Варавин отправился вслед за старшиной.
Мимо прошло 3-е орудие, снова на прежнее место. Я возвращался к буссоли. Навстречу торопливо шагал Васильев.
— Все в порядке, я уладил. Идите к командиру батареи. Я договорился.
О чем он толкует?
— Идем в гости, быстрей, у нас три часа.
Варавин причесывал мокрые волосы, знакомился со схемами. Ему помогал Орлов.
— Три часа я согласен управляться с вашими обязанностями... дайте записи... раньше вы вели их аккуратно... Небрежность... плохой аргумент для всякой просьбы... возьмите связного... не опаздывать!
Обе девушки ожидали у колодца. Васильев назвал меня. Потом взял свою знакомую под руку и удалился. За ним ушел связной.
Я взглянул на девушку. Она продрогла — платье под брезентом плащ-палатки. Локоть дрожал. Она протянула сквозь проем руку.
Девушке знакомо устройство плащ-палатки?
— Да... это разрез для оружия... Почему она не назвала своего имени?
— Подождите... меня зовут Ю. З.
Ю. З. стояла тут целый час?.. Озябла?
— Да... прохладно... хотела дождаться... Куда делась ее подруга?
— Ушла с лейтенантом.
Потом Ю. З. рассказала о себе. Она из Чернигова, вместе с матерью приехала на хутор к родственникам. Многие жители бежали из города, спасаясь от бомбежки, оставили все имущество. Ее родственники пригласили меня в гости.
В гости? Не лучше ли побыть здесь? Я провожу Ю. З. к самому дому. Она поддерживает приглашение?
— О, я первая... не хочу... здесь... страшно. Пойдемте... подруга уже, наверное, дома.
Двигалась Ю. З. медленно. Полы плащ-палатки поминутно выскальзывают из рук, позади волочился нижний угол. В нерешительности Ю. З. остановилась. Я подстегнул углы, повернул ее лицо... губы раскрылись... в глубине глаз мерцал отблеск звезды.
Ну, Ю. З., согрелась?
— Нет... не совсем.
Дозорные, 3-е орудие, передний край, все заботы отошли прочь. Осталась только Ю. З. Тепло, исходившее от нее, проникло сквозь одежду.
Ю. З. порывалась идти и снова останавливалась, оправляла плащ-палатку.
— Идемте, — она не двигалась. — Завтра встретимся?
Не знаю, в моем представлении завтрашний день — - далекое неведомое будущее. Я располагаю тремя часами. Хочу разглядеть Ю. З., узнать все, что известно Ю. З. о себе и чего она не знает, не знают ее родители, все, чем наполнена ее душа и сердце. Все!
— Рассказывать сейчас... да... о чем?
Зачем она пришла к колодцу и зачем уходит? Она оттолкнула сержанта и укрывалась под плащ-палаткой... Зачем Ю. З., отстраняясь, тянется вновь? Почему у нее такие уголки губ, глаза и, вообще, почему она Ю. З.?
— ...расскажу все... что знаю... если забуду, подскажете, правда?.. Не хочу домой... дышать... палатка мешает.
Она улыбалась и начинала снова.
— Столько вопросов... не хватит ни ночи, ни дня... не буду отвечать... разве мало того, что я здесь? Ну, хорошо, расскажу... но зачем это вам?
Когда я уйду, а это произойдет так или иначе, возьму с собой все, что о ней знаю, трепет губ, тепло ее тела... плоть и душу Ю. З. И пусть не упрямится. Если она не желает, я обойдусь... создам свой образ... модель Ю. З.
— ...не хочу... — голос изменился, — чтобы меня уносили без меня... нет... нет...
Ю. З., Ю. З.!.. У нее нет выбора... никакого... она сделает так, как я сказал, и все то, что утаит она и не доскажет, я придумаю сам... Неужели Ю. З. согласна, чтобы незнакомый лейтенант создавал ее наново и, к тому же, придал какие-нибудь не свойственные ей черты? Она подвергает себя страшной опасности... Воображение создаст лишь жалкое подобие того, что существует наяву, что возникло и возросло в ней и что унаследовала она от рождения... Готова ли она так легкомысленно расставаться со своей сущностью? Ну, Ю. З., я жду!
Она стояла, прислонясь к стволу липы. Упругая девичья грудь отдаляла и вновь приближала ее лицо.
— Хорошо... согласна, но... не сейчас... боюсь представить себя другой... расскажу все... позже, ради бога, идемте... мама волнуется, — она не двигалась с места.
