— О, Монгров, сколько силы в утонченности вашего уныния! — поздравил его Лорд Джеггед. — Вы все должны стать моими гостями в Замке Канари. Мы устроим вечеринку в память о былых днях, приблизившись к Краю Времени. Амелия, вы скоро убедитесь, что воспоминаний о прошлом будет вполне достаточно.

Амелия рассеянно улыбнулась, не вникая в смысл его слов, потому что стенания Монгрова находили живой отклик в ее измученной душе. Ей понадобилось некоторое время, чтобы отвлечься от мрачных мыслей и войти в колею веселой болтовни с остальными о том, как бы не забыть сказать последние «прощай» космическому кэбмену, который приступил к ремонту хронобуса перед возвращением в собственное время. Амелия подозревала, что миссис Персон сыграла в этом деле не последнюю роль.

Герцог Квинский стоял на потрескавшемся сером грунте, восхищенно любуясь искусной работой. Перед ним возвышалась квадратная громадина летательного аппарата, плавно раскачиваясь от каждого дуновения ветерка, шевелившего пыль у их ног.

— Эта секция — кузов — газовый резервуар, — распинался автор проекта перед Джереком. — Передняя часть предназначена для перевозки пассажиров, как такси.

— А что он представляет из себя в целом?

— Это грузовик из 20-го столетия.

Подобрав юбку своего венчального платья, Железная Орхидея вздохнула, вспомнив о недавних путешествиях.

— Смотрится довольно нелепо.

— О нет, дорогая. Это изъяны первого взгляда. Внутри газового баллона есть дыхательное оснащение.

Вскоре все стало таким, как прежде, когда ветры забвения не коснулись их мира. Плоть, кровь и кость, трава, деревья и камень наполнили этот мир под новорожденным солнцем, и красота, безыскусная или причудливая, расцвела на лице этой иссохшей древней планеты, будто Вселенная никогда не умирала. И за это мир должен был благодарить свои полуодряхлевшие Города и дерзкую настойчивость этого одержимого исследователя времени из двадцать первого столетия, из Эпохи Рассвета, который назвал себя именем маленькой певчей птички, модной за двести лет до его рождения. Кто считал себя актером, что не помешало ему сохранить свои тайны со всем хитроумием придворного Медичи, этот эксцентрик в желтом, этот томный разрушитель судеб, Лорд Джеггед Канари.

Они стали свидетелями возведения старого замка Канари. Сперва, раскаленный ярко-красным солнцем, туман окутывал мрачным блеском плетеную клетку в 75 футов высотой. Сквозь полупрозрачную позолоту прутьев были видны плавучие комнаты, каждая из которых соответствовала различным настроениям Джеггеда. Они наблюдали, как Лорд Джеггед окрасил небо в васильковый цвет с розовыми бликами от солнца, проникающего сквозь прутья клетки. Лучи его высвечивали тусклые пылинки, которым вдруг на смену подоспели кустарники, деревья, пруд с прозрачной водой. Это был жестокий контраст с, окружающим их на тысячи миль, безрадостным пейзажем.

И тут все загорелись желанием творить, творить пока не поздно. Монгров кинулся возводить черные горы, свои холодные, наполненные клубящимся туманом, залы и мрачные холмы, Герцог Квинский преуспел в возведении мозаичных пирамид, лунных золотистых куполов, меркурианских замков и океана, размером со Средиземноморье, в котором обитали чудовища и рыбы в стиле барокко. У каждой рыбы была своя комната. Железная Орхидея, разделившая с супругом общий кров, сотворила клумбы стальных цветов на серебряном снегу, холодных птиц, блестящих, как сталь, которые стучали клювами, хлопали крыльями и пели человеческие песни механическими голосами; роботов-лисиц и автоматы в малиновых камзолах, на механических лошадях — так называемых охотников — акр за акром хитроумной оживленной механики.

Джерек Карнелиан и Амелия Ундервуд выделялись скромностью своего творчества. Сначала они выбрали место для этого и окружили его лесами из тополей, кипарисов и ив, чтобы не было видно пустыни вокруг. Ее фантастический дворец был забыт: вместо него Амелия возвела беленький домик с черепицей и стропилами. В некоторые окна она вставила цветные стекла, но остальные были огромными, насколько это возможно, из цветного стекла без переплета. Дом окружали клумбы с цветами, огород, пруд с фонтаном в центре и высокие заборы из кустарника, отгораживающие их дом от остального мира.

