Он без стеснения разглядывал Любимова, стараясь понять, в каком настроении тот прибыл из Москвы. Пер­вое впечатление было такое, что начальник цеха весь подобрался, готовясь к отпору. Немиров уселся в кресло как полагается и сказал:

— Докладывайте.

Сходство с юнцом исчезло. Губы директора сжались, обозначив две властные и жестковатые складки.

Любимов докладывал коротко, так как директор не терпел многословия. Начав говорить, он оживился. Главной целью командировки было обсуждение в мини­стерстве основ реконструкции турбинного производства. Основы эти были разработаны Любимовым вместе с технологом Гаршиным и изложены в докладной записке, поданной министру. Записка была обсуждена и одобре­на, министр обещал провести на следующий год соот­ветствующие ассигнования. Это был успех, и Любимову хотелось, чтобы его успех был оценен должным образом, независимо от того, какие новые заботы навалились на них сегодня.

Немиров слушал и удовлетворенно кивал головой, но, дослушав до конца, тотчас спросил:

— А станки?

Со станками дело обстояло хуже. Новые станки были необходимы — этого никто в министерстве не отри­цал, — но получить их Любимову не удалось. И хотя Любимов не был виноват в этом, докладывать о неудаче было неприятно.

— Еще что? — ничем не выразив своего недовольст­ва, спросил Григорий Петрович.

— У меня все.

Любимов прекрасно понимал, о чем спрашивает ди­ректор. Новость стала известна ему в день отъезда, и он успел обсудить ее со многими работниками министер­ства, хотя к министру не попал, да и не просился во второй раз на прием, чтобы не брать на себя лишней ответственности. Теперь он хотел выслушать известие из уст директора, и в том освещении, в каком оно воспринято директором, чтобы не тратить зря силы и время, если их точки зрения совпадут, и подобрать возра­жения, если точки зрения разойдутся, — сдаваться он не собирался.

Григорий Петрович медлил заговаривать о самом главном. Любимов принадлежал к числу людей, с кото­рыми ему было удобно работать, — настолько удобно, что он потянул за собою Любимова с Урала и выдер­жал длительную драку с Диденко и с райкомом из-за бывшего начальника турбинного цеха Горелова, кото­рого, вопреки их мнению, снял с работы. Любимов был человек положительный и знающий, не пустозвон и не прожектер. Если он скажет «можно» — значит, действи­тельно можно. А если скажет «не могу», пусть и прихо­дится иногда приказать ему сделать «через не могу», но в таких случаях обязательно нужно прислушаться к его возражениям и помочь, потому что Любимов слов на ветер не бросает.

Последние дни Григорий Петрович нетерпеливо ждал приезда начальника цеха; в атмосфере общего возбуждения хотелось выслушать доводы Любимова, вместе с ним взвесить все затруднения и препятствия, опереться на его опыт. Однако он совсем не собирался все это показывать самому Любимову и рассказал вол­нующую новость сухо, без оценок.

— В этом году, досрочно? — иронически переспросил Любимов, всем своим видом приглашая директора вме­сте посмеяться наивности такого предположения. — Да нет, Григорий Петрович, это же несерьезно. Нельзя предъявлять нам невыполнимые требования.

— Вы говорите так, будто уже точно знаете, что выполнимо и что невыполнимо. Я склонен думать, что нам с вами еще предстоит разобраться в этом.

— Григорий Петрович! — воскликнул Любимов, те­ряя хладнокровие. — Может быть, вы уже вынуждены говорить об этом так, как сейчас... но, положа руку на сердце... ведь вы сами знаете, это же петля.

— Если бы я принимал за петлю каждую трудную задачу, я бы не был директором завода, Георгий Семе­нович.

Любимов низко склонил голову. Немиров знал: это не знак согласия, а желание скрыть раздражение.

— Давайте не поддаваться панике, Георгий Семено­вич. Мало ли мы с вами решали задач, которые на первых порах казались невыполнимыми? И потом — если наши турбины действительно очень нужны досрочно… что же, сказать «нет»?

Начальник цеха по-своему понял явное неудовольст­вие директора:

— Вам уже пришлось... согласиться?

