- Это все нонсенс,- спорит мама из кухни. Кастрюли гремят в раковине громче, чем когда они просто моют посуду. – Тебе нужно…

- Ты знаешь, я не могу сделать этого,- отвечает папа.

- Не можешь? Или не будешь? – Кухня затихает, сильно затихает. – Когда ты собираешься сказать Мэдди?

- Я не буду.

- Это честно, Честный Билл?

- Будь проклят, если ты это сделаешь, и будь проклят, если ты этого не сделаешь,- бормочет папа.

- НЕ смей мне цитировать Элеонору Рузвельт,- обдает холодом мамин голос. – Я не буду твоей Элеонорой, Уилл. Я не могу.

- Секрет это нечто другое, чем ложь. У нее сейчас и так достаточно стресса. Что ж, возможно наши мечты столкнулись с трудностями. Но сейчас ее поезд, Син. Я не собираюсь спускать его с рельсов.

- Наши мечты? Наши мечты? - мамин голос трясется. – Здесь никогда не было моей мечты!

- У меня болит голова,- огрызается папа. – Пойду на улицу, подышу свежим воздухом.

Я отступаю с пути только для того, чтобы меня не ударили распахивающейся кухонной дверью.

Хлопнув о стену, дверь прячет меня на секунду, но потом отъезжает обратно. Папа даже не замечает меня, настолько он сосредоточен. Он уходит.

Гейб

День Благодарения не кажется очень благодарным. Дела у нас с Мэд после отборочных идут не супер.

Она пообещала не рассказывать на счет фотографии, и я сказал, что простил ее. Во время балета, мы ходим на цыпочках вокруг друг друга в па-де-де.

Воздух на улице стал морозным, и когда приходят Спаэры на ужин, вместе с ними вихрем заносится Джек Фрост[69] к нам в дом.

Папа разделывает индейку, а родители Мэд цепляются друг к другу, как Крис и Кейт.

Плохое настроение заразительно, и мои родители начинают ходить мрачными. Единственное чему я радуюсь, это то, что через несколько часов все это закончится.

Папа так много пьет, что случайно наливает мне вино в бокал. Я оставляю его на столе.

– Давай выйдем отсюда,- шепчу я Мэд.

Она кидает в меня настороженный взгляд:

– Мы ведь не будем снова помогать с посудой?

- Нет.

Хотя если так пойдет дальше, я буду убираться на кухне после того, как Спаэры уйдут домой. Либо Хелен будет делать это завтра.

Я думаю, что родители все сядут за стол. Никто и не заметит, что мы вышли из комнаты.

Мы сидим на диване в гостиной, не касаясь друг друга, и уткнувшись в серые облака за окном.

– Мне жаль, что твои родители в ссоре,- говорю я, слыша как рядом Мэд шмыгает носом. Я начинаю чувствовать себя еще дерьмовее, пытаясь успокоить ее, но ничего не выходит.

Мэд задыхается от плача, но потом я понимаю, что она пытается заговорить.

– Иногда, я думаю… вся моя жизнь это ложь.

- Что?

- Мои родители. Мы.

Она обещала мне о фотографии. И тут я понимаю, что я никогда ничего не обещал ей. Я был зол на эту засаду, но она то не знала, что это случится.

– Секрет и ложь – разные вещи.

Теперь она рыдает:

– То же, что мой папа сказал. Секрет это другое, чем ложь.

- Что?

У нее занимает минуту, чтобы собраться и заговорить.

– У них была огромная ссора вчера. Папа цитировал маме Элеонору Рузвельт.

Элеонора Рузвельт была достаточно состоявшаяся женщина, нет? Не она ли выполняла работу президента, когда он болел? Возможно, я не достаточно силен в истории.

– Что не так с Элеонорой Рузвельт?

- ФДР был со своей любовницей, когда умер.

Ни хрена! Ауч.

Я обхватываю Мэд руками:

– Чтобы ни случилось, я буду здесь, с тобой. Мы… это не ложь.

Мэд отшатывается от меня:

– Поэтому мы должны быть в тайне?

- Мои родители…

- Нет. Даже если вначале им это не понравится, они переживут.

Она права. Мы не несчастные возлюбленные из враждующих семей. Мои родители любят Мэд. Но здесь что-то большее.

