— Единорог покорился?

— Если бы он это сделал, то… Нет, он не покорился, за что был убит в гневе Кретором. Кровь омыла его руки и он заметил как гноившиеся раны стали заживать не оставляя после себя шрамов. Кретор отдал приказ выпустить из Единорога всю эту драгоценную жидкость и не проронить ни капли, а из шкуры сделать накидку, которая означала бы, что вождь может навсегда покорить тех, кто не принял его власть. Вновь отряд артейцев направился на остров, чтоб словить для Кретора чудного коня, но в это раз охотники вернулись ни с чем. Кретор убил охотников, и сам с огромной группой людей отправился на остров, где в гневе истребил почти всех скакунов, потеряв при этом половину своего многочисленного войска. Эльфея наказала их — обезобразив, выпустив на волю их жестокость. Соседние племена стали нападать на артейцев, посчитав их тварями темных богов. Эти атаки принудили отойти Артейцев на земли, граничившие с пустошью Горячих Ветров… Знаешь Катарина, я все пытаюсь понять, где добро, а где зло. И является ли сейчас Орде — оплотом справедливости…

Я удивленно вгляделась в его потемневшие зеленые глаза.

— Но Риваол, ты же сам говорил, что Академия…

— Теперь я в этом сомневаюсь.

Он задумчиво опустил голову. Я не могла поверить в то, что слышу. Мне всегда казалось, что Риваол был предан Орде даже больше, чем Кетан.

— Видишь ли, Катарина, добро и справедливость нельзя насаждать насилием. В любом случае нам должен быть дан выбор. Если ради Света страдает хотя бы один человек, то разве это свет?

Я, недоумевая, всматриваясь в его лицо, полное задумчивости и тихого гнева. Он смотрел прямо перед собой, и я не узнавала в нем того Риваола, каким привыкла видеть. Передо мной сидел воин, лишившийся веры в свои идеалы. На время или навсегда?

— Риваол я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать — не уж то некоторые из тех, кто учится в Академии пришли сюда не добровольно?

— Дело не в этом… Ты, наверное, знакома со слухами о Тайном Склепе.

— Говорили, что это вместилище древних свитков с очень мощной магией, которую Совет не откроет никому и никогда, говорили, что Семь проводят там тайные обряды, но направленные на достижение блага, и еще ходили слухи о существе, живущем в его стенах и умеющем предсказывать будущее, почти как могущественный дракон.

— И только это правда из всего того, что ты слышала. Единственная и самая большая тайна Склепа — это существо, точнее это человек.

— Человек?!

— Тише… Да, Семеро держат его в заточении…он наделен страшной силой, что сделало его сильнее всех их вместе взятых, но к счастью сила носит стихийный характер и он не может ею управлять. Попади такая мощь в злые руки, и темные боги восторжествовали б. Ты даже представить себе не можешь, что случится, когда исчезнет равновесие в мире, которое, надо сказать, наши Семеро уже пошатнули, руководствуясь своими благими побуждениями. Я долго думал, как бы мне помочь ему попасть в Обитель богов, где бы он был в безопасности под покровительством могучего Арикона. Но мне нужна… твоя помощь, Катарина. Только ты можешь обойти Единорога.

Услышанное повергло меня в растерянность. Я уже было начала свято верить в идеалы Кетана, но у меня не было причин не верить Риваолу. Я сидела, пытаясь справиться с вихрем мыслей в голове: со всеми доводами за и против помощи Риваолу.

— Это преступление — мы будем изгнаны!

— А разве не преступление так издеваться над человеком? В чем его вина? В той мощи, которой обладает или в том, что не в силах ею управлять? В чем Катарина? К тому же ты обещала мне помочь, помнишь?

Ему наконец удалось меня уговорить при условии, что я лишь выведу этого человека из Склепа, не оставив следов, и тем самым не буду иметь никакого отношению к похищению.

Риваол остался в стороне, наблюдая, чтобы никто не потревожил пределы Склепа, а я направилась прямо к испещренной руническим узором двери. На ней не было ни ручки, ни кольца. Я попыталась открыть ее, вцепившись пальцами в край двери — между ней и стеной была щель, но она не становилась шире, сколько сильно не пыталась. За спиной раздался шелест листьев.

