— Это значит, что нам нужно убедить Кеффа до собрания.

Сефт кивнул.

Он был необычайно умён во всём, что касалось материального мира, знала Джойа, но на удивление лишён воображения, когда дело доходило до взаимодействия с людьми. «К счастью, эту часть я могу взять на себя», — подумала она.

— Нам нужно пойти к Кеффу сейчас же, — сказала она.

Сефт был озадачен, но он уже привык к вечному желанию Джойи делать всё немедленно.

— Хорошо, — сказал он.

Они покинули Монумент и нашли Кеффа у его дома в Излучье. Когда они подошли, он точил кремень. Этим умением владели почти все взрослые, потому что все пользовались кремнями, а кремни часто нуждались в заточке. Однако это занятие требовало сосредоточенности. Кефф осторожно приставил кончик оленьего рога к краю камня и сильно надавил, налегая на рог. От кремня откололся идеальный маленький чешуйчатый скол, сделав край острее. Эта техника называлась отжимной ретушью.

Кефф поднял глаза на Джойю и улыбнулся.

— Мы пришли спросить твоего мнения кое о чём, — тактично начала Джойа.

На самом деле она хотела убедить его в своей правоте, но будет лучше, если у него создастся впечатление, будто он сам делится мудростью.

— Садитесь, — сказал он. — Вы не против, если в ходе нашей беседы я продолжу работать.

Они сели, и Джойа сказала:

— Мы пытаемся придумать, как продолжить строительство Монумента с наименьшим ущербом для обычного выпаса скота.

Кефф отжал ещё один скол со своего лезвия и сказал:

— Это хорошее начало.

— Мы хотели бы завершить следующий этап за одну рабочую неделю и уложиться в десять дней.

— До меня доходили слухи. Девять камней за десять дней звучит весьма дерзко.

Это означало, что Скагга уже говорил с Кеффом. Неважно. Джойа подалась вперёд.

— Всё наше предприятие по перестройке Монумента в камне зависит от одной вещи, — сказала она, и Кефф поднял глаза. — Энтузиазм людей, — с нажимом произнесла она. — Добровольцы должны чувствовать, что совершают нечто великое. Они должны хотеть это делать, получать от этого удовольствие, гордиться сделанным и надеяться сделать это снова.

— Полагаю, что так, — холодно ответил Кефф, но она знала, что завладела его вниманием.

— Если мы будем таскать по одному камню в год, все поймут, что мы умрём, и дети наши умрут, а Монумент так и не будет достроен. Перемещение камней превратится в нудную ежегодную повинность. Так дело не пойдёт.

— Так в чём ты хотела узнать моё мнение?

— В риске, — сказала Джойа. — У нас есть четкий план, как перенести девять камней за десять дней, и мы надеемся это сделать, но знаем, что можем и не преуспеть. Пойдём ли мы на этот риск? Или выберем путь менее дерзкий и смиримся с тем, что никто из нас никогда не увидит достроенный каменный Монумент?

Она смотрела на Кеффа. Сефт тоже. Настало долгое молчание. Кефф смотрел на кремень, который точил, но замер и сидел неподвижно.

Наконец он ответил ей.

— Я должен об этом подумать, — сказал он.

*

Собрание старейшин выдалось бурным. Когда Ани представила план Джойи, Скагга высмеял его. Он сыпал оскорблениями и презрением ещё яростнее, чем прежде. Его сестра, Джара, выглядела смущённой. Дважды Кефф приказывал ему быть вежливее.

Обсуждение пошло по предсказуемому пути. Кэй поддержала Ани, Джара без особого энтузиазма своего брата Скаггу, и все посмотрели на Кеффа.

Кефф сказал, что старейшины должны одобрить план Джойи.

Скагга взорвался.

— Вы никогда меня не слушаете! — бушевал он. — Всё, что я здесь говорю, оспаривается или игнорируется. Мне это осточертело.

Всё это было неправдой. На этих собраниях желания Ани часто разбивались о стену упрямства Скагги. Но сейчас он был не в себе.

— Скагга, прошу тебя… — начала его сестра Джара.

Скагга не слушал. Он ткнул в Кеффа обвиняющим пальцем.

— Ты хочешь, чтобы Ани стала следующим Хранителем Кремней. Я знаю, меня об этом предупреждали. Ты делаешь всё, что она захочет. Ты, должно быть, её любовник.

Кэй, сидевшая рядом с Ани, ахнула.

Кефф встал.

— Я не потерплю таких разговоров, — сказал он.

— Не беспокойся! И не надо мне что-то запрещать. Вы меня больше ни на одном собрании не увидите. Я ухожу и больше не вернусь. Найдите себе другую ручную собачонку.

Он встал и пошёл прочь.

«Мы победили», — подумала Ани.

*

— Я так скучаю по Ди, — сказала Джойа матери.

— Я вижу, — ответила Ани. Ей не нравилось видеть своих детей печальными, но это была иная печаль. Та, что легко могла обернуться радостью.

Джойа попала под летний ливень и укрылась от него в хижине матери. Сквозь дверной проём они смотрели на дождь.

— Интересно, придёт ли она на Осенний Обряд, — сказала Джойа.

Ани покачала головой.

— Осенью ей нечего будет предложить на обмен. Ягнята никому не нужны, слишком велик риск, что они умрут в первый год. Всякий, у кого есть голова на плечах, меняет товар на годовалых овец. В год они уже пережили зиму и доказали свою крепость. Мы не увидим ни Ди, ни других пастухов до следующего Обряда Середины Лета.

Джойа кивнула.

— Ди сказала, что будет здесь к тому времени.

— Значит, так она и сделает. Мне она показалась человеком, который держит слово.

— Боюсь, она может передумать.

— Возможно, но я бы очень удивилась.

— Я люблю её.

— Я догадалась.

— Как думаешь, она меня любит?

— Я не могу заглянуть ей в сердце, но да, думаю, она тебя обожает.

— Обожает?

— Я так думаю.

— Почему меня? В неё, должно быть, влюблено столько людей. Когда она смеётся, широко раскрыв рот, и её волосы трепещут, как листва на дереве, в неё кто угодно влюбится.

— Она очень притягательна.

— Я никогда раньше такого не чувствовала, мама. Я думала, со мной что-то не так, потому что не понимала, почему девчонки без умолку говорят о поцелуях и плотской любви. Я никогда никого так не любила. Теперь я знаю, почему люди сходят с ума от любви.

Ани улыбнулась.

— Ужасно долго ты к этому шла.

— У тебя с папой было так же?

— Точно так же.

— Думаешь, она «та самая» для меня?

— Да. Я нисколько не сомневаюсь. Она — «та самая».

Дождь прекратился. Джойа выглянула в дверь, словно Ди могла быть там.

— Надеюсь, она вернётся, — сказала она. — Очень надеюсь.

В день Весеннего Обряда Джойа была счастлива. Засуха кончилась. Прошлым летом земледельцы собрали первый достойный урожай за четыре года. Зима была мягкой и влажной. На Великой Равнине коровы были стельными, и стадо снова росло. Светило солнце.

«Боги, должно быть, довольны гигантским камнем», — подумала она.

Число жриц удвоилось. Трепет от перестройки Монумента был одной из причин, но люди также поговаривали, что новобранцы присоединяются из-за Джойи. Сама бы она так не сказала, но в глубине души знала, что это правда.

Каждый день после полудня жрицы вили верёвки. Каждому из шести отрядов Джойи понадобится свой запас. Чтобы развеять скуку, Джойа заставила их репетировать песни во время работы.

Осенний и Зимний Обряды привлекли больше народу. Все хотели увидеть камень. Сегодня людей было ещё больше, на сотни человек. Джойа была в восторге. Её затея возвращала людей к Монументу.

И люди были другими. Никто не выглядел измождённым или больным. Они больше не брели понуро, с испуганным видом. Они не выискивали глазами на земле хоть что-то съестное, будь это кость, мёртвая птица или щенок. В их походке появилась пружинистость, на губах гуляла мелодия, во взгляде сквозила надежда.

Представителей разных общин было легко опознать по характерным приметам. Земледельцы всегда были в грязи. У рудокопов на руках и предплечьях виднелись ссадины от работы с острыми камнями. А те, кто приходил из-за пределов Великой Равнины всегда неуловимо отличались от местных. У них были туники длиннее или короче, обувь иного покроя, странные причёски.