***

Этой ночью, я – как ничтожная куча дерьма лежу в своей кровати. Я постирала все свое постельное белье, но проблема в том, что я выстирала его в Ирландской Весне. Задержался аромат Гейба, дразнящий меня воспоминаниями тех ночей, что мы провели вместе, лаская друг друга. Я могу чувствовать его тело, обвернутое вокруг меня, его мягкие пальцы в моих волосах.

Остановись!- приказываю себе. Но я все еще хочу, чтобы его руки были на моей спине, которые знают, как с легкостью можно убрать напряжение в мышцах после тренировок. Я швыряю подушку через всю комнату. Может, пойти спать на диван.

Поднимаясь, я вижу вспышки из окна Гейба. Я пересекаю комнату к столу, опираясь на мышечную память. С фонариком в руке я отвечаю, прежде, чем могу себя остановить:

Гейб: МОГУ ПРИДТИ?

Я: НЕТ. ПЛОХО СЕБЯ ЧУВСТВУЮ.

Гейб: ПРОСТИ.

Убирая фонарик обратно в шкаф, я практически теряю остаток его сообщения:

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Я потянула подколенное сухожилие однажды на балете, села на шпагат без правильной разминки. Я рвано слышала звуки, чувствовала боль, переходящую от «что произошло» к колющей, обжигающей боли перед самой потерей сознания. Это происходит сейчас у меня внутри. Годами я желала этих слов. Но не сейчас. Не когда я знаю, что они реально значат. Свет вспышек размывается у меня в глазах.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Потому что Игорь сказал мне.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Потому что это поможет нам выиграть.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Потому что это план.

Я кладу голову на стол и плачу.

***

Отдаленно звонит будильник. Я начинаю вставать и понимаю, что моя щека впечатана в столе. Отрывая лицо, я стараюсь стряхнуть скованность с шеи и тут вспоминаю все то, что произошло. Я закрываю глаза, но все еще вижу вспышки света снова и снова.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Шаркая, пересекаю комнату и выключаю будильник.

На этот раз, Гейб ждет меня.

– Чувствуешь себя лучше? Выглядишь, как ад, Мэд.

Мешки под его глазами, тоже не выглядят особо горячо.

– И тебе доброе утро.

- Эй, - он ловит меня за плечи. – Я не это имел в виду. Я волновался о тебе. Я люблю тебя.

Слышать эти слова вслух, причиняет мне еще больше боли. Я сбрасываю его руки, и забираюсь в машину.

– Все в порядке. Мы уже потеряли одно занятие на этой неделе, поехали. Я знаю, ты ненавидишь опаздывать.

Хлопая дверью, я включаю радио и утыкаюсь в окно.

У нас были и получше тренировки, мягко говоря. Короткая программа прошла хорошо, я все еще могу играть роль искусительницы. Я знаю библейскую историю. Делила не любила по-настоящему Самсона. Она соблазнила его за одиннадцать кусков серебра, чтобы познать собственную силу. Она облегчила Фелистимлянам захват Самсона, которые выкололи ему глаза. И с тех пор, я чувствую, что собираюсь сделать то же самое моему партнеру и тренеру, я остаюсь в образе.

Произвольная программа это другая история. Игорь заставляет нас прогонять кусок за куском без толку.

– Все, хватит,- говорит он в конце. – Не хорошо так сильно заниматься в выходной день. Увидимся днем.

***

Днем не лучше. Игорь проигрывает кусок из «When I Fall in Love», когда мы выходим на лед, я отпрашиваюсь в туалет.

Я смываю за собой воду в туалете, когда оранжевая защита Кейт вбегает в кабинку.

- Прости,- бормочет Кейт, все еще вытирая рот, выходя из кабинки.

Я показываю ей грустную улыбку.

– Просто делаю то же самое сама. Возможно, у меня то же, что и у тебя.

Кейт осматривает меня.

– Нет. Ты слишком хороша, для того, что у меня сейчас.

Слишком хороша? Я смотрю вниз на свое худое тело. Я вспоминаю, как Кейт щипала свой полный живот в торговом центре, говоря, что платье за платьем ее толстят. Ее тошнит сегодня, тошнило вчера. Она не ела ничего плохого, у нее нет проблем с животом.

– У тебя булимия?

Кейт идет к раковине и начинает мыть руки.

Я выключаю кран.

– Кейт, это серьезно.

- Я знаю.

