– У этого поколения американцев рандеву с судьбой.

- Речь на выдвижении ФДР, 1936,- говорю я.

Боль в желудке расширяется, и я снова чувствую себя больной. Мы даже еще не на мировом. Сотая балла. Что побудило меня подумать, что мы сделали это?

На моей другой стороне, Гейб кладет свою руку на мое колено под столом. Он чуть-чуть ко мне наклоняется и шепчет:

- Мэд, время поесть.

Я даже не могу подвигать ртом, чтобы ответить ему.

Он хихикает.

– Добро пожаловать в мир соревновательных нервов, в котором мы, остальные, живем все время. А если серьезно, то… это долгое время до полудня субботы. Это только один шаг. Возьми свою вилку.

Он берет мою руку в свою, отрывает от моей коленки и смыкает мои пальцы вокруг вилки.

Я держу вилку в руках, но мое запястье все еще на столе.

- Ммм вкусно,- говорит Гейб очень медленно. Он сует пасту себе в рот. – Это так вкусно, Мэд, ты должна это попробовать.

И потом, я знаю, что происходит, моя вилка идет из моей руки в мой рот, вместе с пастой Гейба. Шок поражает меня, я жую, а за этим следует.

– Спасибо.

- Нет проблем.

***

Но у меня все еще проблема. Гейб уверяет меня, что с нервами все станет лучше со временем, но у нас всего лишь пара дней до произвольной программы и снежный ком у меня растет с каждой утекающей минутой. К субботе, этот гигантский шар льда. Наше первое место заканчивается в короткой программе, это означает на телевидении, что мы будем кататься в финальной группе, и я могу чувствовать, как нервозность ползет по мне, даже прежде, чем мы садимся в автобус до арены.

Группа визжащих фанатов ждет снаружи, а несколько девочек впереди держат плакаты «Женись на мне, Габриель Нильсен!». Девочки давят на нас, когда мы проходим, затем я слышу визг. Моя сумка с коньками должно быть проехала по ее пальцам, но я не сожалею.

Когда мы входим на эскалатор, чтобы спуститься в раздевалку, мой желудок кувыркается тройными тулупами, а мои мышцы такие твердые, что я с трудом иду. Двери открываются и я вываливаюсь.

Гейб выкидывает руки и ловит меня.

– С тобой все в порядке?

Я вскидываю голову.

– Я никогда так не нервничала. Я не знаю что делать, Гейб. Я не могу так кататься. Мы здесь, я вижу это и я в шоке, - я тру свои мышцы. – Я никогда не впадала в такой шок! Я никогда не была такой каменной!

Арена над нами, толпа аплодирует, потом ахает. Я колеблюсь. Мы пришли так быстро. Если я потеряю это сегодня…

Гейб достает из сумки свою кофту на разминку.

– Не слушай это, Мэд, - он высовывает пустую руку из сумки, и опускает хватку на меня, поглаживая меня двумя руками. – Черт, ее нет.

Я чувствую, что упаду в обморок.

Гейб опять меня ловит.

– Окей, нет iPod. Время плана Б. Дыши.

Он легонько меня трясет.

– Согни колени.

- Я не могу!

Он берет мои руки в свои.

– Посмотри на меня, это нормальное чувство. Доверься мне, я постоянно в нем прибываю. У твоего тела инстинкт полета, потому что ты волнуешься о том, что случится. Но я понял, как с этим справляться, и ты можешь. Сейчас вдохни вместе со мной.

Я вдыхаю.

- Еще.

Он выразительно смотрит мне в глаза.

– Теперь медленнее. Что ты должна сделать этим вечером?

- Не лохануться.

Паническое чувство опять возникает.

- Нет. Ты знаешь, ты не должна думать о том, что ты не сможешь сделать. Скажи мне конкретно, что ты собираешься делать, от первого элемента до последнего.

Я перебираю наши элементы.

- Ты можешь сделать эти вещи?

- Да.

- Ты будешь делать их сегодня вечером?

- Да.

Я пытаюсь во имя всего святого звучать спокойно, но коленки у меня все еще зажаты.

Гейб оглядывается вокруг. Коридор все еще пустынный, но он толкает к тупиковому коридору к туалету уборщиков.

– Хорошо,- говорит он,- но мы не должны упускать наиболее важный пункт.

- Какой?

