Совсем иной оказалась деятельная, живая душой и телом Евпория-Клео. С ее появлением во дворце повеяло свежим ветром. Подметив в ее характере властность и склонность к наведению порядка, почувствовав ее заботу о себе, Махар не включил ее в число наложниц, полагая, что в одуряющей скуке гинекея она быстро утратит эти ценные качества. Он оставил ее «при себе» в спальных покоях, как хозяйку-распорядительницу, старшую над слугами.

Евпория вступила под своды царского жилища с внутренним трепетом, еще не зная, что ее здесь ожидает. Она слыхала о великолепии дворцовых палат. И в первые дни была подавлена мрачной полутьмой и безлюдьем каменных коридоров. Приглядевшись, испытала странное чувство недоумения, даже усомнилась на миг – туда ли она попала? Закоптелые потолки, обрывки черной паутины в углах, обгорелые факелы в бронзовых кольцах, ввинченных в облупившиеся колонны, и выщербленный каменный пол, местами покрытый старыми цветными кошмами, – все это как-то не вязалось с ее представлениями о дворце Спартокидов. Поражали запустение и нежилой дух, воцарившиеся в палатах, когда-то прославленных своими украшениями и настенными росписями, ныне поблекшими от пыли и копоти. «Великая Кибела, мать богов! – воскликнула мысленно Евпория. – И здесь живет повелитель всего Боспора, самый большой человек в царстве, почти царь!»

Она сморщилась брезгливо, увидев засаленные цилиндрические подушки, на которых отдыхал царевич, его помятое ложе, неуютное и холодное. И пахло в его покоях не то конюшней, не то псарней. Одежды Махара пропитались конским потом, а в углах возились собаки, выкусывая блох. Псы, как и рабская дворцовая челядь, встретили фаворитку сердитым ворчанием.

Пользуясь благорасположением сластолюбивого властелина, женщина сразу показала свой норов, что крайне не понравилось обленившимся спальникам. Она быстро освоилась в новой обстановке, сама определила свои обязанности, найдя в них возможность утолить снедавшую ее жажду деятельности, тягу к самостоятельной роли в жизни.

Она начала с уборки покоев наместника, для чего вооружила обленившихся слуг тряпками и ведрами с водой. Тех, которые вздумали огрызаться и проявили строптивость, усмирила угрозой отправить завтра в каменоломни.

Пока ее голос слышался лишь в ближайшем окружении Махара, остальные слуги мало тревожились, даже одобряли ее деятельность. Все видели, как мало порядка в личных покоях царевича. Но женщина проявила смелость и напористость в своих требованиях, которые коснулись и других дворцовых служб.

Любимым блюдом Махара была степная дрофа, начиненная пряностями, посыпанная миндалем. Бывало, он обедал один. Тогда в его покой являлся главный повар Дракон, куда более важный, чем сам Махар. Выпячивая вперед огромный живот и тройной подбородок, он нес аппетитное блюдо и ставил его на стол с поклоном. За ним следовала вереница молчаливых и торжественных стольников с винами, соусами и сладкими угощениями.

Евпория вмешалась в этот церемониал, стала осматривать каждое блюдо и своими руками передавать его господину. Такое рвение, может и напускное, однако понравилось и самому Махару и Фрасибулу, отвечающему за безопасность царевича. Оба стали доверять ей больше, ее положение упрочилось. Однажды она заметила, что дрофа плохо обработана, ковырнула ее ножом и обнаружила обрывок кишки с естественной начинкой. Она в гневе схватила блюдо и опрокинула его на голову остолбеневшему повару. А потом гнала его до самых дверей ударами бронзового блюда. Махар хохотал до слез, его сонливость и скука слетели, он с удовольствием окончил трапезу и, вытерев руки о полотенце, поглядел на Евпорию смеющимися глазами.

– Я приказал бы высечь неисправимого кухаря, но ты его так отделала, что нужды в этом нет! Поступай так же и впредь!

После чего завалился спать и огласил своды опочивальни затяжным храпом.