Она опять включает воду, заканчивает промывать руки, и уходит даже не посушив их.

Я встаю у нее на пути.

Кейт вздыхает:

– Мэдди, у меня уже назначение к врачу, хорошо? Я знаю, что у меня проблема.

Она показывает на дверь, позади меня.

– Игорь не ждет тебя? Тебе лучше закончить свое задание на льду.

Я просто сделаю это. Я столько не падала на отдельных кусках, с тех пор, как училась выполнять свой первый Аксель. Игорь освобождает нас после часа, но моя тренировочная одежда уже промокла из-за многочисленных провалов.

В раздевалке, я стаскиваю насквозь промокшие колготки, и рассматриваю глубокие фиолетовые и голубые отметины, уже сформировавшиеся на ногах. Я будто побывала в хорошей перестрелке полицейских; я похожа на избитую женщину. Соедините это, я избитая женщина, но синяки только в тех местах, где никто не сможет увидеть. Мое тело онемевает, как и мое сердце, я понимаю так и должно было случится. Я собираюсь скрывать, насколько ужасно заставляет меня чувствовать Гейб. Я собираюсь быть, как моя мама, скрывать все, потому что… Минутку, а если я не буду? Ха, тогда, Я могу попрощаться с моей золотой медалью.

***

Этим вечером никаких вспышек. Гейб сам приходит вместо этого. Я подавляю свой стон.

- Эй.

Он садится на край кровати, наклоняется и щекочет мое лицо своими волосами.

– Прости за такую тяжелую тренировку.

- Так случилось. Я реально не в настроении, Гейб.

- Я не ожидал от тебя такого.

Он проскальзывает под одеяло рядом со мной.

– Где болит?

Я выпускаю свой стон.

– Везде.

- Перевернись. Я позабочусь о тебе.

Я исполняю его просьбу, скрывая гримасы боли под подушкой. Вчера, я не смогла спать, желая его. Сегодня ночью, казалось бы, каждое его заботливое прикосновение, заставляет меня вздрагивать.

Гейб работает над моими мышцами, его пальцы втирают глубоко в кожу, стараясь избегать синяков. Когда он заканчивает массаж, он говорит:

- Ты знаешь, я должен был прописать это в клятвах; в приземлении и падении. Просто для записи, да? Даже если ты будешь кататься так на мировых, я все еще буду любить тебя.

- Держу пари, Игорь посоветовал так сказать.

- Игорь не говорил мне этого. На самом деле, я достаточно уверен, что он убьет меня, если я ему об этом расскажу.

Гейб тянет мою голову к груди, и я отчаянно хочу верить, что это по-настоящему. Потом он продолжает:

- Такое катание, точно не часть его плана для мировых.

Я буду рада, если он не видит моих глаз. Я сильно сжимаю их, чтобы остановить слезы. Я считаю секунды до того момента, когда я смогу притвориться, что поворачиваюсь от него и засыпаю, молясь о наступлении утра. 

Гейб

Утром, я вижу, как Мэд свешивает ноги с кровати. Уши напряженно вслушиваются в любые звуки из коридора. Пребывание в ее доме заставляет меня нервничать. Мои родители спят, как трупы как будто они никогда не восполнят часы сна, потерянные в медицинской школе.

Ее родители? Не так долго. И если они поймают меня здесь, я – труп. Даже если и Сенатора нет сейчас дома, он знает, где я живу. Я сохраняю голос тихим:

- Эй, иди сюда.

Мэд останавливается, но не поворачивается. Она сидит на краю кровати с опущенными вниз плечами.

Синяки могли быть и хуже, чем я предполагал. Я сажусь и быстро пододвигаюсь к ней. Подцепляю большим пальцем эластичный пояс ее фланелевых пижамных штанов.

– Позволь мне посмотреть.

Все еще сгорбившись, она скрещивает руки на груди и опускает подбородок вниз к коленям, когда я оттягиваю пояс, чтобы открыть уродливый желтый синяк, выглядывающий из-под края ее штанов. Я возвращаю пояс на место и оборачиваю руки вокруг нее подтягивая ее к себе под подбородок.

– Возьми сегодня защиту, хорошо?

Она кивает, ежась напротив меня. Я чувствую влажность на своей голой груди. Мэд наклоняется вперед из моих объятий и вытирает глаза тыльной стороной ладони. Я ненавижу видеть, когда ей вот так больно. Все же, это не моя Мэд, плачущая над синяками. Тут что-то еще не так.