Послышались шаги. «Стой, кто идет?» — раздался голос дозорного. Ю. З. вздрогнула. Никуда никто не шел. Дозорный ответил, что Васильев прошел час назад.
— Заколдованное дерево... отойдем мы, наконец, отсюда или нет? — строго спрашивала Ю. З. и возвращалась под сень липы.
Хуторок притих, но не собирался отойти ко сну. В окнах — то в одном, то в другом — пробивался свет. Жители ожидали утра.
Ю. З. оставила липу и двинулась к дому. Во дворе, кажется, никого не было. Ю. З. открыла дверь. В большом помещении мигала свеча. На лавке сидели старик и две женщины. Одна — старушка, другая — помоложе. Меня усадили за стол.
Подан чай и стаканы. Вошла подруга Ю. З., Васильев. Дед разгладил бороду, щурил глаза.
— Милости прошу отведать, что бог послал...
Девушки молчали. Меня стесняла обстановка в комнате. Хозяева допытывались, далеко ли немцы? Займут ли хутор?
Ни Васильев, ни я не решались говорить правду. Оставлять в заблуждении искренних и простосердечных людей — совестно. Кажется, хозяева понимали наше состояние. Беседа не клеилась.
— А может, товарищи командиры желают чего-нибудь погорячей? — и дед поглядел на женщин. Старая голова, видно, подсказала ему, что мы сыты и единственное, чего хотим, — поскорее выбраться из-за стола.
Васильев поднялся, поблагодарил за угощение. Девушки в нерешительности переглянулись. Васильев щелкнул каблуками.
— Я готов, как обещал, осмотреть ваши укрытия. Пойдемте, — и шагнул к выходу.
Девушки показывали «инженерное» оборудование усадьбы. Вышла и старушка. Под стеной вырыты две глубокие щели, перекрыты фанерой, поодаль вход в погреб, там хранилась часть домашнего имущества и кувшины с молоком.
— На первый случай... достаточно, — рывком выбравшись из щели, резюмировал Васильев, — только не выдержано заложение... близкий разрыв может вызвать обвал стенок... не уходите от укрытий, послышится вой снаряда... бросайтесь на землю немедленно. Передвигаться по-пластунски... лежачий менее уязвим, и пословица говорит... лежачего не бьют.
— Господи... за какие грехи? — взмолилась бабуся. — Да неужто убьет? Невинного? — и начала об антихристе и немцах.
Разговор грозил затянуться. Ю. З. дергала позади шнур моего пистолета. Начали прощаться. Васильев рекомендовал хозяевам на ночь занять укрытия. Девушки вызвались провожать.
В хуторе тишина. По всей округе светят ракеты. Васильев с девушкой скрылись в темноте. Ю. З. куталась в плащ-палатку, вспоминая школу, Чернигов, посещение позиций.
...Снова и снова она уходила от ворот и возвращалась обратно. Луна зашла. Стало совсем темно. Полыхали ракеты. Откуда-то издалека доносились звуки редких пулеметных очередей.
Когда я в десятый раз вернулся, притихшая Ю. З. решительно переступила порог. Я вошел в дом. Ю. З. остановилась. Я повернул к выходу, но она прикрыла дверь и шептала невнятное о развалинах города и страхе.
Всякое представление о времени исчезло, и мир, со всеми своими ракетами и стрельбой, растворился во мгле девичьей комнаты. Очнулся я от ударов, которые доносились снаружи. Стрелки показывали четыре часа.
Ю. З. вздрогнула. В полумраке обрисовывалось ее лицо. Она не понимала ни стука, ни того, что я должен уйти, и, казалось, не имеет сил, чтобы разомкнуть объятия. В доверчивых, широко раскрытых глазах мелькнул проблеск надежды и угас.
За стеной не прекращались нетерпеливые удары.
Ю. З. приободрилась, сказала слова прощания. Взгляд снова теплился радостью. Она приникла, улыбаясь сквозь слезы, заслонила дверь.
— Я приду к колодцу, — и опустила руки.
Горе опоздавшим!
— Сорок минут стучу! Поднял стариков из-за вас, — встретил меня Васильев. — Слишком уж тихо...
Васильев не договорил. Звонко и отрывисто простучала короткая очередь. Совсем рядом, кажется, в огороде. Васильев прибавил шаг.
— Дурак пульнул с перепугу... а может, кто из наших... охрана ближнего НП, — высказал неуверенно предположение Васильев.
