Он тихонько поднял его, шагнул внутрь и поставил обратно.

Ког, Олф и Кэм спали. Ког храпел.

Сефт умирал от голода. Он поискал кусок говядины, но от нее осталась лишь обглоданная кость.

Ярость вскипела в нём. В руке он сжимал кремневый топор. Он мог бы убить их всех прямо сейчас. Но он разжал пальцы и лёг. «Наверное, я не из тех, кто убивает», — подумал он и закрыл глаза.

Он был измотан, но ум его был беспокоен, и он не мог уснуть. Слова Вуна изменили всё. Ког отверг предложение Вуна, но мнение Сефта никто не спросил. Последнее время Сефт часто задавался вопросом: «Как я смогу прокормиться, если сбегу?» Сегодня Вун дал ему ответ.

У Сефта появилась надежда, хотя были вопросы, на которые у него не было ответа. Возьмёт ли Вун Сефта в свою артель против воли Кога? Сефт думал, что такое вполне может быть. Вуна было нелегко запугать, и он, казалось, не боялся Кога. У него были свои сыновья, чтобы защитить его, и другая родня. Он вполне мог бросить вызов Когу.

Сможет ли Сефт уйти отсюда, не разбудив семью? Они наелись говядины и крепко спали, а его шаги будут почти бесшумны. Но что, если кто-то проснётся? Он пробормочет что-нибудь о том, что вышел отлить.

Отец наверняка погонится за ним. Было бы разумно спрятаться где-нибудь, залечь на день или два. Пусть они потратят время на его поиски, пока им это не надоест и они бросят это дело. Тогда он сможет спокойно отправиться в шахту Вуна.

Так или иначе, теперь, когда свобода манила его, он не мог от неё отказаться.

Он представил, как рассказывает об этом Ниин. «Я просто встал и ушёл», — небрежно скажет он ей.

Хватит мечтать. «Я сделаю это», — подумал он и встал.

Олф хмыкнул, перевернулся на другой бок и перестал храпеть. Сефт замер, как дерево. Глаза Олфа не открылись. Вскоре он снова захрапел.

Сефт подошёл к дверному проёму и взялся за плетень.

— Что ты делаешь? — спросил отец.

Сефт обернулся. Ког был ещё в полудрёме, но глаза его были открыты.

На Сефта нашло озарение. Гневным голосом он спросил:

— Где говядина на мой ужин?

— Она закончилась, — сказал Ког. Он закрыл глаза и отвернулся.

Сефт бесшумно поднял плетень, вышел наружу и поставил его на место. Если понадобится, он готов был бежать.

Больше они не сказали ни слова.

Он пошел прочь. Ночь была тёплой, и уже взошла луна. Он направился на север. Отойдя достаточно далеко, чтобы его шаги не были слышны в доме, он обернулся и посмотрел назад.

Вокруг было тихо.

— Прощайте, мерзкие свиньи, — прошептал он.

А потом побежал.

*

Сефт шёл на север. Он покинул равнину, добрался до холмистой местности, но все равно продолжал идти, не рискуя останавливаться.

Он часто исследовал эти места. Его отец соблюдал двенадцатидневную неделю с двумя днями отдыха, и Сефт любил уходить от семьи по-дальше и бродить в одиночестве. Теперь он вышел к долине, которую помнил по одной из таких вылазок. Она врезалась ему в память, потому что именно здесь он встретил тура, одного из гигантских быков с широкими острыми рогами. Они были крайне редки, и он не встречал ни одного ни до, ни после. В тот момент он здорово испугался и залез на дерево, где сидел до тех пор, пока зверь не ушёл.

Надеясь, что быка поблизости нет, он лёг на землю. Услышал уханье совы и уснул.

Он проснулся на рассвете. Место было знакомым. Между деревьями паслось несколько овец. Оглядевшись, он увидел сотни плоских камней, разбросанных по земле, словно их рассыпали боги. Некоторые были огромны, длиной в четырёх человек, лежащих вповалку. Про себя он называл это место Каменистой Долиной. Где-то поблизости жил пастух, единственная живая душа на много миль вокруг.

