— Я в этом не сомневался. И знаю, что на днях вы придете ко мне с целой программой. Не ошибся?
— Не ошиблись.
— Ясна вам основная задача... так сказать, основа программы?
— Ясна, — не задумываясь, ответил Алексей. — Качество и ритмичность.
— Качество и ритмичность, — с удовлетворением повторил Григорий Петрович. — Что ж. Правильно. Это определяет все.
На этом первый разговор можно было кончить, и директор сделал бы это с любым другим работником. Но перед ним сидел Полозов, недавно жестко критиковавший его, Полозов, который обвинял его в неумении руководить по-новому... И Григорий Петрович чувствовал, что он не может, никак не может обойти молчанием недавнее столкновение, что он откровенностью и прямотой должен взять верх, «победить победителя».
— Никаких наставлений я вам сейчас давать не буду. По работе, — сказал он. — А вот по сути руководства — скажу.
Полозов ждал с интересом — и потому, что такой совет был нужен ему, и потому, что он исходил от Немирова.
А Немиров говорил неторопливо, раздумчиво, как бы по ходу разговора осознавая и впервые формулируя не только для собеседника, но и для самого себя свой опыт и свои ошибки:
— Когда сменяешь руководителя, которого считаешь плохим, — всегда веришь, что будешь гораздо лучше. И это правильное чувство. Но бойтесь подчиниться ему. Подумайте лучше, чем был сильнее ваш предшественник и чему нужно у него поучиться. На первых порах все к вам будут хороши, промахи вам простят, где тяжело — подсобят. И вам может показаться, что все у вас идет здорово, со всем управляетесь. А потом проходит месяц, другой, третий. Скидок вам уже не делают, отношения вошли в обычную колею, а кое с кем испортились, потому что, стоя во главе, всем не угодишь и кому-нибудь обязательно на мозоль наступишь. Когда-то вы тоже критиковали, требовали, искали новых путей; теперь вам кажется, что все в порядке, а если и не в порядке, — так вы сами знаете, что надо делать. А люди, окружающие вас, не успокоились, по-прежнему критикуют, требуют — уже не вместе с вами, а от вас, иногда и против вас. Точь-в-точь как вы против меня или против Любимова.
Алексей вспыхнул, но промолчал.
— Не поддавайтесь соблазну думать, что все знаете и сделаете сами. Уверяю вас, не успеешь оглядеться на своем посту да раскритиковать своего предшественника, как вас самого тоже начнут критиковать, и не менее остро и требовательно. Я вас не уговариваю любить критику — сам этому не научился! А считаться, признавать ее, извлекать из нее день за днем пищу для дела — советую.
— Сейчас мне кажется, что это легко, — сказал Алексей, — но, должно быть, это действительно трудно?
— Очень трудно, а порой и обидно.
В противовес печальному признанию, Григорий Петрович лукаво подмигнул и спросил:
— Что, призадумались? Не так сладко руководство, как казалось?
— Я не думал, что оно сладко, Григорий Петрович. Мне просто хочется попробовать силы и выполнить то, что я хотел, но не мог сделать при Любимове.
— И чудесно! Пробуйте. Добивайтесь. Но запомните еще один совет...
Он встал и прошелся по кабинету, поглядывая в окна на знакомые и всегда интересные картины заводского быта: бледные при свете дня отсветы пламени играют на стеклах литейного цеха; грузовик с тонкими прутьями металла выезжает из прокатного; паровоз, гудя, втягивает в заводские ворота платформы с тяжелыми ящиками...
— Станки пришли! — воскликнул он и обнял за плечи подскочившего к окну Полозова. — Вот тебе, товарищ начальник цеха, лучший подарок для начала работы. Станки!..
Зазвонил телефон.
— Да. Пришли, пришли, сам уже в окно увидел! Вызовите ко мне главного механика и пригласите Дмитрия Ивановича. А станки — к турбинному.
Григорий Петрович опустил трубку и блаженно улыбнулся.
— Как раз угадали — в субботу! Сутки — наши, устанавливай да налаживай!
