— Мне кажется, вы берете вверх. Именно это и не нравится Железной Орхидее.
— Меня приняли в вашем обществе, и я имею успех, но это чревато многими осложнениями.
— Какими? — Джерек поклонился Алому О’Кэле в образе Королевы Британии, который отсалютовал в ответ. — Все интересуются моим мнением, спрашивают о костюмах.
— Бедное воображение.
— Вовсе нет. Все эти костюмы превосходны, но среди них нет ни одного из моего столетия. Постепенно представления о моей эпохе исчезли, и теперь ваши знания очень поверхностны.
— Странно. Именно об этом веке мы знаем больше, чем о других. — Джерек был озадачен. — Я досконально изучил его и ввел на него моду. А чем вам не нравятся костюмы?
— Как костюмы они ничего. Но очень немногие отвечают теме 1896 года. Некоторые из них разделяет тысячелетие. Вот этот мужчина в лиловых парусиновых панталонах, что несет поджаристый (очень аппетитный с виду) пирог со свининой на голове — он во всеуслышание заявил, что он — Гарольд Хардред.
— Первый министр?
— Нет, мистер Карнелиан. Костюм невозможен в любом случае.
— А вдруг он и есть тот самый Гарольд Хардред? Как вы думаете? В наших питомниках столько переодетых путешественников во времени.
— Маловероятно. — В конце концов прошло несколько миллионов лет, и нам приходится во всем полагаться на слухи. Когда наши ныне гниющие города были моложе, их информация была лишена погрешностей. Всего лишь миллион лет назад эти анахронизмы были исключены в подобного рода вечеринке. Я слышал о маскарадах наших предков (ваших потомков, то есть), которые использовали все ресурсы городов, когда те были в расцвете. Конечно, нынче мы бледны в сравнении с ними. Хотя в изобретении прошлого тоже есть своя прелесть.
— Я согласна с вами и меня одновременно одолевает подавленность и возбуждение. Вы, должно быть, сочтете меня ограниченной…
— Вы захватили нас, хотя я счастлив, что мой мир стал приемлемым для вас, потому что во мне теплится надежда, что вы скоро согласитесь быть моей…
— О! — воскликнула она неожиданно, показывая рукой. — Там Браннарт Морфейл. Мы должны сообщить ему наши новости.
Глава одиннадцатая
Несколько спокойных моментов в питомнике
— … вот так закончилось наше возвращение, о мудрейший из ученых, — заключил Джерек, срывая два плода с дрейфующего красного дерева. Один он оставил себе, а другой протянул миссис Ундервуд, стоявшей рядом. — Может эти сведения хоть как-то возместят утрату вашей машины?
— Вряд ли! — Браннарт добавил еще пару футов к своему горбу со времени их предыдущей встречи. Теперь горб возвышался над его телом, угрожая опрокинуть его. Возможно для компенсации Браннарт увеличил размер уродливой ступни. — Вздор! Вы лишний раз обнаружили свое невежество. Ваши измышления лишены здравого смысла. Вы неспособны понять Природу времени.
— Я думаю, вы на пороге нового открытия, профессор, — сказала Амелия, с интересом наблюдая, как двадцать мальчиков и девочек в одинаковых робах парочками проплывали мимо в сопровождении пиликающего на дудке Арлекина (то была еще одна Железная Орхидея). Следом за ними в высоком белоснежном поварском колпаке пошатывался подвыпивший Эдгаросердный По (он явился на праздник как Капитан Кук), попутно угощая гостей съедобными револьверами. — То, что случилось с нами наводит на мысль, что я могу беспрепятственно вернуться в свой 19 век.
— Вы все еще хотите вернуться, Амелия? — чуть потеряв равновесие, Джерек распылил остатки фрукта.
— Почему нет?
— Мне казалось, вас все устраивает..
— Напрасно. Просто я принимаю удары судьбы со смирением, мистер Карнелиан. Не нужно думать, что это доставляет мне удовольствие.
Браннарт Морфейл фыркнул. Его горб накренился, но затем стал выправляться.
— Ну почему вы так хотите обратить в прах то, чему я посвятил столетия? Джеггед всегда завидовал мне. Он не может простить моих открытий и сговорился с тобой, Джерек Карнелиан, опорочить меня.
