— Не отставай.

Он продолжил движение, и мне пришлось сделать то же самое. Страх скрылся в глубине сердца, освободив место для восхищения происходящим вокруг. Мир переливался различными красками, ранее не заметными для меня. Теперь же все живое озарилось необычным светом, даже у деревьев был собственный — темно-зеленый, завораживающий своей глубиной.

Ветер разрушил труды служанки: из прически выпали заколки, освобождая тяжелые темно-русые локоны из заточения. Они волной скатились по плечам. Еще раз, тряхнув головой, я почувствовала, как пряди разлетелись по ветру.

О, пьянящий вкус свободы! Блажен тот, кому дано познать его! Осознание того, что мной покинут родной дом, пришло сразу и без сожаления. Перспектива просидеть у окна, глядя на заснеженный двор и ожидая сказочного принца, надо сказать никогда так сильно не прельщала меня в отличие от прилежно изучавших "премудрости" светской жизни двух моих сестер: старшей и младшей. Любимица отца — никогда матери — я совершила неприемлемый поступок. Но так считало общество, не я. А мой любимый отец — верный слуга своего короля — где он? Может, лежит в чужой холодной земле, а может еще ведет бесполезные бои на северных границах страны Голаден — моей Родины — кто знает? Лишь только в душе остались трепетные и нежные воспоминания о том, как мы играли, катались на лошадях, и он показывал мне лес и учил владеть мечом. Мать не одобряла этих уроков и наших конных прогулок. Она говорила, что не пристало будущей невесте гарцевать на лошади и размахивать деревянным мечом, подобно деревенскому оборванцу. Будущей невесте! Подумать только! Да, иногда я задумывалась о замужестве, и в глазах отражались мысли, которые занимают девушек в расцвете лет, но мечтательного взгляда моего тогда никто не видел. Мать не знала, но кинжал, подаренный отцом, был всегда при мне, скрытый под огромным количеством нижних юбок. И когда воспоминания накатывали на меня подобно снежной лавине, я извлекала его из черных ножен с гербом нашего дома: черной лаской, держащей клинок на красном щите — и любовалась его совершенством. Отточенное на славу серебро с рукоятью из неизвестного мне черного металла, которая была увенчанна изумрудом размером с лесной орех. И вновь возникали в памяти его слова: "Этот клинок есть часть Тайны — однажды он изменит этот мир. У меня нет сына, ты единственная кому я могу доверить то, что вот уж много поколений в нашей семье переходит из рук в руки по мужской линии — храни его, возможно, тебе суждено помочь ему изменить судьбу этого мира. Никто не должен знать, что ты носишь его. Придет время, и ты узнаешь больше, если суждено". А на следующий день он уехал, и больше я его не видела.

Я даже не заметила, как мы подошли к одинокому старому дереву. Оно было огромно: голые ветви торчали во все стороны и вверху слегка покачивались, будто играя с запутавшимся в них месяцем, а в центре ствола красовалось огромное темное дупло. Незнакомец вытянул руку по направлению к дуплу и из его ладони мгновенно вырвался луч тусклого серебряного света и нырнул во тьму. Затем, отразившись отчего-то внутри, ушел вправо и потерялся в лесной глуши. Мой спутник опустил руку, гася луч, и повернулся ко мне. Нельзя сказать, что я была ошеломлена, но, похоже, мои глаза выражали вопрос, который он не мог не заметить. Как бы там ни было, он молчал. Только мне захотелось облечь вопрос в слова, чтобы достичь лучшего результата, как сзади послышался хруст ветвей. Резко обернувшись, я застыла в удивлении. Никогда раньше мне не приходилось видеть таких малорослых людей. Человек, если его можно было так назвать, с довольно крупными чертами лица, на котором выделялись маленькие, слегка прищуренные глаза, и крупным телосложением, едва доставал мне до плеч. Но рост, однако, не мешал ему вести под уздцы двух великолепных черных коней. Таких не было в конюшнях моего отца, даже когда она была признана лучшей из всех тех, что поставляли коней армии Голадена и конечно те кони не могли сравниться со старыми клячами, которые сейчас были в конюшнях нашей семьи. Черные спины коней лоснились в свете бледной луны, а глаза — могу поклясться, что в них светился разум! Человек подвел лошадей и грациозно поклонился, черканув полосатым фазаньим пером, венчавшим зеленую шляпу, по снегу. Одет он был странно — в полутьме я не могла разглядеть цвет его камзола, но коричневые штаны были заправлены в высокие ботфорты, а на поясе висел длинный нож. Короткие рыжие волосы плавно переходили в обширную бороду, доходившую ему до груди. Сверкнув темными глазами, он передал моему спутнику поводья и так же тихо удалился, при этом попятился назад, и лишь отойдя на несколько шагов, развернулся и исчез в лесу. Из чего мною вполне справедливо был сделан вывод, что мой спутник — уважаемый человек. Я погладила коня по морде, отчего он фыркнул, выпуская клубы пара. Незнакомец одобрительно кивнул головой и вскочил в седло. Его конь затоптался на месте, чувствуя седока, но легкого поглаживания по шее хватило, чтоб он успокоился. Подхватив промокшие юбки, я последовала его примеру, и мы понеслись сквозь ночной лес по одним богам известной тропинке. В лицо хлестал внезапно пошедший снег, застилая все вокруг. Мне приходилось напрягать зрение, чтобы не терять из виду его черный плащ и чтоб не заблудится окончательно.

