В.О. Ключевский писал, что в XVIII в. носителями верховной власти в России были люди либо необычайные, как Петр Великий, либо случайные, каковыми были его преемники и преемницы. Екатерина Алексеевна была и случайной, и необычайной одновременно. Случайной – потому что в результате успешного дворцового переворота стала императрицей, необычайной – потому что сумела стать весьма полезной для России, особенно в сравнении с предшественником и преемником.

Подаренный Екатерине гвардейцами трон не мог сиюминутно стать устойчивым – такого в России не было и не могло быть. Условия смены власти у последователей Петра I всегда носили экстремальный характер. Императрица, зная это, понимала, что для физического выживания необходимо провести ряд срочных, если потребуется, самых жестоких мер по укреплению своего царского положения.

Екатерине нужна была опора, но теперь уже не только в виде штыков и пушек, она нуждалась в умных и действительно преданных людях – офицерах и чиновниках. Но многие спецы по российским переворотам не были годны к полезной управленческой деятельности. Только граф Панин, пожалуй, который стал заведовать внешними делами, на первых порах пользовался доверием императрицы. Вернувшиеся по ее воле из ссылки опальные сановники наперебой давали ей советы и рекомендации, но она этим людям не доверяла.

Наибольшее опасение за трон вызывал у императрицы все еще живой, хотя и в заключении, Иванушка (так звали Ивана Антоновича, законного наследника престола). Прознав о заговоре с целью вызволения соперника из крепости, Екатерина приказала усилить его охрану. При первой же попытке освободить Ивана «замотавшимся армейским подпоручиком Мировичем», Иванушка, будто бы уже сошедший с ума, был заколот своими надсмотрщиками – согласно инструкции, если над тем нависнет опасность.

Беспокоили Екатерину и слухи о правах на власть ее сына Павла Петровича, ведь рожден тот был от законного императора. Не оставляла ее мысль и о том, что будто бы ее муж Петр каким-то чудом уцелел и где-то ждет своего часа, чтобы убрать с престола чужестранку.

Понимая неустойчивость трона Екатерины, заговорила Церковь, причем чуть ли не в ультимативной (категорической) форме. Но тут Екатерина уже проявила характер, круто расправившись с главным возмутителем, митрополитом Ростовским Арсением, настояв на его расстрижении (лишении монашества) и заключении в застенки.

Екатерина все отчетливее осознавала, что главным постулатом (исходное положение, принимаемое без доказательств) на начальном этапе правления должна стать опора на собственные силы и ум.

Положение во всех сферах жизнедеятельности Российской империи оставалось удручающим. После Петра I его наследникам никак не удавалось стабилизировать государственный бюджет. Сенат, ведавший денежными делами, совершенно не знал этих дел, даже о цифрах расходов и доходов не ведал. Екатерина решила упорядочить деятельность этого органа, поскольку он, раздув небывало свои функции, явно не справлялся с ними. Императрица разделила Сенат на 6 департаментов, определив обязанностями каждого, связывалась с ним только через генерал-прокурора, всячески сдерживала его от законодательных дел, подкрепляла усиление власти отдельных ведомств согласно их функциям. Важнейшие мероприятия поддерживала или проводила личной инициативой, авторитетом и положением государыни.

Екатерина быстро осознала, что отдельные, вызванные действиями предшественника жизненные процессы, наносящие ущерб государству, необходимо повернуть вспять, даже если это будет не по нраву правящим сословиям. Она не убоялась приостановить действие манифеста Петра Федоровича о вольности дворянству, поскольку уход дворян из государственной службы принял угрожающие размеры.

Императрица понимала необходимость принятия единого законодательного кодекса, поскольку Уложение царя Алексея Михайловича безнадежно устарело (принято в 1649 г.), а трудное дело кодификации (пересмотра и сведения в единое систематизированное целое законов страны по отдельным областям права) ее предшественникам, при нескольких попытках, так и не удалось завершить.

Екатерина хотела знать, как живет подданный ей народ. Она понимала, что сановники всех уровней в своих докладах бессовестно ее обманывают. И, чтобы убедиться, как реально обстоят дела на местах, Екатерина совершила поездки по ряду губерний России: в 1763 г. – в Ростов и Ярославль; в 1764 г. – в Прибалтийские земли; в 1765 г. проехала по Ладожскому каналу; в 1767 г. – по Волге, от Твери до Симбирска (ныне Ульяновск).

Во время встреч с местным начальством императрица решала насущные вопросы государственной важности. Так в:

– Ярославле, Нижнем Новгороде и Казани были намечены меры по строительству каменных домов;

– Нижнем Новгороде была учреждена первая в России акционерная торговая компания;

– Казани Екатерина после встречи с мусульманским духовенством разрешила строить каменные мечети и т.д.

«После Петра Великого, – отмечал историк С.М. Соловьев, – Екатерина была первая государыня, которая предпринимала путешествия по России с правительственными целями».

Так прошли первые годы правления Екатерины II.

В XVIII в. в России любили царствовать все монархи, законным или незаконным путем пришедшие к власти. Но далеко не все они были настроены на реформирование хотя бы некоторых, наиболее затхлых отраслей жизнедеятельности государства. Одним это было просто не под силу – так не хватало им волевых или умственных способностей. Другим было недосуг, их больше занимали развлечения и услады. Третьи были еще не разумеющими малолетками, а их регенты служили больше себе, чем государству. И только двум императорам, Петру I и Екатерине II, удалось: первому – реформаторски разломать Россию, болезненно впивавшиеся в жизнь абсолютного большинства людей; второй – попытаться привнести в жизнь России основы западного либерализма, и что почти парадоксально – в условиях абсолютного самодержавия. Петра угнетало то, что у него мало единомышленников и дело его жизни после него пойдет прахом. Екатерина же слыла либералом до тех пор, пока не свершилась революция во Франции, где с престола сбросили короля. Как только эти устрашающие императрицу вести достигли Петербурга, ее реформаторский пыл не просто остыл – она устроила настоящую обструкцию французам (обструкция – демонстративно направленные действия).