Молодой парень подал голос:

— А когда можно будет их убивать?

— Тяните до последнего. Когда вы встанете, олени попытаются вас обогнуть. Если вы покажетесь слишком рано, у них это получится. В идеале они должны пройти так близко, чтобы у вас был отличный шанс свалить их топором или дубиной. Готовы?

Они были готовы.

— И, пожалуйста, ступайте тихо.

Они двинулись на север из Западного Леса, когда солнце начало клониться к западному краю Великой Равнины, и добрались до места засады за то время, что нужно, чтобы вскипятить котелок воды.

По указанию Гиды они растянулись в неровную цепь. Вскоре наступили сумерки, время, когда олени выйдут из укрытия, если предсказание Джойи было верным и они уже в пути. Если нет, то ничего не произойдёт.

Бейз и его племя были очень голодны. Так голодны, что пошли разговоры о том, чтобы начать есть рыбу, которую скотоводы и земледельцы, как и лесовики, считали отвратительной пищей.

Или они умрут. Смерть, на самом деле, не так уж и плохо. Рано или поздно она приходит ко всем. Лучше не тратить жизнь на беспокойство о ней, как это делают земледельцы и скотоводы. Наслаждайся жизнью, пока она хороша, и прими конец, когда он придёт.

Так думал Бейз, но только не тогда, когда видел голодных детей. У лесовиков ответственность за заботу о ребёнке лежала на каждом взрослом в племени. Каждый ребёнок был твоим ребёнком, что было разумно, поскольку мужчины никогда не знали наверняка, чьих детей они зачали. Это была одна из немногих обязанностей лесовика, и неисполнение её влекло за собой позор и порицание.

Бейз лежал ничком, вглядываясь в далёкий лес в сумрачных сумерках. Права ли Джойа? Двинулись ли олени сегодня? Скоро он это узнает.

Ему показалось, что он увидел движение, и через несколько мгновений появилось несколько оленей. Бейз сразу понял, что это небольшие косули, а не гигантские благородные олени. Они были ненамного выше крупной собаки, а их рога были маленькими, обычно прямыми с одним или двумя отростками. Догадка Бейза подтвердилась, когда один из них повернулся и показал белое пятно на заду. У благородных оленей такого не было.

Косули не сбивались в большие стада, предпочитая жить небольшими семейными группами, но Бейз видел восемь или девять особей и предположил, что для перехода, возможно, случайно, сошлись три семьи. Этого было достаточно, и уж точно лучше, чем ничего.

Могла бы возникнуть проблема, если бы другое племя пришло разделить это место. Девяти косуль хватило бы на пир для одного племени, но это был бы скудный ужин для двух.

Олени, казалось, колебались, затем решили, что идут верным путём, и двинулись через равнину туда, где пряталось племя.

Кто-то сказал:

— Идут!

— Тихо! — прошипел Бейз.

Как только звери двинулись, они пошли быстрым шагом, не останавливаясь, чтобы пощипать редкую бурую траву. В отличие от благородных оленей, они чувствовали себя неуютно на открытой местности и предпочитали густые заросли.

По мере их приближения Бейз почувствовал напряжение в группе и понадеялся, что олени его не ощутят.

Затем он услышал лай собак, далёкий, но безошибочный. Олени тоже его услышали и перешли на рысь, слегка обеспокоенные, но не паникующие. Они знали, что могут бежать быстрее собак.

Звери были худыми, но мясо на них было.

Бейз наложил стрелу на лук. Осталось всего несколько мгновений.

Когда собаки приблизились, олени пустились бежать.

— Ещё нет, ещё нет, — прошептал Бейз, хотя никто не мог его услышать.

Копыта уже стучали.

Слева от Бейза кто-то вскочил слишком рано. Краем глаза он увидел, что это был подросток. Мальчик выпустил стрелу, которая ни во что не попала. Это от нервов, знал Бейз, такое часто случалось. Он встал и быстро окинул взглядом группу оленей. Они разделились, одни направились в одну сторону от мальчика, а другие в другую. Ошибка не была фатальной. Олени всё ещё двигались вперёд.

Теперь все были на ногах, и олени почти настигли их. Охотники с флангов цепи побежали к центру, пытаясь образовать ловушку-кольцо. Самец попытался проскочить мимо Бейза, который, увидев свой шанс, с близкого расстояния пустил стрелу в горло животного. Тот пробежал ещё несколько шагов и упал.

Времени добить его не было, потому что другой зверь, на этот раз самка, мчался прямо на него, опустив голову. В её крупе торчала стрела, которая, казалось, не замедляла её. Слишком поздно было пускать вторую стрелу, и Бейз выхватил из-за пояса дубину и ударил, целясь сломать переднюю ногу зверя. Олениха споткнулась и упала.

И тут всё закончилось. Олени были мертвы или умирали, все, кроме одного, который прорвался через линию убийц и теперь в одиночестве мчался в Ольховый Лес.

На земле лежало восемь оленей. Достаточно, чтобы накормить всё племя, да ещё и на завтра останется. Бейза охватило чувство удовлетворения. Племя было спасено.

Завтра они продолжат путь на северо-запад, спеша обогнать оленей, чтобы снова устроить засаду. Таким образом, перебежками, они дойдут до Северо-Западных Холмов, где олени будут щипать новую траву, а племя будет есть оленей.

Он увидел, как Гида смотрит на зверей, без сомнения, думая о том же, о чём и он, и подошёл к ней, обняв за плечи. Она подняла на него глаза и улыбнулась, и он поцеловал её.

Люди начали разводить костры, используя сухие ветки и сучья из Ольхового Леса, высекая искру ударом кремня о желтоватый огненный камень. Они разделали и освежевали оленей, и вскоре на палках уже жарилась печень, особое лакомство для детей. От аромата у Бейза потекли слюнки.

Он сидел рядом с Феллом и Гидой, ожидая, пока мясо прожарится.

— Мы многим обязаны той жрице, Джойе, — сказал Фелл. — Она сказала нам правду.

— Я думаю, мы в долгу перед её братом, Ханом, тем, что в больших башмаках, — сказал Бейз. — Он увидел, что мы в беде, и помог нам. Такого поведения ждёшь от соплеменника. От чужака такое редко получишь.

Гида кивнула.

— Он поступил как соплеменник.

— Он один из нас, — сказал Бейз.

Пиа надеялась, что сможет привыкнуть к жизни со Стамом, но несколько дней показали ей, что этого никогда не случится.

Он был работящим и носил воду с реки на поля вдвое быстрее, чем Яна и Пиа. Он делал это охотно, рад был продемонстрировать своё превосходство. Их общие усилия вознаграждались: в бороздах пробивались зелёные ростки, и им пришлось завести собаку, чтобы отгонять зайцев и других тварей, которые могли съесть урожай ещё до того, как он полностью вырастет.

Стам к тому же был хорошим стрелком. Он бил птиц стрелой-колотушкой, не портившей мясо, и к их скудному рациону часто добавлялись чибисы, лебеди, цапли и жирные вальдшнепы.

До сих пор Стам прислушивался к предостережению Яны и не прибегал к насилию. В тот миг она внушала настоящий ужас. Люди до сих пор говорили об этом. Мужчины с явным возмущением, а женщины с благоговейным восхищением. Стам этого не забыл. Когда Яна говорила с ним, он становился почти покорным и никогда не перечил ей и не спорил. Возможно, он привык подчиняться, ведь его воспитал Трун.

Это была хорошая сторона.

Он был жаден, наедался до отвала, а остатки оставлял женщинам. Он был большим и неуклюжим, вечно натыкался на людей и вещи. И от него дурно пахло.

Каждую ночь Пиа слышала, как он занимается любовью с её матерью. Яна молчала, но Стам вёл себя довольно шумно, кряхтел и стонал. С отцом Пии всё было иначе. Они шептались, Яна хихикала, а Ално посмеивался. Их пыл был взаимным. Со Стамом же удовольствие явно было односторонним.

Хуже того, он при всяком удобном случае приставал к Пие. Он пока не переходил к насилию, и теперь она избегала оставаться с ним наедине. Но она боялась, что однажды он застанет её беззащитной, повалит и изнасилует.

Когда ей становилось тоскливо, она думала о Хане. Скоро она увидит его на Обряде Середины Лета, его светлые волосы и огромные башмаки. Это будет всего два или три дня, но они станут репетицией всей их будущей жизни. Они будут есть вместе и спать вместе, и если она забеременеет, то станет ещё счастливее.