- Невероятная,- говорит Гейб, так тихо, что я с трудом могу расслышать его из-за ветра.

А потом он отгораживается от меня глыбой льда. Я впервые сделала тройной Аксель, и он что…

- Сильно завидуешь?

- Черт, Мэд, да мы все завидуем,- Гейб сморит на меня, а потом поворачивается обратно к лобовому стеклу, но я все-таки улавливаю его слабую попытку показать хоть какую-то улыбку. У меня скручивает живот. Это разговор не об Акселе.

- Это не ты,- говорит он.

Я чувствую, будто меня вновь снимают камеры. Но сейчас это не реклама для папы, это видео-клише, сцены расставания.

- Это не я,- эхом отзываюсь я.

У Гейба звонит телефон, слабой пародией на «Let Me Down Easy».

- Возьми трубку, пожалуйста, я за рулем.

Конечно, он за рулем. Его «Вайпер» не Бэтмобиль с автопилотом, да я впрочем, и на такой не смогла бы ездить.

Но я сижу прямо, потому что понимаю, что означает звонок, когда Гейб просит меня ответить. Это значит, что он собирается идти с кем-то гулять. Точнее, собирался пойти, хотя это неважно.

Я все равно ворчу:

- Серьезно? И сколько ты уже был с ней, раз шесть?

- Пожалуйста. Она хочет, чтобы мы надевали одинаковую одежду и все думали, что мы пара. Ты же знаешь, что я не сделаю такого никому, кроме тебя.

Я щурюсь, мы оба знаем, что я отвечу на этот звонок. Я призываю свое лучшее черлидерское хихиканье:

- Привет.

Обычно этого достаточно: кто-то сдавленно всхлипывает на другом конце трубки, а затем наступает тишина.

Первый раз, это случилось, когда мы только перешли в старшую школу, и случился там один казус.

У нас с Гейбом был одинаковый звонок и как-то раз мы все таки их перепутали. Гейб сказал не волноваться по этому поводу, что он позвонит Кристен и все объяснит. Я не думаю, что он потом звонил Кристен, но однажды, каким-то чудесным образом, наши телефоны снова перепутались, и тогда уже попалась Анита.

На этот раз, мой черлидерский смех не сражает ее. Нерешительный девичий голос говорит:

- Извините, должно быть, я перепутала номер. Это ведь телефон не Гейба Нильсена?

Я заставляю себя издать еще один смешок:

- Ооох, Гейб, прекрати.

Звонившая девушка, повесила трубку.

- Спасибо,- шепчет Гейб и снова превращается в немого.

Я снова и снова подкидываю его телефон. У меня начинает болеть бок из-за сегодняшнего падения, полученного во время выполнения Акселя. Но если бы я не упала, я бы никогда не выполнила этот прыжок.

Я делаю вздох и выпускаю наружу то, что скрывает мое сердце:

- Что думаешь по поводу новой программы?

Гейб не смотрит на меня.

- Я думаю, Игорь знает, что делает.

Все те многочисленные медали, которые лежат у меня дома, думают так же.

Я стреляю в него вопросом:

- Тебе некомфортно, да?

- На льду это ничего не меняет.

Но это уже все поменяло.

- Это довольно большая перемена на льду.

- Это не будет мешать нашей программе в плане техники. Элементы, что подобрал Игорь сегодня, музыка… Все это должно только укрепить нашу работу.

- Я не это имел в виду.

Его глаза все еще смотрят на дорогу, когда он говорит:

- Я не могу справиться с этим, - Он заезжает в свой гараж между парком и домом. – Ты можешь?

У меня потеют ладони, как когда заливщик выливает воду. Если это так, то как мы будем кататься? Я собираюсь сделать хоть какое-то движение: я сама отстегиваю ремень, поворачиваюсь и кладу руки на его ноги так близко к его коленям, насколько у меня хватает смелости.

– Я думаю, ты должен позвать меня на танцы, посвященные началу учебного года.

Гейб отталкивается от меня.

- Я не могу сделать этого, Мэд.

У него не было с этим проблем час назад.

– Почему нет? - я никогда не видела, что бы Гейб так быстро выходил из машины, но потом я вижу его...

Папа идет к открытому гаражу, стоящему по соседству от «Вайпера». Он улыбается, и прочищает горло:

– Мэдди, ты ничего не забыла?

Уупс. Значит день расслабляющего, долгого душа не сегодня. Я опаздываю на еще одно публичное мероприятие с Сенатором Спаэром.

***

В нашей кухне, я раскидываю тетрадки на одной стороне кухонного островка. Хоть это и первая неделя школы, но огромное количества домашнего задания неудивительное зрелище для нашего дома. Папа гордится тем, что я получила стипендию в подготовительную академию Ривэвью, но это означает, что некоторое время я не смогу уделять тренировкам, так как должна буду учиться.

Какая редкость! Папа встает на другой стороне стола, помогая маме нарезать овощи для салата. Позади них на плите кипит фасолевый суп. Вокруг нас мечется фотограф, снимая здоровое питание американской семьи.

В конце концов, за всей этой съемочной суетой, папа не заметил небольшой выходки с Гейбом в машине. На этот раз, я рада папиной одержимости показать такую картинку нашей семьи, которая может посоревноваться с годами Джона Кеннеди.

Я открываю учебник по математике и начинаю жевать губу, но я не ломаю голову над интегралами и дифференциалами. Даже если я смогу учиться с постоянными щелчками и миганиями фотоаппарата, боль, сформировавшаяся в голове, скорее из-за поспешного ухода Гейба, чем из-за появления папы, все равно будет напоминать мне о недавних событиях.

- Подними подбородок,- говорит фотограф, и я корректирую свое положение для следующего снимка.

Я перестаю кусать губы, но я все еще не сделала уроки и не выяснила что-то по поводу Гейба.

Фотограф ведет нас к обеденному столу, решив снять еще немного неправдоподобных сцен.

Это все не так, как обычно, когда мы просто едим перед телевизором; семейное время очень важно в моей семье.

Обычно, «семейное время» - это я и мама. Между законодательными сессиями округа Колумбия и партийными съездами штата Канзас, папа не уделяет много внимания семье.

Я не виню его. Когда он первый раз был избран на место сенатора, у нас было огромное семейное обсуждение по поводу того, где мы будем жить, и что нам с мамой придется немного попутешествовать с ним. Но он понял, что я не могу бросить Гейба и Игоря. Многие фигуристы вынуждены переезжать, чтобы найти лучшего тренера или лучшее место для тренировок, но я счастлива, ведь у меня здесь есть Игорь. Я знаю, что если мне понадобится переехать из-за фигурного катания, то мои родители меня поддержат.

Папа не знает тонкостей фигурного катания, так же как и я, не знаю политических тонкостей, но он считает, что они равны по важности.

Отборочные, Национальные, Мировые, а так же номинации, предварительные выборы и наконец, финал. Папино переизбрание не закончится до следующего года, но у него велики шансы остаться на своем месте.

Я поднимаю подбородок, а на другом конце стола, папа накладывает себе еду. Я посылаю ему одну из своих лучших улыбок, потому что я знаю, что нужно показывать на камеру. Он всегда верил в меня и в мою мечту, он заставил меня поверить в Мэделин Спаэр – чемпионку мира по фигурному катанию. Я хочу тоже поддерживать его мечту. Сенатор Спаэр сейчас, а когда-нибудь президент Спаэр.

***

Я уютно устраиваюсь в кровати, когда мама подходит, стуча по дверной коробке. Она подходит и садится рядом со мной на мое гладкое одеяло.

– С этой фотосессией, у меня не было шанса поговорить с тобой. Как у тебя прошел день?

Как иронично, фото - «семейное время», еще приуменьшило наше реальное совместное времяпрепровождение.

Я переворачиваюсь на ее сторону, прижимаясь к ней, а мои руки лежат под подушкой. Я не могу поверить, что забыла рассказать ей. Я чувствую, как улыбка расползается на моем лице, и я вспоминаю, что чувствовала, как каждый мускул в моем теле, говорил мне подниматься.

- Я выполнила тройной Аксель!

Мамины руки взлетают к лицу.

– Нет, ты не сделала.

- Я сделала,- смеясь, я сгребла ее в объятия.

Она сильно сжимает меня. Мама знает, что это огромное событие, хоть и многие парни-фигуристы делают этот прыжок, но в Америке только две девушки выполнили тройной Аксель на соревнованиях.