– О таких новостях принято докладывать лично! – внушительно изрекала трубка.

– Понимаю…

– Не сможете ли приехать ко мне сейчас?

– Смогу!

– Сколько вам нужно времени для езды?

– Максимум полчаса.

– Чудесно! Через полчаса я жду вас для приема.

Подразделения зондеркоманды «Кюнсберг» базировались непосредственно в Ставрополе. Штаб располагался в пригородном железнодорожном поселке Шпаковское. Вблизи товарных линий громоздились складские помещения зондеркоманды.

На мотоцикле туда – полчаса езды. Майер, выезжая к Краллерту, прихватил с собой противотанковую гранату и два толовых патрона, которые спрятал под откидным сиденьем коляски. Сама по себе такая предосторожность ничего не значила, ибо никто не ездит безоружным. Но было бы излишним, если бы сейчас взрывчатка попала кому-нибудь на глаза.

Майер гнал мотоцикл на полной скорости и приехал раньше обусловленного срока. Он сделал это для того, чтобы точно определиться во времени. Дорогу содержали в хорошем состоянии – воронки от авиабомб были засыпаны и заровнены. Но довольно большое их количество зияло вдоль пути, затененного деревьями.

Он закурил, не торопясь входить в помещение. Десять сэкономленных минут пройдут быстро. А ему они еще будут очень нужны – эти десять куцых минут…

Точно в назначенный час вошел он в штаб «Кюнс-берг» и поднялся на второй этаж по укрытым ковровой дорожкой ступенькам.

– Господин Майер? – встретил его в приемной шарфюрер Кинце.

– Вот мое удостоверение.

– Очень хорошо! Господин Краллерт примет вас немедленно! Прошу, заходите. – Он раскрыл дверь и заученным движением склонил голову.

– Оберштурмфюрер Майер прибыл по вашей просьбе, – доложил Вилли человеку в черном эсэсовском мундире, который стоял, раздвинув ноги, посреди великолепно и со вкусом убранного кабинета.

– Хайль Гитлер! – небрежно вытянул руку Краллерт, подчеркивая этим официальность предстоящей беседы.

– Хайль! – ответил Майер.

Краллерт стоял посреди кабинета, очевидно, не случайно: это позволяло ему не предлагать посетителю присесть за стол, заставить его служебно вытянуться, что обеспечивало между ними определенную дистанцию. Чувствовалось, что господин зондерфюрер, ожидая Майера, успел кое о чем подумать и сейчас не мог сообразить, как ему вести себя во время скользкой и каверзной для него беседы.

Он бросил на Майера тусклый взгляд и спросил:

– Почему вы решили поделиться своими… гм… новостями со мной, а не доложить непосредственно по службе?

– Считаю широкое разглашение излишним.

– Что ж, мысль верная. Что можете сообщить?

– Следователь нашей группы порочно отзывается о деятельности вашей зондеркоманды, а в связи с ней – о высшем составе немецкого командования.

– Фамилия?

– Кеслер!

– Чудесно! – кивнул головой Краллерт, хотя это утверждение никак не вязалось ни с выражением его лица, ни со смыслом разговора. – Садитесь, господин… э…

Он запнулся, припоминая фамилию посетителя.

– Майер! – мигом подсказал Вилли.

– Да, господин Майер! Прошу вас, садитесь, – он первый подошел к столу, подле которого стояло два роскошных кожаных кресла. – О чем же этот… как его?

– Следователь Кеслер!

– О чем же следователь Кеслер позволил себе… э… конкретно?

– Я не осмеливаюсь повторить дословно, господин зондерфюрер.

Краллерт со снисходительной благосклонностью подбодрил его:

– Офицеру, который печется об интересах рейха, нечего робеть. Излагайте смело. Суть!

Майер отозвался скороговоркой:

– Он обвиняет высшие чины вермахта в присвоении ценностей, которые принадлежат рейху. А вас, господин Краллерт, он прямо называет взяточником, который, пользуясь своим служебным положением, содействует преступлениям генералов-грабителей.

– Чудесно! – процедил Краллерт, но уже не удивил этим Майера. – Конкретные выражения помните?

– Барона фон Макензена он дословно обозвал так – «фон Вор унд цу Грабитель».

– Кроме вас кто-нибудь слышал?

