— Я и сам собирался, только тебя ждал, — недоволь­но сказал Немиров. — В общем, если сказать без обиня­ков, ничего добиться не удалось, да?

— Ну, как же ничего? Мне кажется — многого!

Он стал рассказывать, сбивчиво и нетерпеливо. Са­мым главным итогом поездки для него лично было то настроение уверенности и бодрости, какое у него созда­лось во время беседы в ЦК. Но как передать это на­строение директору, который слушает скептически и все старается извлечь что-либо конкретное, вещественное?

— Значит, станки все-таки обещали поторопить?.. А когда? Что именно он сказал?

В середине разговора Диденко поглядел на часы, извинился и взялся за  телефон. Нежно улыбнувшись гомону детских голосов, ворвавшихся в трубку, он по­просил позвать Екатерину Игнатьевну.

— Катюша, это я! — закричал он, услыхав голос жены. Когда он звонил ей в школу, он всегда кричал: ему казалось, что иначе она и не услышит.

— Коля, ты? Откуда ты говоришь? — удивилась она. Чувствовалось, что она обрадовалась, хотя голос был не домашний, а тот, другой, каким она всегда говорила в школе.

— Что Гаврюшка? Здоров?

— Ну конечно, здоров и вчера разбил стекло на ча­сах.

Чувствовалось, что она улыбается, — должно быть, вспомнила забавные подробности этого происшествия.

— Как Москва? — через минуту спрашивала она; гомон утих, и он понял, что ее семиклассники стоят ря­дом и прислушиваются. — Тут интересуются, видел ли ты стройку нового университета.

— Видел, Катюша. Съездил туда между делами, но не повезло: туман был. Задрал голову, до шестнадцато­го этажа досчитал, а дальше не видно, — в облака ушел.

— В облака? — удивилась Катя и тут же начала пересказывать его слова тем, кто стоял рядом, но в телефонную трубку донеслось дребезжание звонка, и они наскоро простились, — Катя заспешила в класс.

Немиров слушал с улыбкой дружеского сочувствия: как это знакомо! Обрадовалась и побежала по своим делам...

— А теперь, Григорий Петрович, давай-ка поедем навестить твою жену! — сказал Диденко. — По дороге все и расскажу. Постановления постановлениями, а прежде всего — взаимное понимание, чтобы по охоте взялись...

— Но постановление все-таки обещали? — уже вы­ходя к машине, спросил Немиров.

— Обещали, — неохотно ответил Диденко и, помол­чав, сказал: — Нам надо здорово перестроиться, Григо­рий Петрович. До конца поверить в собственные силы. А то мы все на дядю надеемся!

Такая уж была у Диденко привычка: упрекая в чем-либо директора, он всегда говорил «мы».

Саганский принял их пышно. Все у него было пред­ставительно: громадный кабинет с массивной резной мебелью и коврами, строгая секретарша, коробка самых дорогих папирос на столе, — для гостей, так как сам Са­ганский курил только «Звёздочку», уверяя, что от других папирос на него нападает кашель.

Усадив гостей с радушием гостеприимного хозяина, он поболтал для начала о том о сем, но как только дошло до дела, начал плакаться:

— Можно подумать, что вы одни! А генераторный на меня, думаете, не жмет? И тоже Краснознаменкой козыряет! А метро не торопит? А станкостроительный, думаете, молчит?

Высказав все жалобы, он успокоился, сказал, что металлурги еще никого не подводили, и приказал секре­тарше вызвать ряд работников, в том числе Клаву. Пригласить своего секретаря парткома он забыл. Ди­денко напомнил ему об этом, и Саганский сказал:

— Ах да! И еще позовите Брянцева.

Клава вошла с папкой бумаг, мило поздоровалась, как с чужими, мимолетно улыбнулась шутке Саганского: «Вы, кажется, знакомы?»

Она почти не участвовала в разговоре, но когда нуж­но было, не открывая папки, по памяти давала точные, короткие справки. Немирова это немного задело: не слишком ли она скромна? Начальник планового отдела мог бы говорить авторитетней!