Он поел дикой малины, а затем вернулся на юг, на холм, с которого были видны шахта и хижина. Он встал под деревом, тень которого скрывала его, и наблюдал, как его семья встаёт и завтракает. Затем все трое отправились на запад. Без всякого сомнения, они направились прямиком к шахте Вуна.

Сефт простоял на своём наблюдательном посту весь день, пока не увидел, как Ког, Олф и Кэм возвращаются, ссутулившись от усталости и разочарования. Они дошли до шахты Вуна, но Сефта там не оказалось.

Сегодня он снова переночует в Каменистой Долине. Может быть, пастух даст ему что-нибудь поесть.

А уже утром он отправится к шахте Вуна.

Жёны и дети земледельцев добирались домой два дня после Обряда Середины Лета. Им нужно было пересечь всю равнину с востока на запад. Взрослый человек налегке мог бы проделать этот путь за день, но детям требовалось больше времени, как и их матерям, которые несли маленьких детей на руках. Впрочем, летом это было приятное неспешное путешествие, и Пиа была счастлива, шагая рядом с девочкой своего возраста, Мо. Её двоюродный брат Стам закатил истерику, отказываясь идти, и его матери, Катч, пришлось нести его на руках всю дорогу.

Они миновали несколько селений скотоводов. Большинство из них располагалось по краям равнины, вблизи трёх главных рек — Восточной, Северной и Южной, но некоторые поселения находились и в центре равнины, но всегда у ручья или родника. В каждом поселении было всего по две-три хижины, в которой обычно жили люди из одной семьи. Мать Пии, Яна, объяснила, что скотоводам постоянно нужно следить за своим скотом, чтобы с ним не случилось беды и животные не потерялись. После этого Пиа стала замечать, что подле стада всегда находилось двое-трое человек, мужчины, женщины или дети, которые несли дозор за скотом.

Пиа и Мо боялись животных и поэтому держались поближе к матерям. Пиа рассказала Мо о Хане, его матери и сёстрах.

— С ним очень хорошо играть, и он разрешил мне погладить свою собаку.

Мо спросила:

— Так ты теперь его подружка?

— Нет. Он говорит, что это глупые взрослые штучки.

Мать Хана была добра и пригласила Пию и Стама остаться на ужин. Пиа с удивлением поняла, что в доме нет мужчины. У земледельцев такое было недопустимо, поскольку в их общине каждая женщина принадлежала мужчине.

Приближаясь к землям земледельцев, она решила разузнать об этом у матери.

— Почему семьи скотоводов так отличаются от наших? — сказала она.

— В каком смысле? — спросила Яна.

— Когда они готовят ужин, то просто делятся со всеми, кто рядом. Мы так не делаем.

— Это потому, что у скотовода нет своего собственного скота. Когда столько коров бродит по всей Великой Равнине, невозможно уследить, кому какая принадлежит. Поэтому скот принадлежит всей общине, и каждый имеет право на то, что готовится в котле. У нас не так. У нас у каждого мужчины своя земля, которую обрабатывает только он, его женщина и дети, и никто другой. С какой стати нам делиться нашим урожаем с теми, кто не помогал его растить?

— Ну, у матери Хана нет мужчины.

— У нас такое невозможно. Мы считаем, что каждая женщина принадлежит мужчине, либо отцу, либо мужу.

— Отец Хана умер.

— Будь его мать из земледельцев, ей бы пришлось найти другого мужчину в течение года. Таково наше правило.

Это имело смысл, но Пиа подумала, что мать Хана, казалось, вполне была счастлива и без мужчины.

Она задала другой вопрос.

— Меня очень удивило то, как мужчины-скотоводы разговаривают с женщинами. Не так, как папа разговаривает с тобой.

— Мы считаем, что кто-то должен быть в семье главным, и у нас именно мужчина говорит женщине, что делать.

Пиа немного подумала и сказала:

— Почему так заведено?

Яна отвернулась, и Пиа подумала, не было ли это одной из тех тем, о которых детям говорить не следует. Но через мгновение Яна сказала:

— Мужчины сильные.

— Ну, если женщина умная, она должна говорить сильному мужчине, что делать.

Яна рассмеялась.

— Может быть, но только не говори таких вещей при наших мужчинах, они рассердятся.

Эти слова навели Пию на мысль, что её мать сама не до конца принимает правила, заведенные среди земледельцев.