- Это не о судьях, не о публике, понимаешь? Игорь сказал, это о нас. Только о нас. Снаружи, мы не должны прятаться. Снаружи, я должен кричать всем этим девочкам, что я занят. И я для одной, и я должен сделать за четыре с половиной минуты все, чтобы показать, что я чувствую к тебе.

Его губы прижимаются к моим, и я поднимаю лицо к его. Он медленно углубляет поцелуй, как будто у нас есть все время в мире для этого, и я знаю, что у нас его нет, но сейчас, в этот момент, в этом поцелуе, я чувствую, что так и есть. Я расслабляюсь в его руках и целую его в ответ.

– Ладно.

Он выпускает меня и вытаскивает наши скакалки из сумок.

– Представь, что мы дома. Мы должны размяться, потом мы пойдем на лед, и будем наслаждаться друг другом, как мы делаем это всегда.

Это работает. С наших первых шагов на лед, программа одновременно гладкая и легкая, отчаянная и душевная, так же как и наши редкие совместные часы. Когда Гейб берет меня в свои руки, я с ним на диване дома. Когда он подбрасывает меня, я с ним на балете. Когда мы заканчиваем, я готова к Мллер Поинту. Программа приводит нас к первому месту.

Мы выходим на третью позицию в финальной группе, так что одна пара должна выйти на лед. И несмотря на оглушительные аплодисменты, Эванс и Мартин снова на высоте. В спортивной гостиной, я расхаживаю, наблюдая, как наши конкуренты выполняют элемент за элементом. Гейб кладет на меня руку, останавливая.

– Мэд, - шепчет он.

Я перестаю выхаживать, только после его руки. Затем на экране передо мной, я вижу это. Вращения, раз, два, три и четыре. Четверная подкрутка. Я могу слышать аплодисменты от толпы везде снаружи.

– Это все,- шепчу я, смаргивая слезы.

- Нет. У нас все еще свидание с судьбой.

- Рандеву,- поправляю я его, чувствуя, как у меня дрожат щеки.

- Неважно. Не в этом суть.

Гейб проводит кончиком пальца по уголку моего глаза, смахивая слезинку.

– Эванс и Мартин могут выкатывать круги вокруг нас сегодня вечером.

- Могут? Они?

- Это неважно, Мэд. Даже если они переплюнут нас, мы все еще будем серебряными медалистами.

Две пары. США может отправить две пары.

– Мы будем,- шепчу я.

Гейб вытирает другой глаз.

– Мы будем.

- Не так быстро, - раздается голос Игоря позади меня. Гейб отступает назад, я поворачиваюсь и вижу Игоря. – Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, да?

- Но, мы на втором месте,- говорит Гейб.

- Федерация решает, не соревнования.

Наши родители появляются за Игорем.

– Что происходит?- спрашивает папа.

Мистер Нильсен кладет руки на Гейба.

– Это еще не официально, кто будет делать команду на мировые.

Мама в смятении.

– Они могут не поехать?

- У Гейба и Мэдди нет международного опыта в уровне сеньоров,- мистер Нильсен объясняет ей. – Эванс и Мартин верная ставка на мировые с их победами на первый тур Мирового, но федерация может выбрать другую команду, лучше узнаваемую команду, для второго тура. Робинсоны на третьем месте, и они ездили на мировой в прошлом году.

- Нам нужно больше огласки,- говорит папа.

- Это не навредит,- говорит Игорь.

Папа вытаскивает телефон:

- Я в деле. 

Гейб

На нас не детский зимний комбинезон на этот раз, но я все еще хожу варежка об варежку со своей партнершей. Слышны звуки затвора камеры, но нам больше не четыре и пять лет, и мы забыли эйфорию от первого раза на льду.

- Вы оба выглядите, как камни,- говорит Гарольд, какой-то публичный парень, которого позвал папа Мэд. – Попытайтесь расслабиться.

Расслабиться. Не потеть. Я уверен в себе.

Но несмотря на все уговоры, я уже чувствую, что мои подмышки и руки мокрые. А теперь я притворяюсь, будто я с Мэд?

Все испорчено.

Мы идем вдоль реки Чарльз[93]. Порывы ветра бьют меня по лицу, и я чувствую через варежки, как Мэд дрожит все это время. Я останавливаюсь, снимаю шапку и натягиваю ей на уши. Клик. Клик-клик.