Мэд смотрит прямо на меня.

– Я всегда любила тебя. В тот день, на дереве, я упала потому что тянулась к тебе. Я хотела, чтобы ты был рядом со мной.

- Я хочу быть, Мэд. Всегда.

- Прости, я сомневалась в тебе.

Сомневалась во мне?

– Что?

- Я думала, что ты претворяешься потому что тебе сказал Игорь.

Подождите-ка секундочку.

– И поэтому ты была расстроена? Я думала это из-за того…

- Нет. Точно нет,- Мэд вспыхивает. – Там мы хороши.

Да уж, этот разговор мог бы подождать. Секреты возможно и не такие большие, но такие вещи… это уж слишком много информации. Я беру кольцо на цепочке из коробочки и кладу его ей на ладошку.

– Забудь о том, что мы только американские влюбленные. Я хочу, чтобы весь мир знал об этом.

М эд поднимает цепочку и смотрит на кольцо. Она пытается встать, но падает обратно на подушки.

– О боже мой, Гейб, Гейб это… о боже мой это…

Это. Нам больше не шесть, но кольцо то же. Кольцо прапрабабушки Нильсен. Потому что я знаю, что такое любовь. Любовь это замысловатые филигранные полоски. Сложные, но красивые. Любовь никогда не сдавалась, ни в Великую Депрессию и мировые войны.

Мэд смотрит на маму.

– Да…

Я хмыкаю и Мама тоже.

– Да, я спросил ее. У меня уже было достаточно проблем с «признанием твоему папе».

Мэд вздрагивает.

– Как все прошло?

- Вы ведь не хотите детей, да?

Она улыбается.

– Можем удочерить.

Она тянется к моей руке и находит бандаж на моих костяшках. Она выпучивает глаза:

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не боролся с моим отцом.

- Нет, это был Плексиглас[111], - я сжимаю ее руку. – Это долгая история.

Я беру цепочку у нее из рук и надеваю на шею.

– Твой отец мне не разрешает сделать это официально до выпуска, но это мое обещание. В приземлении и падении. Я люблю тебя, Мэд.

Она улыбается.

– Я тоже тебя люблю.

- Ох, и пока ты поправляешься. Мне нужно несколько дополнительных тренировок для тройного Акселя.

- О, правда?

Ее улыбка переходи в усмешку.

– В этот раз собираешься прыгать?

Я собираюсь прыгать. Она заставила хотеть меня быть храбрым. 

Мэдди

Мама превзошла саму себя с платьем. Тонкое белое кружево над корсажем в форме сердца, и струящаяся шифоновая юбка. Нет, это не мое свадебное платье! Мы с Гейбом хотим поступить в колледже, пару туров, прежде чем мы навсегда свяжем наши шнурки вместе. И я улыбаюсь, когда он встает рядом со мной на льду В Шанхае. Он улыбается мне в ответ и сжимает руку. Его обещание, кольцо прапрабабушки Нильсен, висит на цепочке у меня на шее, чтобы весь мир видел.

Гейб

Игорь взбесился из-за замены музыки за месяц до мировых, но я больше не могу катать Ромео и Джульетту с Мэд. Я не собираюсь быть ее Ромео, и не позволю ей быть моей Джульеттой. У Шекспира нет таких слов, чтобы описать, что она значит для меня. Время, чтобы поставить нашу собственную историю.

Звуки пианино, сильные и надежные. Наша песня. «Canon in D». Мы танцуем на льду. Каждый край – глубокий. Каждый поворот – точный. Когда первые ноты скрипки взлетают над нами, я поднимаю Мэд в поддержку – свечку.

Мы переплываем каток комбинацией тройных тулупов. Закручиваемся в либелу. Скользим в последовательности спиралей, тело Мэд касается моего, только лишь меняя угол.

Музыка нарастает. Делаем подсечку. Отступаем назад, доходя оставшиеся шаги. Взлетаем в воздух. Один – два – три и еще одна дополнительная половина оборота. В этот раз у меня сгибается нога, но я борюсь с этим. Встаю. И я сделал то, что никогда не сделал бы без Мэд. Мы первая пара, которая сделала синхронные тройные Аксели.

Мэдди

Мы готовимся к четверке, Гейб решительно держит руки у меня на бедрах. На пике скорости, я отталкиваюсь ото льда, чувствуя освобождение, когда он запускает меня. Мои руки крепко сжаты на груди, локти опущены, лодыжки скрещены. Я вращаюсь в воздухе, белая юбка кружиться во вращении. Как только я приземляюсь, я знаю, что мы выиграли. Наша пара размывается в либеле, садится во вращении и наклоняется. Я выгибаюсь назад, конек подтянут к голове, я улыбаюсь, глядя на стропила арены. В поддержке лассо[112], я так высоко, что могу перелететь через них.

Гейб

Заканчиваем все тодесом. Мы заканчиваем, руки в замке, ноги вытянуты. Я делаю несколько дополнительных шагов к Мэд, мое лицо прямо перед ее едва веснушчатым лицом.

– Я люблю тебя!

Мои глаза впиваются в ее, и меня не волнует чья-либо реакция. Это время для нас с Мэд, для того, чего хотим мы.

Толпа монотонно ревет вне моей слышимости, все размывается перед глазами. Все что мне нужно прямо здесь, держит мою руку. И этого не было в хореографии. Когда я целую Мэд, это не что-то. Это все.

Рука в руке, мы направляемся в «целуемся и плачем». Сегодня мы будем целоваться. И возможно будем плакать. Тут будут сломаны все ветви. Непонимание и страшные приземления. Наши отношения подобны Акселям. У них есть прыжок к вере, у них есть падения и взлеты.

Но все это не про падения, это про то, что мы делаем после падения. Чтобы ни случилось, мы соберемся, отряхнемся, и поедем по кругу навстречу другим попыткам.

КОНЕЦ