— Никто не отрицает ваших открытий, дорогой Браннарт. Мы просто узнали, что они частичны, что существует не один закон времени, а много!
— У вас нет доказательств.
— Они перед вами, Браннарт. Мы здесь, вопреки вашему непогрешимому Эффекту. Он приложим к миллионам случаев, но иногда…
Большая зеленая слеза скатилась по щеке ученого.
— Я посвятил святой науке тысячелетия — вы в это время предавались причудливым фантазиям и прихотям. Пока я пытался сберечь и преумножить завещанное предками, вы безумно растрачивали его. Всю жизнь я гнул спину в поисках разгадки величайшей из тайн…
— Никто не отрицает ваших заслуг, Браннарт, самый упорный из исследователей. Члены гильдии, о которой я упоминал, чтят ваш…
— … и вот теперь вы строите мне козни с этими вашими выдумками, этими небылицами, с этими бреднями о зонах, неподвластных влиянию моего безукоризненного Эффекта, о группе безответственных индивидуалистов, разглагольствующих о Природе времени, о том, что она не единична… О, Джерек! Разве заслуживает подобной жестокости тот, кто стремился к знаниям, который никогда не вмешивался — критиковал немного, но никогда не вмешивался в действия других людей?
— Я лишь хотел пролить свет на некоторые…
Мимо проходила Миледи Шарлотина в огромной корзине лаванды, из которой виднелась только ее голова. Она окликнула на ходу:
— Джерек! Амелия! Удачи вам! Удачи! Не надоедайте им слишком много, Браннарт! Не то я лишу вас своего покровительства!
Браннарт злобно сверкнул глазами.
— Я больше не играю с вами в шарады. Смерть приближается, но вы все танцуете, пренебрегая теми немногими, кто может помочь вам.
Миссис Ундервуд поняла. Она пробормотала:
— Уэлдрейк знал об этом, профессор Морфейл, когда писал одну из своих последних поэм:
Одинокий, у моего гранитного постамента,
Я видел, как пирующие проезжают мимо
Их лица в масках,
Одежды в драгоценностях,
Плащи подобно крыльям ангела в полете, сверкая дьявольским огнем!
И красные губы пили из пурпурных чаш,
И блестящие глаза горели жестокостью
Неужели это старые друзья, которых я обнимал?
Неужели это мечтатели моей юности?
О, Время побеждает больше, чем плоть!
(Оно и его свита Смерть)
Время забирает душу тоже!
И Время побеждает Разум,
Время правит!
Озадаченный Браннарт не смог ответить на ее понимающую, полную сочувствия улыбку. Он выглядел озадаченным.
— Сильные строки, — отпустил дежурный комплимент Джерек, вспомнив об успехе капитана Бастейбла. — О, да… Я кажется вспоминаю сейчас, — он поднял неискренние глаза к крыше, как делали когда-то они. — Вы как-нибудь должны мне почитать Уэлдрейка еще.
Взгляд, который она бросила на него искоса, не был безразличным.
— Ха! — сказал Браннарт Морфейл. Маленькая галерея, на которой он стоял, резко накренилась, когда он переступил ногами. Браннарт выправил ее. — Я больше не желаю слушать чепуху. Помни, Джерек Карнелиан, сообщи своему хозяину, Лорду Джеггеду, я не буду играть в его игры! С этого момента я буду проводить свои эксперименты в секрете! А почему бы и нет? Разве он посвящает меня в свои тайны?
— Я не уверен, что он сейчас с нами в Конце Времени. Я хотел спросить…
— Достаточно!
Браннарт Морфейл заковылял прочь от них, нетерпеливо топая о пол платформы своей чудовищной ступней. Тотчас к ним поспешил Герцог Квинский:
— Знакомьтесь! Самый почетный из моих гостей! Вакака Накоока явился, как птица эпохи Рассвета.
Крошечный черный человечек, сам путешественник во времени, обернулся к ним с улыбкой и поклоном. С каждым выходом из его ноздрей вылетали маленькие ястребки и, трепеща крылышками, опускались на пол, уже заполненный, по меньшей мере, двумя сотнями их братьев и сестер. Его плащ закружился в водовороте, и Вакака, превратившись в огромную сову, улетел.