Полозов все еще стоял у окна, только повернулся лицом к директору, и лицо его выражало непонятное смятение. Прежде чем Григорий Петрович успел спросить, что взволновало нового начальника цеха, тот уже справился с собою и деловито сказал:
— Да, как раз угадали! Сегодня же начнем установку... Вы говорили, Григорий Петрович, и не докончили — еще один совет.
— Ах да.
Немиров снова прошелся по кабинету. Видно, эту мысль ему было нелегко высказать.
— Производство и управление людьми — штука сложная. Иногда тебе будет казаться, что ты упустил какую-то нить, что обстоятельства мотают тебя туда-сюда, как тростинку ветром. И тебе будет страшно, что авторитет твой качается, что ты теряешь власть над событиями. Боже тебя упаси латать свой авторитет приказами и нагоняями. Властностью прикрывать слабость. Боже тебя упаси!
Полозов опустил глаза, чтобы не смущать человека, говорившего для самого себя в такой же мере, как и для своего слушателя.
— Только тогда, когда идешь к людям, веришь им,их инициативе, их возможностям... только тогда, когда думаешь о самом деле и забываешь о непререкаемости своего авторитета, о дистанции между тобой и подчиненными, о властности и прочем начальственном оформлении, — только тогда и уважение придет, и авторитет, и настоящая власть.
Он увидел на лице Полозова то самое выражение заинтересованности и доверия, которое хотел увидеть, и дружески закончил:
— Вот и все для начала, Алексей Алексеевич. Обдумаете свою программу — продолжим разговор.
Аня зашла к нему во второй половине дня, когда ей стало уже невмоготу сидеть одной, не видеть его, не знать, какой он сейчас. Весть о назначении Полозова уже облетела весь цех. Уже несколько человек повторили Ане слова нового начальника: качество и ритмичность — вот главное, чего я буду добиваться. Уже секретарша позвонила Ане, что в понедельник утром созывается совещание всего командного состава цеха и товарищ Полозов просит всех продумать свои замечания и пожелания. Аня уже видела, как выгружали с платформ новые станки, порадовалась им и испугалась, потому что прекрасно понимала, что их установка начнется сегодня же.
Когда она зашла в кабинет, там было немало народу, и все выглядели оживленными, довольными. Алексей говорил по телефону. Он украдкой улыбнулся Ане, продолжая слушать собеседника, потом весело сказал:
— Если хотеть, все можно сделать. А ведь мы хотим?
Он повесил трубку и, снова быстро глянув на Аню, начал отпускать одного за другим всех, кто ждал его приказания или совета. Дела были мелкие, повседневные, но люди задавали вопросы как-то по-особенному, и Алексей отвечал радостно, находчиво, четко, и голос его звучал по-иному, чем обычно.
Приглядываясь к нему и прислушиваясь к звукам его голоса, Аня с горечью подумала: я впервые вижу его по-настоящему счастливым.
Вдруг она услыхала слова, заставившие ее насторожиться:
— Сегодня вечером? Нет, сегодня не могу. В понедельник после совещания.
Значит, он все же старается высвободить вечер?
Но потом позвонил главный механик, и по ответам Полозова Аня поняла, что подготовка фундаментов для новых станков начнется сразу после конца дневной смены и к утру понедельника все станки должны быть опробованы.
Заметив, что Аня хочет уйти, Алексей спокойно сказал ей:
— Если вы не торопитесь, Анна Михайловна, подождите немного, пока я разберусь с более срочными делами.
В нем появилась новая уверенность, голос стал тверже, движения свободней. И Ане на минуту стало очень жаль прежнего, мрачноватого и немного неуклюжего Полозова.
Неужели назначение так важно для него?
Чувствуя себя покинутой, лишившейся самого дорогого человека, она уселась в уголке кабинета, для виду вытащила записную книжку и карандаш, начала рисовать какую-то чепуху, — а сама слушала и наблюдала. Ей нравилось, как работал Полозов. Не командует, но тверд. Охотно советуется, но и себя заставляет слушать. Весел, доволен и не пытается скрыть это, а просто делится своим настроением со всеми, так что люди уходят из кабинета уверенными.