Дракон считался среди дворцовой челяди большим вельможей. Его все боялись, заискивали перед ним. Из-за тучности он ходил не спеша, был всегда потен, отдувался шумно, как кузнечный мех. Говорил с хрипотой, не глядя на собеседника, если тот был по должности ниже его, причем надменно кривил широкий рот, выпячивая влажные, отвисшие губы. Его окружали угодники, все раболепствовали перед ним. Одни спешили вытереть ему чистым рушником мокрый лоб и дряблые щеки, опаленные жаром очага, другие услужливо протягивали кувшин с питьем, зная, что его всегда мучает жажда. Купался он дважды в день, отдыхал во дворике, развалившись на кошме. Его фаворитка и доверенная Крато стояла около с амфорой и наливала ему в кружку крепкое вино, которое подавалось к столу Махара. Опьянев, Дракон начинал бахвалиться, подняв кверху толстый палец.

– Во дворце есть два человека, которым боги вручили власть, – говорил он. – Первый – царевич Махар, ему подвластно все, что находится за пределами дворца!.. Второй – я, хозяин в стенах дворца!.. У меня ключи от всех кладовых и винных погребов!.. И даже… от тайной двери!.. Тсс… Это подарок богов, великая тайна!..

– Ах, – угодливо шептала Крато. – Даже боги благоволят тебе!

Женщина изображала на смазливом лице восторг, смешанный со страхом, прижимала руки к груди. Она была простая, невежественная рабыня, но за молодость, чистое дыхание и крутые бедра оказалась осчастливленной Драконом, стала его возлюбленной. Теперь она не выгребала из топок золу и угли, не выносила на мусорную кучу медные кувшины с кухонными отбросами и не получала шлепков от всех, кто постарше. Стала следить за чистотой рук и всегда была одета в опрятный хитон. Ее обязанности, помимо обслуживания всесильного повара, состояли в том, что она подавала ему ножи, посуду, а потом научилась украшать блюда зеленью и маслинами. Мечтала о нарядах и блестящих безделушках, в которых видела подлинное счастье. О своем рабском состоянии не думала, ибо родилась от рабыни, выросла в рабстве и не ведала иного.

И вот в жизнь этих людей неожиданно вторглась колючая и самонравная Евпория, которая пришла в дворцовую жизнь со стороны, никому не известная ранее.

Вначале она заставила повара насторожиться, потом, после случая с жареной дрофой, испытать тревогу и беспокойство за свое положение. Он стал думать, как ублаготворить ретивую служанку, а если это не удастся, то опорочить ее в глазах царевича.

До появления Евпории хозяйственный дворик при дворце и кухня являли собой замкнутый мирок, нижний этаж дворцовой жизни, его сумрачный подвал, куда не спускались не только Махар, но и его приближенные. Даже Фрасибул, непосредственный распорядитель жизни дворца, считал ниже своего достоинства бывать на кухне. Там царил Дракон с друзьями и раболепными подручными. И если до дворцовых верхов доходили слухи о разврате среди слуг и рабов, то сановные вельможи только пожимали плечами. Известно было, что рабы – скоты, и требовать от них человеческих добродетелей было бы смешно. Бывало однако, что на конюшне секли обнаглевшую девку, подтягивали на колесе проворовавшегося раба, а то и рубили ему голову. Однако такие случаи ничего не меняли. Все шло своим чередом, тем более что сами властители были не намного добродетельнее рабов.

Заглянув в трапезную для слуг, Евпория поразилась тому, что увидела. Здесь с каким-то свинским обжорством и бесстыдством поглощались припасы и даже вина дворцовых кладовых под видом остатков со стола царевича. Невольно вспомнились «земляные» рабы, которые изнемогали от тяжелого труда на постройке лагерей. Там ячменная лепешка и луковица были единственной пищей несчастных, а мутная вода – их питьем!.. Рабы рабам рознь! Одни падают от непосильной работы и голода, другие объедаются и опиваются под крылышком самой высокой власти!.. Впрочем, и в дворцовой кухне были свои униженные и презираемые – те, что таскали воду, рубили дрова, чистили котлы, выгребали мусор из ям. Они не участвовали в пиршествах, устраиваемых Драконом с определенной целью, питались отбросами и спали на земле, возле ящиков с нечистотами.

Дракон прикармливал ораву друзей и подручных, среди которых были не только повара, конюхи или возничие, но и стражи из дворцовой охраны. Дюжие воины любили поиграть с поварихами, напивались вдрызг и валились под столы. Они храпели, облепленные мухами, до того часа, когда их старшие приходили сюда за тем же, а их прогоняли прочь.