Один за другим входили в кабинет работники заво­да, Саганский представлял их «нашим заказчикам». Все были Немирову знакомы по рассказам Клавы. Она с такой любовью говорила о своих товарищах по работе, что на первых порах Немиров ревновал ее то к одному, то к другому. Теперь он присматривался к заочным знакомцам. Как, вот этот маленький, невзрачный человек и есть замечательный Егоров, главный инженер, о кото­ром Клава отзывалась с восторгом? А сумрачный на­чальник мартенов с седеющей головой — это и есть Злобин, про которого Клава говорит, что он «чудесный па­рень»?

Впрочем, во время дальнейшей беседы Григорий Петрович начал соглашаться с Клавой: Злобин действи­тельно оказался чудесным человеком: для него, видимо, не существовало ничего невозможного, лишь бы, как он выражался, «поднять народ». Егоров вел себя осторож­но, на обещания скупился, выдвигал одно за другим возражения, затем сам подсказывал выход. Немиров скоро разобрался, что именно Егоров — главное лицо на заводе.

А что же Саганский? В среде директоров Саганский всегда говорил: «Я перевыполнил план», «Я даю скоро­стные плавки». Немиров посмеивался — хотел бы я ви­деть толстяка возле печи, как бы он «дал» плавку! Теперь Немиров понял: при всех своих смешных чертах Саганский — хороший организатор и умеет подобрать людей себе в помощь.

— Как тебе понравился их секретарь парткома? — спросил Диденко, когда они сели в машину.

Немиров ничего не мог сказать: не обратил внима­ния.

— Как же так? Это же мечта самолюбивого дирек­тора! — посмеиваясь, сказал Диденко. — Вот увидишь, Григорий Петрович, на перевыборах его прокатят с треском, если раньше не снимут! И вот тебе мое слово: Саганский сам, пользуясь тайной голосования, тихонько вычеркнет его фамилию. Вздохнет, но вычеркнет!

Ишь ты, «мечта самолюбивого директора»!.. Небось намекает Диденко? Что ж, скрывать нечего, иной раз хочется, чтобы парторг был не так напорист. Вот Ди­денко — люблю его, люблю и уважаю... но и раздра­жает он меня иногда, ох, как раздражает!..

— А жена твоя — молодец! — сказал Диденко. — Со своим мнением... Не то что наш Каширин.

Григорий Петрович удовлетворенно улыбнулся: на этот раз он не собирался отстаивать превосходство сво­его работника, хотя не совсем понял, из-за чего по­спорила Клава с Саганским.  Он прослушал начало, заговорившись с Егоровым, и услышал только, как Са­ганский недовольно оборвал:

— Бросьте, Клавдия Васильевна, это уж какие-то новости!

Немиров видел, как изменилась в лице Клава, как сдвинулись ее брови, образовав на лбу глубокую мор­щинку, — он хорошо знал эту упрямую морщинку.

— А по-моему, — твердо возразила Клава, — в плани­ровании тоже должны быть, и обязательно будут, ново­сти.

Диденко, конечно, со свойственной ему непосредствен­ностью немедленно поддержал:

— А и верно! Почему экономист не может быть но­ватором?

Клава улыбнулась ему и уже добродушно сказала:

— Нет, правда же, планирование должно соответ­ствовать...

Когда все поднялись и начали прощаться с «заказ­чиками», Диденко шутливо сказал Клаве:

— Так будем ждать, Клавдия Васильевна. Покаже­те пример?

Клава отшутилась:

— Чего уж на нас надеяться, у вас свой плановик есть!

Она проводила их до лестницы, постояла на площад­ке, пока они спускались, и помахала им рукой с той естественной простотой, с какой делала все.

По мере приближения к станкостроительному заводу настроение Немирова падало. Об этом заводе в послед­нее время много писали (а о нас не пишут!). Недавно была статья и самого директора завода Волгина (ум­ная, ничего не скажешь, но не слишком ли он самоуве­рен?). После наблюдений, сделанных у Саганского, бы­ло очень интересно посмотреть, каков этот директор в работе. Только бы не вздумал вызывать Горелова или вести в цех дивиться на Горелова, да еще при Диденко!

Впечатление Волгин произвел на Немирова сразу, как только поднялся и пошел навстречу гостям по про­сторному, скупо меблированному светлой мебелью каби­нету. Волгин был молод, — не старше, а может и моло­же Немирова. Немирову случалось встречать его на совещаниях, но сейчас Волгин показался ему совсем другим, — хозяин!