Затем на шест взобрались Тем и Илиан и встали по краям шкуры, натягивая её и не давая ей сдвинуться. После этого Сефт аккуратно прорезал в коже два круглых отверстия там, где из-под неё выступали шипы. Затем он обрезал края шкуры по контуру опор.

Когда перекладину обтешут по этому лекалу, её край будет в точности совпадать с краями опор, на которых она лежит, а пазы окажутся ровно над куполообразными шипами.

Остаток утра Сефт потратил на изготовление кожаных лекал для каждой из пяти пар опор.

Замысел был хорош, и Сефт лишь надеялся, что он сработает.

Спустившись с последней пары опор, он увидел двух человек, ожидавших его. Это были его братья, Олфа и Кэм.

— О нет, — сказал он и тут же почувствовал, как на него навалилась тоска.

На этот раз им не нужно было рассказывать, как им не повезло. Что бы они ни натворили, всё закончилось дракой, и оба были ранены. Левая рука Олфа висела на самодельной перевязи из скрученных растительных волокон, а у Кэма не хватало передних зубов. Оба были с головы до ног вымазаны в грязи.

Сефт ненавидел, когда ему так живо напоминали о детстве. О побоях, презрении, о дурацких шутках, которые никогда не были смешными и всегда были жестокими. Четырнадцать лет назад он сбежал от них, но, как ни старался, забыть не мог до сих пор. Он построил себе новую, другую жизнь и гордился этим, но по-прежнему ненавидел воспоминания о старой жизни.

Кэм посмотрел на гигантские камни и спросил:

— Что это?

— Мы перестраиваем Монумент в камне.

— Зачем?

— Ты не поймёшь. — Сефт вздохнул. — Зачем вы пришли?

— На нас напали земледельцы, — сказал Кэм. — Они избили нас и забрали всё, что у нас было. Еду, инструменты, вообще всё.

Это было маловероятно. Все способные держать оружие земледельцы погибли во время панического бега коров почти год назад. Если только Олфа и Кэма не избили женщины и старики, их история была ложью. Но Сефт не стал спорить. Ему было всё равно, какова правда у этой истории.

— Зачем вы пришли ко мне? — спросил он.

— Мы голодны, у нас ни еды, ни товара. Все кремни украли.

— Идёмте со мной, — неохотно сказал Сефт. Он вывел их из Монумента, провёл по дороге до Излучья и указал на гостевую хижину. — Можете спать здесь. Есть будете с моей семьёй. Но это всё. Мы едим на улице, так что в мою хижину вам заходить незачем.

Он хотел спросить, каковы их дальнейшие планы, но, конечно же, никаких планов у них не было. Они редко планировали что-то дальше ужина. Он заметил, что оба босы.

— Ани даст вам немного кожи, чтобы сделать обувь.

— Почему ты не хочешь пускать нас в свою хижину? — обиженно спросил Кэм.

— Потому что от вас воняет. И потому что с тремя подрастающими детьми вам не будет там места. Ждите здесь до заката, потом приходите ужинать. И если вам больше не чем заняться до тех пор, сходите к реке и как следует вымойтесь.

Он оставил их и пошёл к себе домой, чтобы сказать Ниин, что его братья снова вернулись.

— Ты, конечно, сразу их прогнал, — сказала она.

— Я поселил их в гостевой хижине.

Она была в ярости.

— Я не хочу, чтобы они находились рядом со мной или моими детьми!

— Я сказал им, что в нашу хижину им входить нельзя.

— Боги, да они же лжецы, воры и мерзавцы, неужели тебе нужно это объяснять?

— Я знаю, но они голодают. Я сказал, что они могут есть с нами.

— Очень жаль, что ты это сделал.

— Я прослежу, чтобы они тебя не беспокоили.

— А что будет на следующий день после Обряда Середины Лета, когда ты уйдёшь в Каменистую Долину за перекладинами для Монумента?

Сефт был ошеломлён.

— Я об этом не подумал.

— Что ж, подумай сейчас.

И тут его осенило.

— Мне пришла в голову идея, — сказал он. — Я заставлю их присоединиться к походу.

*

Джойа надеялась увидеть Ди на Осеннем Обряде, на Обряде Середины Зимы и на Весеннем Обряде, и каждый раз её ждало разочарование. Но Ди обещала вернуться, так что на Середину Лета она непременно должна была прийти.