— Риваол, как мне ее открыть? — вместо ответа я услышала глухое цоканье копыт и, обернувшись, увидела Единорога. Его черные, как тьма, глаза смотрели на меня в упор, а острый рог был угрожающе нацелен в грудь. Я попятилась, но вскоре встретила спиной стену. Он же вместо того, чтоб напасть на меня прикоснулся рогом к центру двери, отчего руны засветились ярким свечением, постепенно опоясав так все мрачное сооружение. Затем конь попятился на несколько шагов назад, как бы ожидая того, что не замедлило случиться — двери распахнулись, из склепа повеяло сыростью. Луна осветила лишь край ступенек идущих вниз во тьму. Мое сердце бешено забилось, пульс звенел в ушах, а руки стали почти до боли горячими. Уже на пороге на меня повеяло сильным потоком энергии, как будто неиссякаемый ключ бил из распахнутых створок. Подняв руку, как бы защищаясь, я вошла внутрь, в другой руке воспламенив огненный шар. Луна светило мне в спину и переплетаясь с бликами моего языка пламени, помогала мне различить дорогу, ведущую вниз. Наконец я ступила на холодный сырой пол и осмотрелась: это был длинный коридор с множеством дверей разного размера и цвета, испещренных теми же причудливыми рунами. В дальнем конце его я слабо различала свет — к нему и направилась. Большой темный полог отделял меня от моей цели. Дыры на истлевшей кое-где бархатной ткани пропускали тот самый слабый свет, который был заметин с самого сначала. Отодвинув тяжелую ткань, я ступила в комнату, напоминавшую мою келью в Жилище: кровать у стены, стол посередине. Как раз за ним и сидел человек. Я не могла разглядеть его лица — он сидел ко мне спиной, его наготу прикрывала лишь рванная грязная ткань, некогда бывшая штанами, и спутанные неестественно белые волосы, столь же чистой белизны как шкура Единорога. Он был очень бледный — столь светлой кожи не видела я даже у альвов, сквозь нее просвечивались голубоватые жилы вен — и так же болезненно худой. Сквозь тонкую кожу виднелись ребра и спинные позвонки. Пытаясь разглядеть его, я зашла спереди и ужаснулась, заглянув в его полностью черные глаза. Они не имели белков — это были две черные пропасти. Он был ужасен — безумные воспаленные глаза, прямой, чуть горбатый нос, высокие скулы, бледные, обескровленные губы. Внезапно он улыбнулся и произнес:

— Ты пришла меня уничтожить?

Я оцепенела, не зная, что ответить, не зная, что делать. Он оперся своими худощавыми руками об поверхность стола и встал, отодвинув стул. Я отшатнулась, испугавшись его вида. Он удивленно посмотрел на меня, слегка поджав губы. Овладев собой, я протянула ему свою ладонь:

— Пойдем, нужно покинуть это место.

Он отрицательно покачал головой:

— Мне нельзя покидать это место.

Его речь была немного замедленной, как будто ему было трудно выговаривать слова. Он слегка пошатнулся, но вновь обрел равновесие, вцепившись в спинку стула. Я обратила внимание, что его тонкие пальцы оканчивались длинными, загнутыми ногтями, с желтоватым оттенком.

— Пойдем — больше никто не помешает тебе уйти отсюда…

Он встряхнул головой, отчего его волосы упали ему на лицо.

— Я не покину это место!

Отчаяние охватило меня, я не знала, что делать дальше.

— Ты можешь быть свободен, тебя отведут в более безопасное место, где ты научишься управлять своей силой.

Мужчина горько рассмеялся, и хриплые звуки наполнили своды его обители.

— Этой силой нельзя управлять…, - от безысходности он развел в разные стороны руки, — она не управляемая, она заполняет всего тебя, делая все вокруг несущественным, не нужным. Ты только можешь ощущать ее мощь и осознавать, как все мелко перед ней, в особом случае ты сам!

Пытаясь его успокоить, я подошла к нему, и, преодолевая свой страх, дотронулась до плеча. Он вздрогнул от прикосновения, но не отстранился.