Эти слова, казалось, резанули по сердцу, доставляя невыносимую боль.

— Я… это больше не повториться. Мне очень жаль.

Противный комок застрял в горле, отчего из него так и не вылетели слова, чтоб он засунул свои слова куда по дальше. Глаза начали пощипывать, у меня не хватало сил, чтоб расплакаться.

— Уходи. Уходи, Кетан!

Закрыв глаза, я вновь замерла, боясь пошевелиться, боясь, что слезы вырвутся на волю, не позволив сохранить хоть последние остатки гордости. Послышалось шлепанье босых ног о холодный пол. Мне показалось, что он едва коснулся моего плеча, хотя это лишь показалось. Тело покрыла мелкая дрожь, всхлипнув, я прокричала:

— Уходи!

Через мгновение раздался шорох одежды, после чего скрип открывающейся двери, впускающей прохладный ветер, затем глухой стук, оглушивший, как гром. Я оторвала ладони от лица и оглянулась — почти все здесь напоминало о вчерашнем. Сдерживаемые рыдания вырвались на волю, я была благодарна только за то, что при этом не было Кетана. Не хватало сил даже на то, чтобы осыпать его обвинениями — было лишь чувство ущемленной гордости, обволакивающее, как спасительный кокон. Я сжала простынь в кулак и застонала. Боль, царившая в душе, была поглощена неудержимым гневом. Вскочив с кровати, я почувствовала, как тело охватывает огонь, плещется у ног, сжигая все на своем пути: простыни, старые гобелены, мою одежду, как голодный зверь, облизывая каменные стены. Образовавшийся в руке ярко-красный шар, из-за своей хаотичной формы, отдаленно напоминавший цветок, я бросила в забитое окно. Через несколько секунд в комнату ворвался яркий свет. Кровь вскипала в венах, требуя выхода на свободу, но ветер, ворвавшийся в помещение, остудил разум. Освобожденная сила едва подчинялась мне. Я скрипнула от усилия зубами и произнесла:

— Гасни!

Но пламя злорадно блеснуло и продолжило поглощать еду, так соблазнительно разбросанную на полу. Казалось, что оно, как животное, вырвавшееся на волю, хочет поглотить и своего хозяина. В мозгу лихорадочно бились разные мысли, мешая сосредоточиться на происходящем. "Вода, вода может затушить огонь". Вскинув руки, я закрыла глаза, внимая всем телом журчанию ручейка, влетевшего в комнату, вместе с ветром. Мне показалось, что тело расслабилось на столько, что я уже была не я, а лишь мельчайшая часть невообразимо большого живого существа — океана. Послышалось шипение гаснувшего огня, и моих ступней коснулась прохладная вода. Открыв глаза, я закричала, но из горла вырвалось ни звука, потому что тело превратилось в воду — сквозь меня просачивались солнечные лучи. Я ощущала свои босые ноги, пальцы рук, но они потеряли свою прежнюю форму. Сердце забилось быстрее — сердце? Я закрыла глаза и постаралась ощутить твердую поверхность под ногами, постаралась коснуться лица — и мне это удалось! Открыв глаза, заметила, что тело приобретает прежнюю форму. Эта метаморфоза причиняла невыносимую боль. Вскоре мучения закончились, и я без сил упала лицом на мокрую кровать, едва прикрытую остатками почти сгоревшей простыни. Меня пробрал озноб. Скрипнула дверь, и в комнату ворвался Кетан. Он подскочил ко мне, и аккуратно перевернув на спину, произнес:

— Что здесь произошло?

Я произнесла ни слова, только гневно смотрела на него.

— Катарина, не смотри на меня, как обиженный ребенок. Пора взрослеть. Мы оба виноваты в том, что вчера произошло, но я в большей степени — нельзя было терять контроль над собой. Тебе холодно? Ты вся дрожишь… — с этими словами он прижал меня к себе. Каждой клеточкой своего обнаженного тела, я чувствовала тепло, исходившее от его сильных рук. Как в тот день, когда он увел меня из родительского дома в темную зимнюю ночь. Рада ли я сейчас этому? Склонив голову ему на плечо, я осознала, что, несмотря на то, что произошло вчера, на его странное отношение ко мне, как к сестре-любовнице, которую необходимо беречь от себя самой — несмотря на все это он оставался единственным человеком, которому могла доверять. Он был мне наставником, защитником, любовником, врагом (оттого, что увел меня в неизвестность и бросил наедине с опасностями) и другом в одном лице. В его объятиях теряло значение война на границе Голадена, смерть последнего Единорога, отряд красных мастеров, идущих по нашему следу, смерть Арена, которую я предвидела, странности, произошедшие со мной после исчезновения Кали и, конечно же, пошатнувшееся Равновесие в мире — все было не важнее грязи под ногами.