Весь прошедший год Джойа думала о том, что скажет Ди. Она понимала, что должна быть готова принести какую-то жертву. После долгих мучений она решила сказать Ди, что оставит сан жрицы вскоре после Обряда Середины Лета, когда будут завершены пять центральных трилитов из камня. Это будет её наследие, а достраивать остальную часть Монумента она оставит Сефта и Сэри. Джойа уйдёт с Ди в Северные Холмы, и они вместе будут пасти овец.

Она убеждала себя, что это будет идиллия. Только они вдвоём в маленькой хижине в холмах. Ди научит её заботиться об овцах и выхаживать ягнят, рождающихся каждой весной. Они не будут знать забот. Джойа больше не будет двигать гигантские камни, спорить со Старейшинами или становиться причиной для войн между племенами.

Она знала, что будет скучать по сестринству жриц, по воодушевлению и чувству свершения от перестройки Монумента. Она привыкла думать о Монументе как о деле всей своей жизни. Но ей придётся оставить это позади, чтобы жить с той, кого она любит.

Единственная проблема заключалась в том, что это разобьёт ей сердце.

Она много раз репетировала свою речь, лёжа без сна по ночам и мечтая вернуться в Каменистую Долину, где рядом с ней была бы Ди.

Как оказалось, произнести эту речь ей так и не пришлось.

Торговцы начали прибывать за два дня до Обряда Середины Лета, и, к восторгу Джойи, со стадом годовалых овец появилась Ди.

Она была ещё красивее, чем её помнила Джойа. Волосы её были как дерево осенью, улыбка подобна восходящему солнцу. Они обнялись и поцеловались, и у Джойи возникло чувство, что всё будет хорошо.

Ди и её брат привязали своих овец, затем Ди и Джойа сели снаружи земляного вала, чтобы поговорить.

— Я всю зиму думала о будущем и о нашей совместной жизни, — сказала Ди.

— Я тоже, — ответила Джойа. Она нервничала, не зная, что будет дальше. Она слишком хорошо знала, как Ди умеет разрушить нежный миг счастья сокрушительным заявлением.

— Я знаю, что хочу делать, — сказала Ди, — и надеюсь, ты одобришь.

Это прозвучало зловеще.

— Говори же, говори!

Ди вздохнула.

— Я хочу стать жрицей.

Джойа ахнула. Это было последнее, чего она ожидала.

— Но это же чудесно!

— Правда? Ты позволишь мне?

— Конечно! Не могу и представить ничего лучше!

— Но как ты считаешь, из меня получится хорошая жрица?

— Я знаю, что получится. Во-первых, ты нравишься всем жрицам. Во-вторых, ты всегда понимаешь, что я говорю, когда речь заходит о днях года и счёте. Большинство людей не могут уловить смысл, в том числе и некоторые жрицы, которые до сих пор толком не умеют считать.

— Я очень хочу всему этому научиться. Мне наскучили овцы.

— Ты научишься, и быстро. О, Ди, не могу передать, как я счастлива. Я была готова пойти жить с тобой в Северные Холмы и стать пастушкой. — Джойа на мгновение посерьёзнела. — И я бы до сих пор этого хотела, если бы ты настояла. Я твёрдо это решила.

— Я так тронута, что ты была готова отказаться от всего ради меня. Но в этом не будет необходимости.

Джойа раскинулась на спине. Такое чувство, будто отдыхаешь после целого дня пути. Она поняла, что целый год жила в напряжении. Впервые за это время она расслабилась. Солнце чувственно припекало тело, и ей захотелось любви.

— А ты знала, что жрицы должны делать то, что им говорит Верховная Жрица? — лукаво спросила она.

Ди усмехнулась.

— Я могу оказаться непокорной жрицей.

— Нет, не окажешься. Ты будешь прекрасной.

— Значит, теперь мы будем вместе?

— Всегда-всегда.

— Или, по крайней мере, пока не умрём.

— Да. Пока не умрём.

На рассвете следующего дня после Середины Лета Сефт разбудил своих братьев.

За двоих говорил Кэм. Олф не был силён в речах, но Кэм всегда говорил то, чего хотел Олф.

— Ещё темно! — запротестовал он.

— Уже нет. Вставайте. И не спорьте.