В декабре 1916 г. Колышко доложил, что его близкий друг стал министром в новом правительстве Штюрмера. «Обработку» основателя «Русского слова», короля прессы Ивана Сытина, он хочет лично взять на себя. Половина необходимых средств (из полумиллиона), по словам Колышко, была уже переведена в Россию. Характерно в этом сообщении, насколько антисемитская неприязнь у обеих сторон совпала с ненавистью к либеральным, ориентированным на Запад думским кругам, — например, докладывал Стиннес, все его русские связники едины во мнении, «что царь воспользуется первым удобным случаем, чтобы отомстить за оскорбление, нанесенное ему евреем Милюковым»[49]. Колышко, в свою очередь, допускал, что дружба «военной партии, ставшей более воинственной, с одержимыми войной евреями кадетами», вскоре «закончится колоссальным еврейским погромом»{223}. Фантазии такого рода, то в форме озабоченности, то в форме пожеланий, пронизывают многие тексты военного периода, и не только (как это было позднее с Паке) в год революции — 1917-й.
Проект Гельфанда
Заговорщицкая таинственность и спекулятивный характер проектов, гулявших в высших светских кругах, вероятно, выставляли те проекты, которые связывались с именем Парвуса-Гельфанда и ведущими соратниками Ленина, в несколько менее экзотическом и авантюристическом свете, в особенности потому, что они в социальном и культурном отношениях нередко пребывали на совершенно аналогичном уровне и частично даже пересекались. Эта линия действий оказалась в конечном счете решающей в двойной революции 1917 года.
Вплоть до сегодняшнего дня фигура революционера и миллионера Александра Гельфанда с его организацией по поддержке и финансированию революции в России окутана аурой чего-то экстравагантного и экзотического — и совершенно напрасно. Парвус никогда не был «агентом» германского правительства, как не был и простым дельцом. Он с одинаковым блеском играл роль члена и теоретика немецкой и российской социал-демократии и одного из вождей Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов в 1905—1906 гг. Уже тогда он приобрел «Русскую газету» и за короткое время превратил ее в массовое революционное социалистическое издание{224}.
Свои взгляды во время мировой войны Парвус открыто изложил в 1914 г. в серии публичных выступлений и статей. С помощью финансировавшегося им в 1915 г. из собственных средств и государственных дотаций журнала «Глоке»[50] и опираясь на основанное им издательство «Ферлаг фюр зоциальвиссеншафтен» («Издательство литературы по социальным наукам»), он стремился пропагандировать, распространять и теоретически углублять свою стратагему. В результате он стал инициатором создания собственного крыла германской социал-демократии, куда вошли известные политики и публицисты — Конрад Хэниш, Пауль Ленш, Эдуард Давид, Эрнст Хайльман и Генрих Кунов; в основном это были бывшие левые, которые теперь, как и Парвус, пропагандировали цели германского империализма как средства и инструмента антикапиталистической «мировой революции»{225}.
То же самое Парвус планировал и в рамках российской социал-демократии. В созданный и финансируемый им «Институт по исследованию социальных последствий войны» он стремился привлечь сотрудников из известных российских и скандинавских социалистов. Его упорные усилия завязать политическое сотрудничество с представителями различных промежуточных фракций российской социал-демократии — петроградскими «межрайонцами», парижской группой Троцкого, объединившейся вокруг журнала «Наше слово», недовольными меньшевиками (Урицким и Зурабовым) или «младотурками» ленинской фракции (Бухариным, Пятницким, Раковским) — можно рассматривать как попытку создать вокруг себя российскую партийную группировку или занять позицию посредника между главными фракциями{226}.
Меморандум Гельфанда, адресованный правительству рейха 9 марта 1915 г., был выдержан в уверенном стиле предложения о сотрудничестве. Себя он представил в нем как одного из исторических вождей российской революции 1905—1906 гг. и как посредника для связи с социал-демократическими партиями Центральной и Восточной Европы, действующего вовсе не в интересах германского военного руководства, а в общих идейных интересах социал-демократии. Его сценарий содержал план акций по развязыванию мировой революции, главная задача которых состояла в разрушении «цитадели политической реакции в Европе» — царизма — с помощью «двойственного союза прусских штыков и кулаков российского пролетариата»{227}.
Там же Парвус интерпретировал загадочную личность лидера большевиков Владимира Ленина как ключевую фигуру революционного антивоенного движения в России, чью непримиримую политику он надеялся удержать «на средней линии в смысле… энергичных действий против абсолютизма». По его замыслу, «съезд российских социал-демократических вождей в Швейцарии или в любой другой нейтральной стране» мог бы, наконец, окончательно скрепить единство всероссийской социал-демократии и уже хотя бы этим «оказать огромное влияние на общественное мнение во Франции и Англии».
Ничто в этом проекте Гельфанда — с учетом опыта революционных потрясений последних лет в царской империи — нельзя назвать фантазиями: ни ожидание массовой политической забастовки под лозунгом «Свобода и мир» весной 1916 г.; ни основание фабричных и стачечных комитетов и местных советов в центрах военной промышленности в Петрограде, Одессе и Николаеве, на рудниках и в шахтах Донбасса или на бакинских нефтяных промыслах; ни подготовку актов саботажа (подрыв железнодорожных мостов или поджоги нефтедобывающих промыслов по образцу 1905 г.). Он предвидел процессы, которые будут иметь решающее значение: если царская армия не сможет побеждать, то через год она начнет разлагаться; воинственное шовинистическое настроение превратится в ожесточение против правительства; беспорядки в столицах и промышленных центрах будут сковывать значительные воинские контингенты, и появится возможность заразить их революционными настроениями; возникнет новое крестьянское движение, которое, как и в 1905 г., силой будет захватывать помещичьи земли; все эти движения, особенно на Украине, могут сочетаться с вопросом о независимости, да и вообще нерусские народности будут усиленно стремиться уйти от Москвы; причем Парвус настаивал на том, что в Финляндии и Грузии руководство должны возглавить не буржуазные партии, сторонники независимости, а местные социал-демократы.
Особого поощрения заслуживало, по его мнению, движение в Финляндии, которому по плечу задача обеспечения «связи российского движения с Петербургом», организации «разведывательной и транспортной службы» и создания складов оружия и взрывчатки. Аналогичную роль сыграют социалисты Болгарии и Румынии (с которыми у него были налажены хорошие связи) для революционизирования Украины и юга России. Еврейские революционеры (причем именно социалисты «Бунда», а не сионисты, от которых «ничего ожидать не приходится») могли бы оказаться полезными для агитации в Северной Америке, в братской связи с тамошними славянскими и немецкими эмигрантами. И вообще в нейтральных странах следует развернуть широкомасштабную кампанию в прессе, причем субсидии должны получать прежде всего социалистические газеты и издательства, а также российские эмигранты{228}.
События 1917 г., прелюдией к которым послужили вспыхивавшие в 1916 г. то тут то там забастовки и беспорядки, подтвердили прогнозы Гельфанда, отличавшиеся смелым реализмом. Нереалистичным оказалось только ожидание, что этими процессами он каким-то образом сможет управлять как демиург, объединяющий все нити и фигуры.