Обернувшись, я последний раз махнула на прощание рукой и, похлопав коня по шее, последовала за Кетаном. Невыносимая тоска сковало сердце, хотелось, как маленькому ребенку, заплакать и услышать нежный папин голос. Не хотелось ехать в Тангер — в душе родилось малодушное желание сдаться красным мастерам и будь, что будет. Пусть они решают, как спасти этот мир… Я тряхнула головой и ускорила бег лошади, чтоб сравняться с Кетаном. Печальная улыбка коснулась лица, при мысли о черном мастере. В голове возникла безумная мысль о том, что когда мы окажемся в безопасности, я заставлю его пожалеть об утреннем поступке, хотя нахлынувшие воспоминания о ласках слегка усмирили мой гнев. Повернувшись к Кетану, я растянула свои губы в улыбке, он улыбнулся мне в ответ. Горькая обида снова наполнила душу, и чтоб отвлечься посмотрела по сторонам. Тропа, на которую нам указали керриши, лежала средь тонкоствольных деревьев, стыдливо прикрывающих свою наготу темно-зеленой листвой, рядом с ними ощетинившись колючками, росли кусты, меж ветвей которых можно было различить нежно желтые лепестки маленьких цветов. Тишину дня разрывали похрапывание наших лошадей, щебет птиц. Когда солнечные лучи осветили мое лицо, на нем расцвела искренняя улыбка.

— Не уж то кроме керришей и вьютов никто не видит этой красоты, и не живет здесь?

Кетан обернулся ко мне и произнес:

— Ты имеешь в виду людей? Конечно же, есть несколько деревушек между Голаденом и Изграном, они расположены невдалеке от Единого тракта. Большинство из них размещаются около Изграна.

— Но как же они защищаются от нападений артейцев и тангерийцев?

— Они сохраняют нейтралитет.

Нахмурив брови, я произнесла:

— Разве они в праве так поступать по отношению к своему королю?

— Они хотят жить — это единственная веская причина для них.

— Ты оправдываешь их!

— Нет, я просто понимаю, почему они играют на две стороны, поставляя еду и оружие артейцем и Изграну.

Я закусила губу и закрыла глаза: "Но как понять это мне?"

— Их не страшит внешний вид артейцев?

— Нет.

— А как же тогда ты объяснишь, что мы до сих пор не знаем о существовании других рас, о магии, например?

— Не знает этого лишь простой люд, да некоторые из дворян, а верхушка вашей страны знает об этом уже давно и успешно пользуется этим.

От удивления я остановила своего коня и оглянулась на Кетана:

— Что?!

— Мне кажется, что пройдет еще несколько лет, и об этом узнают все.

— Но как тогда они объясняют все эти чудеса, которые вытворяет маг?

— Все эти "чудеса" покрываются таким количеством домыслов и приукрашиваний, что превращаются в легенды, сказания и это приводит к тому, что они больше не верят в реальность существования других рас и магии.

Я замолчала, не зная, что сказать.

Как только последние лучи солнца исчезли с небосвода, а ветер угомонил свой пыл, Кетан решил остановиться на ночлег. Темнота окутала лес, и малейший шорох в кустах и кронах деревьев, казался мне зловещим. Спрыгнув со своего скакуна, я кинула поводья Кетану, а сама поспешила собрать сухой хворост для костра. Огонь разгорался неохотно, намереваясь потухнуть, из-за чего приходилось все время следить за ним и подбрасывать сухих веток. Невдалеке раздалось зловещее карканье, казалось предвещая беду. Пригладив волосы, я мельком посмотрела на сидящего напротив меня Кетана. Внезапно на меня нахлынули воспоминания: сон, предшествующий смерти Арена и встречу с черным вороном. Я стиснула зубы, стараясь подавить страх, стараясь убедить себя, что это было только совпадением — ужасным совпадением. Кетан заметил мою тревогу и обошел костер, чтоб сесть рядом и обнять за плечи.