— Мне удалось выяснить, кто был отравителем Маргомы — атар Государя. Вот почему, не смотря на всю свою осторожность, она не отказалась от напитка… вас это тоже касается.

— Что? — я удивленно приподняла бровь. Спрашивать не имело смысла — ответ был ясен и так, но все равно задала вопрос. — Кто заказчик?

Он внимательно посмотрел на меня, видимо что-то решая для себя — когда же решил продолжить, у него был такой вид, что прыгает в воду, не зная глубины. То, что он больше не скрывал свои чувства, говорило о многом.

— Государь.

Я сжала в кулаке простынь, сердце ухнуло в пятки. Что? Почему? Чем мы заслужили такую участь? Я закрыла глаза и то же глубоко вдохнула воздуха, готовясь прыгнуть в воду, с одним лишь отличием — знала глубину… дна там не было.

— Что ж тогда наступила пора все поменять. Вы готовы поклясться мне в верности, мне — Государыне?

Вновь золотое одеяние дожидалось меня на кровати, только в этот раз не только служанки, но и сами княгини были готовы по первому зову помочь мне облачиться в него. Впервые в истории Орхана на трон восходила женщина — Государыня, конечно как опекун будущего Государя. Лукс и поданные Гаргуса (он после известия о том, что Государь и есть убийца Маргомы, согласился мне помочь) нашли достаточно информации против князей, чтоб суметь их переманить на нашу сторону. Оставалось за малым уничтожить Государя. Настал тот момент, когда у меня появилась возможность отомстить и за Маргому, и за Адаис — в смерти Государя я обвинила Лучину. Арап оказался губительным напитком и, скорее всего, после всего случившегося перестанет быть столь знаменитым среди высшей знати. Причиной же убийства Первой жены Государем явился один его недостаток. Недостаток, который став достоянием общественности, мог уничтожить его. По законам орханского государства Государем не мог становиться тот, кто был бесплоден. Когда Маргому объявили в бесплодии, она не желая смириться с данным вердиктом, втайне от мужа, посетила деревенского знахаря. Он и сообщил ей, что она здорова. Это было толчком, чтоб выяснить правду, которая заключалась в том, что болен тот, кому Маргома была отдана в жены. Знахаря убили, а за ним и саму Первую жену.

Стоя перед погребальным огнем и держа за руку Мориса, я ни о чем не думала, потому что не могла вспомнить что-то хорошее об этом мужчине. Все вокруг исчезли: домовские, Алукар, Лукс и другие, осталась только я и огонь — моя стихия. Она дарила мне покой, потому что вместе с ней сгорали все воспоминания о неприятных событиях, произошедших со мной на Аквадоре. Я отомстила. Все больше нельзя ничего добавить. Принеслаа ли мне месть успокоение — да, счастье — нет. В душе поселилась пустота, и от нее нельзя было избавиться, так же как от стены отчуждения, возникшей между мной и Морисом.

Ничего после ритуала Восхождения, я постараюсь ее преодолеть…

Ритуал заключался в том, что бы преодолеть физические и умственные испытания кандидата: спарринг с Мастером меча, вопросы по истории Орхана, затем магическая экспертиза. Из всех перечисленных не фиктивной была только магическая экспертиза. На ней я выложилась до самого конца, за что и была вознаграждена искренним восторгом. Когда же все закончилось, меня ждала мимолетная, но все же передышка перед праздником. Голова кружилась от поздравлений, льстивых улыбок, злых взглядов.

Гордость не позволяла сжаться в комок, чтоб стать незаметной, наоборот — выпрямила спину и подняла подбородок повыше. Увидев меня сейчас, отец бы не узнал. Надеюсь, он бы был горд, вот только предательская правда закрадывалась в сердце и шептала: нет. Я подавила ее — стала сильнее, даже сильнее собственных чувств. Они теперь были подвластны мне, и ничего не могло меня выбить из колеи. Кто я теперь? И что решила? Остаться здесь, спрятаться от выбранного для меня пути? Многие могут погибнуть: Кетан, вирт Тагорет, мать, пока, наконец, боги не восстановят Равновесие. Готова ли я пожертвовать ими ради себя и Мориса, ради того, что окружает меня сейчас? Не сейчас, думать об этом буду не сейчас, чуть позже, сейчас — праздник!