– И… я.

Реальная причина, почему мои родители не хотят, чтобы я встречался с Мэд.

– Я никогда не делал этого прежде. Все что я делал, это трахался. Я потерял свою «девственность в отношениях» с тобой. Мне нужно, чтоб это было медленно.

Она наклоняется ко мне.

- Прости, я просто расстроилась из-за фото.

Ее руки обхватывают мою талию. И мне не нужно больше ничего говорить.

– Окей.

Мы сидим и держим друг друга в объятьях, пока серость не превращается в беззвездную черноту, а наши личные штормовые облака поднимаются ввысь. Может быть с родителями Мэд и не все в порядке, но наша вселенная возвращается на свою орбиту.

***

На следующий день, мы тренируемся немного дольше, так как школа закрыта. После, Игорь подзывает меня в сторону.

- Рождественское ледовое шоу,- говорит он.

Ух, фруктовый пирог моих каникул, с огромным сырным шариком поперек.

Мы показывали Щелкунчика, Снежную королеву, Гринча похитителя Рождества и даже Божественное рождение[70].

Кейт и Крис были Марией и Иосифом и с помощью какого-то божественного чуда они продержались без ссор все двенадцать дней репетиций. Но что осталось на этот год? Чарли Браун?[71]

Я спрашиваю настороженно:

- Какая история?

- В этом году никакой истории,- говорит Игорь. – Попурри из праздничных песен. Я хочу чтобы вы набрали свою музыку. С Мэделин, пожалуйста.

Куча Рождественских песен и предлог, чтобы потусить? Звучит как план.

***

Лицо Мэд загорается, как будто Рождество уже наступило, когда я говорю ей новости в машине.

Вернувшись, она быстро бежит домой.

Я хватаю две чашки какао и тарелку печений от Хелен, и иду в гостиную разводить камин. Когда возвращаюсь, Мэд пропускает меня вперед с руками полными дисков. Несколько начинают выскальзывать у нее из рук. Я тут же ловлю их.

- Может, будет легче просто найти их в iTunes?

– Это было бы намного проще.

Мэд украшает кофейный столик кучей CD дисков.

- В этом вся суть.

Она поворачивается ко мне, обнимает руками мою шею и дарит мне долгий, глубокий поцелуй. Отталкиваясь назад, она усмехается.

– Я хочу, чтоб это длилось дольше.

После такого поцелуя, я тоже хочу.

Я тащу старый портативный CD проигрыватель из кабинета.

Ага, правильно, после такого долгого поцелуя я таскаю CD проигрыватель.

Ставлю его на конец стола. Мэд включает первого кандидата. Музыка медленная, мягкая и нежная. Начинает петь женщина. А я стараюсь не ерзать.

– Эм, а кто это?

- The prayer[72], это дует…

- Это Селин Дион, так?

- Да,- Мэд хмурится. – Не пойдет?

- Как-то не очень.

- Я поняла,- она откладывает диск в кучу «нет».

Я ставлю альбом Элвиса и включаю. Король затягивает песню о Санта Клаусе, а мы смотрим, друг на друга и лопаемся от смеха.

– Определенно нет, - я ковыряюсь в куче дисков и сажусь обратно на диван. – Должно быть что-то веселое. Мне нравятся наши программы в этом сезоне, но они мрачные. Ну не прям смешное смешное. Нам нужно, чтобы песня была…

Мэд улыбается.

– Кокетливо смешно.

Я подвигаюсь ближе к ней, так, что наши бедра соприкасаются друг с другом:

– Да.

Она наклоняется к моей руке, пальцами пробегает от внутренней стороны моего колена вверх по ноге.

Я больше не думаю о выборе музыки.

Мэд чмокает меня в щеку.

– Я знаю песню,- Она выставляет All I want for Christmas[73], встает и танцует.

Я откидываюсь на диван, кладу руки под голову и позволяю глазам пройтись по ее телу.

– Мне нравится. Но еще больше мне понравится, если мы будем в моей комнате, а ты будешь в нижнем белье. Ну, а если серьезно? - Я сажусь. – Тебе ничего не нужно делать на этой песне. Это будет прекрасное соло, но что-то мы должны сделать вместе на представлении.