест и приглашенных были экстравагантны, как никогда. Вечные граждане вечной планеты заполнили Собор.

Едва не самое важное лицо — Епископ Тауэр — облаченный в одежды из красного и черного шелка, украшенные вплетениями белой тесьмы, с величественной митрой на величественной голове стоял на возвышении, приготовив руку для благословения вечных молодоженов. Трубный звук тысячи инструментов зазывал одной нотой в высокие двери. Затем внезапно наступила тишина, в которой отдавался эхом прежний звук. Епископ дал ему затихнуть и жестом пригласил Сладкое Мускатное Око пройти к алтарю, затем подошел Герцог Квинский, все еще в униформе, встал рядом со своей невестой, выбравшей все белое для этой церемонии — волосы, брови, ресницы, губы, платье и сапожки. Сам алтарь был уже завален разнообразными голубыми и зелеными дарами. Джерек, Амелия и Железная Орхидея наблюдали из галереи, как Епископ Тауэр придерживаясь церемонии протянул Герцогу Квинскому черный лук и одну стрелу, давая возможность жениху «показать себя достойным этой женщины». Железная Орхидея прошептала, что Амелия, наверно, знакома с ритуалом и, без сомнения, ей не очень интересно, но она, Орхидея, очень возбуждена. Епископ Тауэр сделал движение, и на основном алтаре появилось двадцать пальм, стоящих одна за другой. Герцог Квинский положил стрелу на тетиву, натянул ее и выстрелил в первую пальму. Стрела проткнула дерево насквозь, вошла в следующее, проткнула его и так далее, пока не проткнула все двадцать деревьев. Раздался дикий вопль (за последним деревом за какой-то надобностью оказался Ли Пао, получивший смертельное ранение в глаз; его побыстрей оживили, стараясь обойтись без трагической шумихи в такой день). Герцог Квинский протянул лук Епископу Тауэру и затем, ссылаясь на Диснея Разрушителя и призывая в Свидетели Господа Будду, нараспев поклялся любить Сладкое Мускатное Око до конца своих дней. Ритуал приводил в экстаз виновников торжества (как, впрочем, и было задумано), но зрителям стала надоедать эта канитель, хотя все в один голос признавали, что давненько у них не было такого грандиозного зрелища. Наконец, Епископ подошел к заключительной части обряда:

— … пока вышеупомянутые партии не сочтут этот Союз исчерпанным, и никакие разногласия не коснутся его! Именем Божьей Матери, Божьих Родственников, Боже Храни, Божьей Коровки, именем Счастливого случая вы приговорены друг к другу. Приговор может быть обжалован Верховным, Средним и Низшим судом Азарта и Произвола на Священных небесах Города.

После этих слов на шею Сладкого Мускатного Ока водрузили церемониальные кандалы, а к паху Герцога с трудом пристроили гроздь ювелирных изделий, молодожены обменялись нимбами, кровью из пальцев, забили на алтаре двух козлов и, наконец, звук фанфар возвестил о законности их брака. Следующей была чета Лорда Монгрова и Вертера де Гете, которые выбрали короткую и мрачную церемонию, затем Госпожа Кристия, Неистощимая Наложница и небольшой, но сплоченный взвод женихов. Во время бракосочетания Доктора Волоспиона с Платиновым Маком (полной копией Железной Орхидеи) Лорд Джеггед незаметно исчез. Джерек подумал, что отца утомила эта процедура и вспомнил о слухах, что Джеггед терпеть не может завистливого Волоспиона.

Оставшиеся брачующиеся выбрали групповую женитьбу, которая занимала намного меньше времени. Амелия и Железная Орхидея перешептывались друг с другом, сдавленно хихикая. Правда, когда раздался залп Свадебной Пушки, когда Клара Цирато пронзительно кричала на процедуре протыкания нижней губы, когда раздался бычий рев Пэра Карболики из 900-го столетия, они залились откровенным звонким смехом. Джереку было приятно, что самые дорогие его сердцу женщины нашли общий язык и подружились. По лицу Амелии он понял, что она борется с собой, находя свое собственное поведение предосудительным. Несколько раз они присоединялись к аплодисментам, заполняющим собор, когда все больше и больше людей, под впечатлением, кидались к алтарю и безрассудно вступали в брак друг с другом. Процедура стала крайне хаотичной, и Епископ Тауэр, потеряв свой важный вид, раскачивал митрой и давал простор своей бурной фантазии в более экстравагантных ритуалах, так что смех теперь звучал из каждого угла огромного собора, взрыв аплодисментов приветствовал необычные упражнения нескольких леди, настоявших, чтобы их женили, пока они стояли на руках вниз головой. Железная Орхидея колко заметила:

— Самые умные из нас уже женились — эти же только ломают для нас дешевую комедию.

Они собрались уходить.

— Епископ Тауэр разошелся не на шутку, — сказала Орхидея. — Кстати, многие из них, эмигранты, возвращенные недавно эффектом Морфейла, Разве это не грубый Перег Траво в пламенной короне — вон там рядом с девочками. А чуть левее другой путешественник во времени, над которым склонился Гэф Лошадь в Слезах? Что это он так усердствует?

Амелия отвернулась. Железная Орхидея похлопала ее по плечу.

— Ты права, моя дорогая, это отвратительно.

Гости уже танцевали, выстроившись в длинную линию, изгибающуюся через альковы, по лестницам вдоль высоких галерей сквозь глубокие тени и неожиданный солнечный свет, а Епископ Тауэр подгонял их, его митра раскачивалась в такт оркестру Герцога Квинского, который музицировал за дверью.

— Благословляю вас! — вопил он. — Благословляю!

По настоянию Трикситрокси Ро, низложенной Королевы, которую успешная революция изгнала в будущее, вспыхнул огонь; Королева уже сотни лет считала поджог залогом успеха любой вечеринки.

Железная Орхидея, Джерек и Амелия пробирались к двери, двигаясь навстречу толпе.