Земскому начальнику предписывалось вести «надзор за всеми установлениями крестьянского общественного управления, а равно производство ревизий означенных установлений как по непосредственному его усмотрению, так и по поручению губернатора или губернского присутствия». Но, чтобы успешно решать все эти и сотни текущих вопросов, дворянину надо было обладать и высоким образованием, и достаточным опытом управленческой работы, а также хорошо знать сельское хозяйство т.д. А таких дворян оказалось гораздо меньше, чем требовалось для заполнения новых должностей. Так что правительству пришлось отступить от некоторых критериев, через которые предполагалось поднять престиж земского начальника, и в первую очередь понизить установленный вначале и без того скромный образовательный ценз.

Так, крестьянин, вышедший из крепостной зависимости от дворянина-помещика, вновь попадает под его, теперь уже жесткое административное, а затем и судебное начало.

Усиление контроля, а по существу, вмешательство правительства в работу местных органов власти наблюдалось и в последующие годы. По новому положению о земских учреждениях (1890) и городовому (1892), крестьяне лишались непосредственного права избирать гласных. Здесь был предпринят весьма хитроумный ход: крестьяне избирали кандидатов в гласные больше, чем положено, а губернатор из их числа назначал, на его взгляд, наиболее деловых и подготовленных лиц. Выходило, что представительства в земствах крестьяне не лишались. Что же касается городов, там избирательных прав лишены были не только рабочие, но и вообще все горожане без недвижимой собственности, в число которых попали приказчики, квартиросъемщики, мелкие торговцы. В общем, в 1892 г. из 9,5 млн горожан право голоса имели лишь 100 тыс. человек – немногим более 1%.

Необходимо отметить, что многие крестьяне, привыкшие жить «как барин скажет», были настолько далеки от земских проблем, что чаще всего никак не реагировали на происходившие изменения. По словам писателя Г. Успенского («Крестьянин и крестьянский труд»), крестьянин «не знал, куда, кому и зачем он платит, не имел никакого понятия о земстве, о выборах в гласные и т.д. Твердо был уверен, что все это до него ни капли не касается».

Судебная реформа также тормозилась, особенно на местах. Пострадал гласный суд присяжных. Почему, ведь эта реформа признавалась как наиболее демократичная во всей Европе? Но проводилась-то она в России.

Из юрисдикции (право производить суд, решать правовые вопросы) присяжного суда изымались дела, которые могли вызывать общественный резонанс. Был упразднен мировой суд в деревне, а судебные права этого уровня перешли к земскому начальнику. Выходит, земский начальник сосредоточил в своих руках и административную, и судебную власть. Была сведена к минимуму гласность судопроизводства: ее трижды ограничивали в 1872–1881 гг., а теперь министр юстиции, министр внутренних дел, генерал-губернатор могли закрыть любое заседание суда под предлогом обеспечения «правильного хода судебных действий».

Контрреформы не обошли просвещение и образование. Д.А. Толстой, бывший обер-прокурором Синода и одновременно министром народного просвещения, получил повышение – должность министра внутренних дел, совмещая этот пост с должностью шефа жандармов, оставил подготовленный проект университетской реформы, который представлял уже новый министр просвещения И.Д. Делянов. Принимался университетский устав просто уникально. При голосовании большинство членов Государственного совета не поддержало проект, поскольку он являлся шагом назад в сравнении с прежним, и казалось, что новому уставу не быть. Но тут произошло то, что могло произойти в условиях самодержавной власти: присутствовавший император встал на сторону меньшинства и устав вступил в силу.

По Уставу 1884 г., ректоры университетов вновь стали назначаться правительством, программы утверждаться министерством. Профессора могли освобождаться и назначаться на должность опять же по указу сверху. Студентов вновь обязали носить форменную одежду, созданная инспекция контролировала каждый их шаг. Многие профессора оценили состояние такого университетского строя как «старческий маразм», «глубокое распадение и дезорганизация».

Пострадала система среднего и начального образования. Большая часть доступных для народа школ передавалась в ведомство Синода, под «совиное крыло» Победоносцева. Более или менее сохранили свой характер лишь гимназии.

Вводились ограничения по национальному признаку при поступлении в учебные заведения. Особенно не повезло евреям. С 1887 г. учеба их детей в университетах и школах ограничивалась установленным правительством процентом.

Министр, чтобы улучшить состав учащихся, решил закрыть доступ в гимназии для «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и т.п.». Гимназия возвращалась к порядкам, царившим во времена Николая I, когда в ней могли учиться только дети дворян и чиновников. Циркуляр на этот счет получил название «о кухаркиных детях», а его автор, министр Делянов, получил прозвище «шут гороховый» (утверждают, что так его за глаза называли даже министры).

Анализируя откат от реформ, нетрудно убедиться, что и в экономической, и в общественно-политической жизни страны многое происходило спонтанно (самопроизвольно), изменения зависели от позиции той или иной личности, а также самого Александра III.

Следствием освобождения крестьян и нового установленного порядка землепользования стало быстрое развитие промышленности и столь же стремительный рост числа рабочих. Но несмотря на это Россия пока значительно отставала в этой сфере от ведущих стран Запада и в значительной мере пользовалась готовыми промышленными изделиями из Англии, Германии, США, Франции и т.д.

Оставалось проблемой обеспечение потребностей промышленности топливом отечественного производства, поэтому правительство шло на закупку импортного угля и кокса. (Только в 1898 г. в западных странах было закуплено 154 494 тыс. пудов угля и 27 953 тыс. пудов кокса на сумму 175 088 руб.)

Несмотря на сложности в развитии промышленности в России, темпы ее роста и объем продукции неуклонно росли.

Рост налицо. Но производимая отечественная продукция стоила дорого, гораздо дороже, чем в странах Запада. Так, если за 1 пуд чугуна россиянин платил до 90 коп., то американец – 32 коп., а англичанин и того меньше – 26 коп.

В целом в пореформенный период до конца XIX в. промышленное производство в России выросло в 7 раз. Газета «Россия» по этому поводу писала: «Россия окончательно изменила свою физиономию. До сих пор она являлась для Европы страной колоссальных военных сил, а теперь Европа видит перед собой страну грандиозной промышленности».