– Так точно!

– Чудесно! Кто?

– Переводчик из группы Хейниша шарфюрер Бергер.

– Надежный человек?

– Уто женщина, зондерфюрер. Правдивая.

– Чудесно, чудесно, – пробормотал Краллерт, задумавшись. – Надеюсь, вы так же честно, с высоким чувством патриотического долга засвительствуете показания в присутствии представителей политической полиции?

Майер понимал, что до этого дело ни в коем случае не дойдет: слишком шатко было оно для самого Краллерта, чтобы о служебных злоупотреблениях и беспардонном воровстве кричать на весь белый свет. Тем не менее Вилли ответил твердо:

– Так точно!

– А эта женщина… как ее?

– Фрейлейн Бергер.

– Как у нее… с понятием об офицерской чести и патриотическом долге?

– На уровне, – убежденно заверил Вилли. – Ее преданность фюреру и нордической расе беспредельны.

– Чудесно, – произнес Краллерт, но сейчас в его любимом словце ощущалась какая-то нерешительность.

Так оно и было. Прибывший рыжий здоровяк с прямым, немигающим и открытым взглядом («С такими глазами не лгут!» – подумал еще зондерфюрер) поставил его лицом к лицу со срочной необходимостью решить трудную задачу, толкнул в болотную трясину, где не знаешь, на какую кочку ступить. А развязать этот узел крайне необходимо. Притом – срочно. В этом наиподлейшем из миров всякое случается: возможно, вот сейчас, в эту минуту, Кеслер уже строчит готическими литерами донос на имя высших берлинских бонз. Ребенку ясно, чем это пахнет. Это крах карьеры! Катастрофическое падение с высот его синекуры! Если начнут просеивать сквозь мелкое сито все его деяния… гм… ему несдобровать. Не спасет никакой фон Макензен. Еще и продаст, столкнет в пропасть… Страшно даже мысленно углубляться в эту тему!

– Какое звание у Кеслера? – задумчиво спросил он.

– Младший государственный советник, – отчеканил Майер.

– Чудесно! – по привычке произнес Краллерт с кислым выражением.

«Что же делать, что предпринять? – размышлял он. – Но – спокойствие! Порассуждаем логически. В каких случаях пишут доносы? Фанатики – из-за узости мышления. Карьеристы – желая свалить соперника, который закрывает путь к чинам и наградам. Или для того, чтобы убрать слишком прыткого конкурента – это у дельцов… Все отпадает… Ведь их, его и Кеслера, служебные дорожки не пересекаются… Зависть? Вульгарная зависть к более… гм… умелым людям. Не иначе! Вероятно, от скаредности и тяги к легкой наживе, когда возможностей для этого – маловато… А если это действительно так, то столковаться с Кеслером не составит особого труда. Разве взяточник раскроет того, кто дает ему взятку, кто для него является, по сути, благодетелем? В таких случаях ропщет разве что законченный идиот… Что ж! Таков мир, где все продается и покупается – достоинство, честь, добродетель, порой – даже сама жизнь… Кстати, у порядочных людей взятка называется подарком… Какой же будет цена молчания? Впрочем, это вскоре выяснится…»

Краллерт испытующе воззрился на Майера и подумал: «И этого тоже придется прибрать к рукам… гм… подарком, чтобы не подался со своей разоблачительной болтовней еще куда-нибудь…»

– Как вы думаете, – спросил он, – придет ли Кеслер, если я приглашу его в штаб зондеркоманды?

Майер даже вздохнул с облегчением: он почти достиг того, из-за чего прибыл. Последнее усилие…

– Если по срочному служебному делу, обязан, – ответил он.

– Позавчера у нас убит офицер лагерной охраны. Такой повод для приглашения СД достаточен?

– Безусловно!

– Но приедет ли сам Кеслер?

– Непременно, иначе…

– Что иначе?

– Дело в том, что завтра из Берлина возвращается оберштурмбаннфюрер Хейниш, и упущения по службе…

– Понятно! Кеслер не может медлить. И возможно, не станет рисковать, перекладывая дело на менее опытного следователя. Вы согласны со мной?

– Целиком.

– Что ж, позвоним младшему государственному советнику.

Краллерт поднял телефонную трубку и приказал: