— Вместо того чтобы пытаться выровнять землю, мы придадим самому камню ровное основание, — сказал Сефт.

Джойа не поняла.

— Что это? — спросила она.

— Это полоз.

— Ты положишь камень на него?

— Вроде того. Это лишь часть конструкции, которую мы собираемся соорудить. Будет два полоза, соединённых поперечинами, которые образуют основание саней. Основание будет поддерживать низкую платформу, на которой будет лежать камень. Всё это нужно очень надёжно соединить шипо-пазовыми соединениями, используя короткие толстые куски дерева, чтобы вся конструкция не рухнула под весом. Изогнутые концы полозьев позволят саням переезжать через мелкие препятствия, не останавливаясь.

— Если это сработает…

— Мы сможем переместить камень отсюда до Монумента за два-три дня.

Джойа не смела поверить. Сефт редко давал обещания, которые не мог сдержать, но это казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Не могу дождаться, чтобы увидеть готовую вещь, — сказала она.

— Ты будешь первой. Но, возможно, придётся немного подождать.

Их разговор прервала женщина с яркой внешностью, спускавшаяся со склона от дома пастуха.

— Я принесла вам баранины, — весело сказала она, приближаясь, и Джойа увидела, что у неё в корзине горой лежит мясо.

Джойа не сводила с неё глаз. Рот её был так широк, что, казалось, она улыбается от уха до уха, а светло-каштановые волосы представляли собой копну кудрей, подпрыгивавших в такт шагам. Она была ровесницей Джойи, слишком молода, чтобы быть женщиной старика Хола.

— Спасибо, Ди, — сказал Сефт. — Очень мило со стороны твоего деда прислать нам мяса на завтрак.

«Значит, — подумала Джойа, — она внучка Хола, и зовут её Ди».

— Деда говорит, — сказала Ди, — если надумаете подарить ему поросёнка, он с превеликой охотой примет. Порой хочется отведать жирной свининки после постной баранины.

Джойа не могла отвести от Ди глаз. Она, казалось, вся лучилась жизнью и теплом.

— Я пришлю ему одного сегодня же, — сказал Сефт. Важно было подружиться со старым пастухом. Они вторглись в его долину, и нужно было, чтобы он видел в их присутствии пользу, а не помеху. — Кстати, — продолжил Сефт, — это Джойа, одна из наших жриц.

Ди исполнила формальное рукопожатие и сказала:

— Какая для меня честь, познакомиться со жрицей.

— Я бывала здесь раньше, но никогда вас не встречала, — сказала Джойа. — Я не знала, что у Хола живёт внучка.

— Это потому, что я с ним не живу, — ответила Ди. — От него слишком дурно пахнет. У меня стадо в соседней долине, с братом и его женой. Я просто время от времени перехожу через холм, чтобы проведать деду.

— Что ж, я очень рада познакомиться, — сказала Джойа.

— Взаимно. — Она поставила корзину. — Приятного аппетита, — сказала она, развернулась и ушла.

— Великие Боги, — тихо произнесла Джойа. — Разве она не чудесна?

Сефт бросил на неё странный взгляд и сказал:

— Давайте приготовим эту баранину.

Эта зима стала самым счастливым временем в жизни Пии.

У неё был Хан, и с каждым днём они любили друг друга всё сильнее. Она была свободна, никто не мог ей указывать, и каждое утро она наслаждалась пьянящей свободой самой решать, как пройдёт её день. Еды им хватало. Осенью, когда дикие звери попрятались, а многие птицы улетели на юг, они зарезали корову. Большую часть мяса они закоптили, подвесив под крышей, где скапливался дым от очага. Им было тепло и сухо, даже когда шёл снег. Хан добротно построил убежище и покрыл крышу многими слоями папоротника с берега реки. Они спали, тесно прижавшись друг к другу и укрывшись дублёнками, в блаженном уюте.

Она скучала по матери, но верила, что однажды они воссоединятся.

Хан был чужд сантиментам. Казалось, он не скучал по своей семье. Он не выказывал печали из-за разлуки с матерью или двумя сёстрами, Джойей и Ниин. Он с нежностью говорил о детях Ниин, двух племянницах и племяннике, но не говорил, что жаждет их увидеть и поговорить с ними. Он не выказывал сожалений.

Когда говядина уже стала подходить к концу, наступила весна. На деревьях набухли почки, и скоро на их столе должны были появиться молодые зайцы и белки, птичьи яйца и свежие листья.

Ребёнок Пии тоже должен был появиться на свет со дня на день. Её живот был огромен, кожа натянута, и теперь она часто ощущала движения малыша. Когда она лежала без сна, на куполе её живота вдруг возникал бугорок от того, что малыш вытягивал ножки, упираясь в стенки своей тесной обители. Ей хотелось, чтобы он появился прямо сейчас. Она всё время чувствовала усталость, и даже просто встать утром требовало усилий. Очень скоро она разродится от бремени и сможет держать своего малыша на руках.

Жизнь была чудесна, но в глубине души она знала, что всё это нереально, похоже на сон или сказку. Лето пройдёт хорошо, но дальнейшее их будущее было туманно. Она не знала, как они переживут следующую зиму. Другой коровы у них не будет. Все знали, что у голодных матерей молоко скудное, а от скудного молока и ребёнок будет хворый.

«Всему своё время», — говорила она себе. Сначала надо родить. Потом впереди у них будет целое лето. А после придётся думать снова.

Она почувствовала, как рядом шевельнулся Хан. Должно быть, светало. Он поцеловал её, а затем встал.

*

Хан любил охотиться спозаранку. Он отпил воды из вырезанной им деревянной фляги, затем взял лук и стрелы. Когда он вышел из убежища, небо на востоке едва серело. Башмаки он не надел. На охоте требовалось ступать бесшумно.

Он прошёл знакомым маршрутом через лес к небольшой поляне. Осторожно, беззвучно, он лёг рядом с колючим кустом ежевики, только-только покрывавшимся листьями. Дикие твари ещё не выползли из своих ночных укрытий. Он лежал неподвижно и тихо, лук в левой руке, полдюжины стрел возле правой, двигались лишь его глаза. Это был лучший миг дня. Воздух свежий и холодный, лес влажный от росы, тишина и покой.

Появились два голубя и затеяли брачный танец на дереве. По ветке пронеслась белка. Через поляну проскочил заяц, слишком быстро, чтобы успеть выстрелить. Пришло время убивать.

Мягко двигаясь, он наложил стрелу на лук и осторожно натянул тетиву. Если повезёт, из подлеска выберется вразвалку утка жирная, неповоротливая и лёгкая добыча.

Внезапно на поляне появились три зайца и принялись щипать траву. Он медленно прицелился и подстрелил одного, затем быстро выпустил вторую и третью стрелы. Вторая нашла свою цель, но третий заяц невредимым ускакал прочь. Белка исчезла, голуби улетели.

Довольный, Хан встал и поднял двух зайцев за уши. Стрелы он подобрал, чтобы использовать снова.

Взошло солнце. На обратном пути он осматривал землю в поисках ранних овощей. Он нашёл грядку зелёного лука, собрал его весь и отмыл от земли в реке.

Он вернулся в убежище и показал Пие свою добычу. Та поставила котелок с водой на огонь. Хан снял с зайцев шкурки, выпотрошил их и отдал потроха Грому. Когда вода закипела, Пиа нарезала лук и бросила в котелок, а затем Хан опустил туда зайцев.

Он тщательно выскребал шкурки, вспоминая, как его мать, Ани, выделывала коровьи шкуры.

— Из этого получится тёплая одёжка для малыша, — сказал он. — Жаль, я не могу выдубить их так, как моя мать, у меня для этого нет всего необходимого.

— Мы согреем малыша, — сказала она.

— Позже я схожу разорю несколько гнёзд. Птицы вполне уже могут нестись. — Его осенила мысль. — А младенцы могут есть яйца?

— Не знаю, — ответила Пиа. — Хотела бы я спросить это у матери.

*

Погода теплела, и обитатели Западного Леса готовились уходить в холмы. Бейз снова посоветовался с Джойей, дружелюбной Второй Верховной Жрицей, и они ожидали, что олени начнут миграцию через два дня. Они делали стрелы для охоты, точили кремни для разделки туш и складывали котлы, деревянные миски и прочую утварь в кожаные мешки, которые можно было перекинуть через плечо. В воздухе витало радостное возбуждение. Люди громко разговаривали и много смеялись. Этот поход был приключением даже для тех, кто совершал его много раз. Собаки, чуя, что люди собираются в дорогу, нетерпеливо носились кругом, путаясь под ногами.