— Нет.

Любимов с надеждой вскинул глаза:

— Нет?

— Нет, — повторил Григорий Петрович. — Зачем же мне давать согласие наобум? Но я понимаю, что от нас требуется новое усилие, а времени на подготовку и от­работку опять нет. Что ж, такое наше дело: электро­энергия! — основа основ и сила сил.

Любимов потянулся через стол к директору и почти шепотом сказал:

— Но вы же понимаете... вы же не можете верить в выполнимость...

Немиров поморщился:

— Ну, это какой-то девичий разговор получается, Георгий Семенович. Веришь — не веришь.

И круто переменил тон, уже не обсуждая, а прика­зывая:

— Так вот. Немедленно и обстоятельно взвесьте все возможности цеха. Как лежащие на поверхности, так и скрытые. Придирчиво проверьте по каждой операции, где можно ужать два дня, где сутки, где часы. Рассчи­тайте все по месяцам, по декадам, по дням. Даже по минутам.

Любимов снова доверительно потянулся через стол:

— Министр считает, Григорий Петрович, что наша программа на этот год и так очень тяжела, что выпуск четырех турбин нового типа в этом году будет доблестью нашего завода.

— Да, — вздохнув, подтвердил Немиров. — Третьего дня он считал именно так.

— Григорий Петрович! — вскричал Любимов, забы­вая, что в начале беседы притворился неосведомлен­ным. — Я еще вчера вечером говорил и с его заместите­лем, и со многими работниками министерства. Они все считают, что простой расчет... реальные возможности... Если вы проявите твердость... Министр… Он очень хорошо к нам относится, Григорий Петрович, он готов помочь и поощрить, он намекнул на это дважды.

— Вот и дал бы нам станки ради поощрения, — ска­зал Немиров.

— Но, Григорий Петрович, станки, как вы знаете, не были нам запланированы. Их требуют и Урал, и Москва, и юг. Однако меня обнадежили. «Советский станкостроитель» обещает значительно перевыполнить программу, и меня заверили, что за счет сверхплановой продукции...

— Ага! — совсем по-мальчишески воскликнул Неми­ров. — Значит, перевыполнение плана другими заводами вы принимаете и приветствуете? Даже рассчитываете на него?

Любимов натянуто улыбнулся:

— Но мы не можем перепрыгнуть через самих себя. До генеральной реконструкции цеха.

— Нет, Георгий Семенович, — резко прервал Неми­ров. — Заводу мало великолепных проектов реконструк­ции. Он должен быть передовым уже сегодня. Помимо всего прочего, для того чтобы обеспечить свое развитие.

— Это все прекрасно Но... есть добрые порывы и есть математический расчет. Я всегда остаюсь в рамках реальности.

Так как Немиров молчал, Любимов прибавил, оби­женно кривя губы:

— Мне казалось, что и вы меня цените за это. Немиров пробормотал: «Угу», — и начал просматри­вать блокнот, шелестя листочками.

— Полозов думает, что в цехе есть неиспользован­ные резервы. Сколько у вас стахановцев? Почему на других заводах добиваются сплошь стахановских цехов? Надо работать с людьми. У вас болтается в цехе не­сколько десятков молодых рабочих. Сделайте их пере­довыми — вот еще резерв. А механизация? Полозов счи­тает, что можно теперь же, своими силами провести часть вашего плана реконструкции...

— Конкретно что-нибудь предложено?

— А это уж ваше дело — разобраться, что тут кон­кретно, а что от молодого азарта.

— Слушаюсь.

— Значит — взвесить,   продумать,   рассчитать.   И учесть все предложения. В том числе и Полозова.

— Григорий Петрович, я объективный человек, а По­лозов — мой заместитель, и я не собираюсь...

— Понятно. Дня три вам хватит?

— Раз приказываете — сделаю.

Немиров учуял затаенную обиду и недовольство на­чальника цеха, но решил не обращать внимания: злее будет. Когда дверь за Любимовым закрылась, он опу­стил голову на стиснутые кулаки и несколько минут по­сидел так, покачиваясь:

— Ох, трудно будет. Ох, трудно!

Через час Любимов позвонил по телефону: