— Это зависит от обстоятельств.

Джойа встала, и все умолкли.

— Я люблю вас всех, — сказала она. — Мне чудесно петь и танцевать с вами. Меня завораживает изучение солнца и луны, их движение по небу. И я очень хочу быть вашей Верховной Жрицей.

Они начали радостно кричать, но она подняла руку, призывая к тишине.

— Однако я не буду вашей Верховной Жрицей при полуразрушенном Монументе и почти пустом круге. Наш Монумент должен быть великим зрелищем, а на наши обряды должны собираться толпы людей, в благоговении заполняющие земляной круг. Мы олицетворяем духовное сердце Великой Равнины. Но прямо сейчас наша община тонет в реке уныния и робости.

Она изучала их лица. Никто не хмурился, не выглядел возмущённым, не качал головой. Они знали, что она права. Её слова были истиной.

— Если я стану Верховной Жрицей, вы должны быть готовы к вызову. У нас должен быть впечатляющий Монумент и толпы последователей. Это наш священный долг.

Она увидела, как их лица посветлели. Это было то, что они все хотели услышать.

— Если вы хотите тихой жизни, скажите сейчас, и я отступлю, и пусть кто-нибудь другой станет Верховной Жрицей.

Несколько женщин покачали головами.

— Но если у вас хватит смелости… — одобрительный ропот начался и стал громче, — …смелости сделать Монумент поистине великим…

Ропот превратился в крик.

— …скажите об этом, и…

Её слова утонули в одобрительном гуле. Она замолчала. Она сказала достаточно.

Она стала Верховной Жрицей.

Иногда Сефт чувствовал себя виноватым, потому что не добывал еду. Он знал, что это чувство было неразумным. Он выполнял необходимую работу, как и дубильщики вроде Ани или мастера по кремню вроде Эла. Когда он поделился этим чувством с Ниин, она сказала:

— Ты, наверное, самый ценный человек в общине. Все со своими проблемами всегда идут за помощью к тебе.

И всё же иногда ему казалось, что он не имеет права есть пищу, которую другие положили в его миску.

Однако он не позволял себе по этому поводу переживать. Он был счастлив, особенно когда вспоминал, какой была его жизнь до того, как он пришёл в Излучье. Теперь ему так везло, что он порой ловил себя на надежде, что это не сон.

После Ниин и детей человеком, которого он любил больше всего, была Джойа. Это чувство не было романтическим. Она нравилась ему, потому что была умной, доброй и смелой. Вскоре после того, как она стала Верховной Жрицей она попросила его встретиться с ней у Монумента. И он сразу же отложил все дела и пошёл на встречу.

Они стояли, разглядывая наспех восстановленное сооружение, и она, наконец, произнесла:

— Мы теряем уважение, и текущее состояние Монумента одна из причин этого.

Он был рад, что она стала Верховной Жрицей. Элло была довольна тем, что имела и поэтому оставляла всё как есть. Джойа была другой. Она всегда искала, что можно улучшить. Ещё до того, как стать во главе, она изменила то, как жрицы пели и танцевали, сделав всё действо более драматичным.

— Пришло время заняться камнями, — сказала она теперь.

Он был взволнован. Они годами говорили о строительстве каменного Монумента. Теперь, когда она стала Верховной Жрицей, они могли это сделать. Или, по крайней мере, попытаться.

Он начал ходить вокруг, разглядывая брёвна, и Джойа пошла с ним.

— Ты хочешь, чтобы он был точь-в-точь таким как был? — спросил он.

— Да, так и должно быть. Именно так мы считаем дни. Ничего нельзя менять, кроме материала.

— Значит, камни встанут в те же ямы, где сейчас столбы?

— Да.

— Нам придётся выкопать ямы шире и глубже, но это легко. А что насчёт добровольцев? Нам понадобятся толпы людей, чтобы притащить камни сюда из Каменистой Долины.

— Я собираюсь обратиться к людям на следующем Обряде Середины Лета и пригласить добровольцев. Я воззову к их жажде приключений. Я скажу им, что это и священная миссия, но также и продолжение праздника. Думаю, мы соберём двести человек, которые нам нужны. И на следующий день отправимся в Каменистую Долину.

Джойа впервые открыла этот план Сефту, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы его осмыслить. Он гадал, как люди отреагируют на её призыв. Она была исключительно обаятельна и убедительна, и ему оставалось только верить в неё.

Но он подумал о другой загвоздке.

— Если это сработает, мы отвлечём многих сильных молодых мужчин и женщин от их обычной работы.

— Я на это и надеюсь!

— Боюсь, нам понадобится согласие старейшин.

Лицо Джойи стало упрямым, и он подумал, что она сейчас возразит, но она ничего не сказала.

— Подумай сама, — сказал Сефт. — Если старейшины наложат запрет, кто-то из молодых людей может и ослушается, но другие побоятся вступать в спор. И тогда у тебя может не хватить людей на то, чтобы сдвинуть камень.

Джойа неохотно кивнула.

— Ты прав, — сказала она. — Такой большой, такой важный для всех проект не может начаться со столкновения между нами и старейшинами. Они должны быть на нашей стороне с самого начала.

— Я так и думаю.

— Хорошо. Я поговорю с матерью.

Возвращаясь в Излучье, Сефт чувствовал, что этот день может стать поворотным в его жизни. Чем больше он думал об этом, тем сильнее ему хотелось перестроить Монумент в камне.

Каменных кругов было много. Один из самых больших находился на дальнем берегу Северной Реки, в деревне под названием Шахты, где было много кремневых рудников. Но круг в Шахтах, как и большинство каменных кругов, состоял из необработанных валунов, выстроенных в грубое кольцо. Это было ничто по сравнению с тем, каким станет Монумент, если Джойа добьётся своего.

Она твёрдо сказала, что перестройка должна следовать образцу существующих брёвен. Камни будут стоять в идеальном круге, на равном расстоянии друг от друга, и каждую пару будет соединять точно подогнанная перекладина. В центре будет овал из отдельно стоящих пар, каждая с перекладиной. Это будет нечто поразительное и уникальное.

«Строительство, вероятно, займёт остаток моей жизни», — с чувством обречённости понял Сефт. Но зато его каменный Монумент будет стоять вечно.

Он кивнул сам себе, подходя к дому, и подумал: «Вот это было бы дело».

*

Кефф открыл собрание.

— Трава зелёная, ручьи снова текут, и коровы телятся. Помолимся Богу Земли, чтобы он сохранил эту погоду и никогда больше не насылал на нас засуху.

С этим все согласились.

— Но упадок нашего Обряда Середины Лета очень плох для нас. Я надеялся выменять несколько молодых бычков у людей с севера, чтобы влить новую кровь в наше стадо. Но никто не привёл быков на обмен. И при этом мы слышим, что на пиру у земледельцев было многолюдно.

— Я тоже об этом слышала, — сказала Ани. — И я согласна с Кеффом, что для нас это катастрофа. Наши четыре ежегодных Обряда всегда приносили нам большую пользу. Мы могли обменивать то, чего у нас в избытке, например, говядину и кожу, на то, чего нам не хватает, например, кремни и глиняную посуду. Мы постоянно улучшали наше стадо, сводя наших коров с быками из других мест. И точно так же, на Гуляниях, мы укрепляли кровь нашего собственного народа. — Она огляделась. — Будет очень плохо для нас, если мы позволим этим обычаям угаснуть.

— Давайте будем реалистами, — сказала Джара. — Возможно, нам просто придётся пережить период трудностей. В конце концов люди поймут, что нападение лесовиков не повторится, забудут о нём и вернутся к нам.

— Или они могут продолжить ходить на пир к земледельцам, потому что к тому времени сложится такая традиция, — возразила Ани. — Людям нравится то, что знакомо.

— Может, нам нанять лесовиков, чтобы они напали на пир земледельцев, — предложил Скагга.

Это была глупая идея, и никто не ответил.

— Что ж, идея Джары, просто ждать и надеяться, кажется, единственный вариант, — сказал Кефф.

— У меня есть решение получше, — сказала Ани.

— Отлично! — воскликнула Кэй.