Шум еще доносился из зала Празднеств, но чем дальше я удалялась от него, тем тише становились звуки разгула. Сил практически не осталось — мои комнаты, казалось, находились на другом острове, столько еще надо было преодолеть, чтобы добраться до них. Как раз, когда я остановилась, чтоб передохнуть из темного угла вышел Алукар. Он улыбнулся и без единого звука выставил локоть, чтоб мне было удобно опереться об него. Наше молчание нарушал лишь шорох шагов, а больше ничего. На удивление мне отчего — то стало легче рядом с ним, что хотелось идти так вечность, но все приятное в жизни заканчивается. Закончилось и это. Я посмотрела в его глаза и увидела там только нежность — он был без "маски". Алукар наклонился и прикоснулся к щеке. Мне не хотелось думать, что все изменения произошли из-за того, что теперь титул Государыни мой… Только другого объяснения не было. Я отстранилась и, войдя в гостиную, закрыла за собой дверь. Сердце быстро билось в груди, но оно было бессильно против разума. Постояв так немного, я пошла в спальню и как раз в этот момент в помещение вошел Лукс. По его удовлетворенному лицу стало понятно, что сейчас прозвучит что-то не очень приятное для меня.

— Подождите меня здесь, Лукс.

— Как прикажете, Государыня.

Я быстро переоделась и вновь вернулась в гостиную. При моем появлении Главный Дознаватель встал с дивана. Махнув рукой, чтоб он сел, я подошла и расположилась в соседнем кресле.

— Говорите, что узнали Лукс. По-вашему лицу сразу все видно. Удивительно, что вы умудряетесь при этом еще хорошо работать.

Он улыбнулся и отвесил полупоклон, приняв мои слова за комплимент.

— Вы же знаете, что так откровенен я только с вами, Государыня.

— Хватит, говори уже.

Собеседник взял со стола цырну, повертел в руках и посмотрел на меня.

— Помните, вы просили выяснить, кто раскрыл ваш неудачный побег из Дома? Так вот — это был Алукар.

Стало не хватать воздуха. Мне больно? Нет, нет… просто, неожиданно. Лгу сама себе. Гнев охватил душу, хотелось тут же убить Алукара, уничтожить, но мне удалось совладать с собой. Нельзя позволить чувствам овладеть мной. Нельзя. Я смогу пережить и это предательство.

— Что вы прикажете делать?

— Я подумаю. Спасибо — вы свободны, Лукс.

Он ушел. В комнату заползла тишина и уместилась там, успокаивая, убаюкивая. Алукар! Я же знала, знала, что ему нельзя доверять, что он эгоист и предаст в любую минуту, но так! Больно, почему мне еще больно? Нет, больше не позволю никому причинить мне боль. Я отомщу. Помнится, Риваол когда-то говорил мне, что каждый делает выбор сам — Алукар сделал свой выбор, а я сделала свой, и кто сказал, что он плох. Кто сказал, что Свет это Свет, а Тьма это Тьма? НЕТ! Я упала на колени и схватила себя за плечи. Что со мной? В кого превращаюсь? Больно, почему мне больно? Надо успокоиться, успокоиться — контроль. Дыхание нормализовалось, сердце перестало учащенно биться, а сознание прояснилось. Надо решить, что делать с Алукаром, но — завтра, а сейчас спать.

Следующий день был наполнен суматохой — уже скоро должны появиться корабли с изгранцами, надо было приготовиться к их приезду. Морис пропал, у меня не было свободного времени, чтоб его найти. Надо разобраться с делами, помочь беженцам с окраин обустроиться в лагерях, проследить за подготовкой, разобраться с участившимися разбоями. В конце мне едва удалось дойти до кабинета и как раз там встретила Мориса. Он сидел в том же углу, где в прошлый раз — Адаис. Я замерла. Тут же на лице появилась искусственная улыбка. Морис хмуро посмотрел на меня и встал.

— Как провел время?

— Хорошо, Государыня.

Я нахмурилась и дернула рукой.

— Не называй меня так. Для тебя — Катарина.

Морис отрицательно кивнул головой и тихо произнес:

— Нет, Катарины больше нет. Есть только Государыня.