Джерек восхищался домиком, но почти не принимал участия в его создании. Внутри были дубовые столы, кресла, книжные полки без книг (не в ее власти было воссоздать их; неудачу потерпела и попытка воссоздать картины — Джерек утешил ее: никто не мог в Конце Времени сделать такие вещи), ковры, полированные буфеты, вазы с цветами, шторы, статуэтки, подсвечники, лампы. Из огромной кухни с водой и всякой современной утварью, включая точилку для ножей и газовую плиту, хотя она знала, что редко будет пользоваться ими, выходила дверь в огород, где уже наливались соком овощи. На втором этаже дома было две отдельные комнаты для них со спальнями, гардеробами, кабинетом и гостиной в каждом помещении.

Закончив, она посмотрела на Джерека, ожидая его одобрения, которое он, всегда восторженный, не преминул выразить.

Всюду шло бурное созидание: сверхобилие изобретательности.

Благодаря пикантным способностям Железной Орхидеи, Епископ Тауэр был рожден вместе с митрой и посохом, затем на свет появилась Миледи Шарлотина, немного сбитая с толку той памятью, что была раньше, потом наступила очередь Госпожи Кристии, Неистощимой Наложницы, Доктора Волоспиона, О’Кэлы Инкардинала, Эдгаросердного По, Сладкого Мускатного Ока.

Все новорожденные горели желанием внести свой вклад в реконструкцию мира и друзей. И Монгров из слякоти своих дождливых скал снова позволил мрачному романтичному Вертеру де Гете смотреть на мир и скорбеть, в то время, как Лорд Кархародон, неверящий, презрительный, оставался во владениях Монгрова только несколько мгновений, прежде чем броситься вниз с утеса, чтобы быть вновь воссозданным сочувствующим Монгровом и признать, что он был не совсем в себе, вызвать свой простой серый аэрокар и улететь прочь, чтобы построить себе жилье с квадратными комнатами и населить их автоматами-двойниками (не из желания насытить свое «я», а по скудости фантазии).

Лишь только резиденция и слуги-близнецы были воскрешены; Лорд Кархародон оставил потуги на Творчество, и вокруг его убогого дворца лежала серая безжизненная земля, покрытая трещинами. Во всех уголках планеты поднимались целые горные хребты, великие реки катились по плодородным равнинам, бушевали моря, шумели леса, возвышались холмы, дышали луга, насыщенные жизнью.

Эдгаросердный По сделал, возможно, свой самый величественный вклад в мир, скопировав до мельчайших подробностей древний город, каждую разрушенную башню, каждый шепчущий купол восхитительного вкуса и аромата, каждое химическое озеро — суп из неописуемых лакомств, каждый камешек, от которого текли слюнки — деликатес.

Герцог Квинский построил флот летающих грузовиков, заставив их проделывать сложную акробатику в небе над своим домом, где он готовил вечеринку на тему о Смерти и Разрушении, роясь в банках памяти Городов в поисках пятидесяти самых знаменитых руин в истории: Помпея снова существовала на склонах Кракатау; Александрия, построенная из книг, сгорела заново; каждые несколько минут новый гриб распускался над Хиросимой, проливая дождем грибы, почти сравнимые с кулинарными чудесами Эдгаросердного По. Могильные ямы Брайтона были искусно уменьшены, потому что для них требовались огромные пространства, были завалены крошечными телами, которые все еще шевелились, стонами и взывали к жалости. Но самым эффектным его изобретением был расплавленный Миннеаполис, замороженный, жестокий, все еще узнаваемый, с его обитателями, запечатленными в полупрозрачном желе, в попытке спастись от Швейцарской резни.

Это был Ренессанс, как и предсказывал Епископ Тауэр.

Лорд Джеггед Канари стал героем, его подвиги чествовались. Только Браннарт Морфейл считал вмешательство Джеггеда нежелательным. Действительно Браннарт оставался скептиком по поводу всей теории, связанной с методом спасения. Он исподлобья разглядывал резвящиеся скульптуры вокруг зеленого дворца Миледи Шарлотины (она отказалась от своего подводного мира, памятуя о наводнении, которое застигло ее в доме), на розовые пагоды Госпожи Кристии и эбеновую крепость Вертера де Гете, предостерегая всех, что это маленькая отсрочка Концом Света, но никто из них не захотел выслушать его.