Заря занималась где-то у восточной кромки неба. Деревья стали ниже, а затем и вовсе сменились кустарником, усыпанным такими манящими красными ягодами. Но мне было известно, что после Вдовьего глаза никому еще не удавалось выжить.

Вскоре мы выехали на широкий тракт. У меня даже не было представлений о том, где мы находимся. Глаза смыкались — слава Фальтору, снег прекратился. Вдалеке замелькали крыши постоялого двора, и мой спутник слегка стукнул коня по бокам, чтоб ускорить его бег. Я не стала от него отставать, и скоро мы были уже у тяжелых бревенчатых ворот. Звук жестяного колокольчика, прорезавший тишину морозного утра, был встречен лаем собак и скрипом петель. Седой мужчина преклонных лет окинул подозрительным взглядом сначала незнакомца, потом меня, раздумывая пропустить нас во двор или нет. Мой спутник спрыгнул с лошади, кинул поводья хозяину, затем помог спуститься мне, и твердой походкой, достойной лучших рыцарей короля направился к незапертой двери таверны. Светало, и серый рассвет медленно вползал в окна, разгоняя сумрак по углам. Внутри было тепло и в моих онемевших ладонях запульсировала кровь. Я дыхнула на руки, пытаясь их согреть, и вопросительно посмотрела на таинственного незнакомца. Сзади хлопнула дверь, и послышался голос хозяина:

— Чего желаете, господа?

— Комнату на двоих.

Удивленно посмотрев на него, я стала ожидать пояснения такому выбору. Но ответа все так и не последовало. Он просто вынул кошелек и достал оттуда две серебряных монеты, затем, задержав их в руке, продолжил:

— С раздельными кроватями.

На меня нахлынуло облегчение, но в то же время, что было намного удивительней, обида. Слегка покраснев, я встряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Он же закутавшись в плащ, последовал за владельцем постоялого двора. Поправив складки на юбке, я направилась за ним, попутно оглядываясь вокруг. На первом этаже находился небольшой зал, вмещавший семь столов. В дальнем углу располагалась стойка, за которой была дверь, ведущая, как мне показалось, на кухню, потому что оттуда повеяло ароматным запахом, что вызвало неприятное чувство в животе. Я поспешила подняться наверх, стараясь при этом разглядывать ступени под ногами, чтоб не оступиться. Дверь в нашу комнату была отворена. Оттуда исходил теплый свет, который манил меня. Поправив упавшую на лоб прядь, я зашла в комнату. Странник стоял ко мне спиной у зашторенного окна. Осмотрев наше временное пристанище, я отметила стол, стоящий у стены, на котором уже красовалась еда, вызывая своим видом волчий голод, и в разных углах — кровати, застеленные простыми шерстяными одеялами. Мой спутник скинул капюшон, и ему на плечи упали слегка вьющиеся иссиня-черные волосы. Затем он окончательно освободился от плаща, положив его на стул. Под ним были скрыты ножны, висевшие на левом боку незнакомца. Черные, инкрустированные серебром, они гармонировали с массивной рукоятью клинка. После этого он подошел к камину и зажег его, слегка повернувшись ко мне лицом. Еще когда странник был в плаще, я заметила, что он был высок ростом. Вот только накидкаскрывала его гибкую, худощавую фигуру, а капюшон его лицо, которое было прекрасным. Даже тонкий шрам, пересекающий всю правую щеку и скрытый под щетиной, покрывавшей подбородок, не портил внешности, нет… наоборот, придавал ему какой-то свой особенный шарм. Так же на его смуглом лице резко выделялись ярко оливкового цвета глаза.