— Боюсь, поцелуй будет сырным.

— Значит, он будет восхитительным.

Они целовались долго, потом она сказала:

— Пойдём к твоей матери. Она знает об убийстве?

— Джойа, наверное, ей рассказала.

— Она захочет тебя увидеть, убедиться, что с тобой всё в порядке.

Он задумчиво на неё посмотрел.

— Ты очень заботливая, — сказал он. — Думаешь о том, что чувствуют другие. Сначала ты побеспокоилась обо мне, а теперь волнуешься о моей матери.

Она не знала, что на это ответить.

— Ты чудесная, — сказал он.

Она не считала себя чудесной, но была в восторге, что он так думает.

Они поднялись и направились через равнину к Излучью. Когда они вошли в селение, он взял её за руку.

«Это значит, я принадлежу ему, — подумала она, — а он принадлежит мне. И он хочет, чтобы все вокруг это знали».

*

Барабан бил так медленно, что Сефт ловил себя на том, что ждёт, почти с тревогой, следующего удара. Обычно Весенний Обряд начинался не так. Он стоял в толпе, пока небо наполнялось рассветным светом. Зрители молчали. Ниин и двое старших детей стояли рядом с ним. Он держал на руках спящего младенца.

В ожидании у него была возможность полюбоваться своей работой. Он отстроил Монумент из дерева, используя шипо-пазовые соединения, которые придумал десять летних солнцестояний назад. С поперечинами, прочно прикреплёнными к столбам, большой круг выглядел аккуратнее и крепче. Он выдержит самую суровую непогоду, и, если земледельцы снова нападут, хотя он и молил богов, чтобы это не повторилось, его будет гораздо труднее разрушить. «Хотя и не невозможно, — подумал он, — только возведение Монумент из камня могло защитить его от разрушения и уничтожения».

Песня началась, когда жрицы были ещё снаружи, так что музыка, казалось, жутковато доносилась из ниоткуда. Это была печальная мелодия, говорившая о сожалении и утрате. Она заставила Сефта обернуться, чтобы убедиться, что с его детьми всё в порядке.

Когда появились жрицы, их вели Су и Джойа, шедшие бок о бок. Песня следовала знакомому строю: одна строка, спетая солисткой, и ответ всего хора.

За Су и Джойей шли шесть жриц, неся на уровне плеч плетёные носилки, на которых покоилось тело Инки. Она была нага, если не считать убранства из ветвей с листьями, переплетённых с полевыми цветами. Её кожа казалась белой в раннем свете. Она выглядела мягкой и беззащитной, словно ещё живая, если бы не жестокая рана на горле.

Каждая из жриц, следовавших за носилками, провела на своей шее белую черту, вероятно, мелом. Люди в толпе ахнули, увидев это многократно повторённое, зримое напоминание о том, как умерла Инка. Сефт услышал, как Ниин потрясённо выругалась. Он заметил, что двое старших детей, стоявшие по обе стороны от Ниин, вцепились в руки матери. Он начал сомневаться, не зря ли они с Ниин привели сюда детей.

В конце процессии две послушницы несли пылающие факелы.

Песня была невыносимо тоскливой. Голос Джойи взмывал ввысь так, как Сефт ещё не слышал, словно заполняя звуком весь земляной круг, и жрицы отвечали в унисон, подобно скорбному грому. Пока бледное, холодное тело медленно несли по кругу, Сефт слышал, как люди в толпе начали плакать.

Солнце начало подниматься, когда они завершили круг. Теперь Сефт увидел, что во внутреннем овале был сложен погребальный костёр. Люди вытягивали шеи, чтобы разглядеть его между столбами. Это было невысокое ложе из сухих листьев и веток, увенчанное поленьями. Хворост и ветки должны были мгновенно вспыхнуть и жарко гореть.

Жрицы осторожно опустили носилки на подготовленное ложе.

Су, Верховная Жрица, наклонилась и подняла горшок, до этого спрятанный за столбом. Наклонив его, она полила тело Инки маслом, которое, как догадался Сефт, было берёзовым дёгтем, и держала горшок вверх дном, пока тот не опустел. Затем она кивнула послушницам с факелами.

Две девушки вышли вперёд. Одна неудержимо рыдала и едва держалась на ногах. Они подошли к двум концам костра, опустились на колени и поднесли факелы к сухому труту. Дерево вспыхнуло. Жрицы преклонили колени и запели песнь о солнце, огненном шаре, который и сам, казалось, пылал, поднимаясь над восточным горизонтом.

Многие отвернулись, когда тело Инки почернело в жаре и начало сгорать. Её душа поднялась с дымом, таяла и редела в воздухе, а затем исчезла без следа.

*

Следующей ночью, под покровом темноты, Роббо и его семья, неся с собой скудные пожитки, тихо прокрались из Излучья на Великую Равнину и повернули на юг.

Восточная Река всё ещё текла, но заметно обмелела. Сефт изучал её вместе с Темом. Сефт возглавлял Умельцев со смерти Далло, а Тем был его правой рукой.

Когда Тем много лет назад пришёл с Сефтом в Излучье, он намеревался вскоре вернуться работать к своему дяде, Вуну, на кремнёвую шахту. Но потом он влюбился в подругу Джойи, Вии. Теперь они были парой, у них была своя хижина в Излучье и двое детей.

Сефт и Тем были первыми, к кому обращались с любой проблемой, касавшейся плотницкого дела или ландшафта. Они мало что знали о живых существах, о недугах скота, деревьев или людей, но зато славились умением находить хитроумные решения проблем, связанных с неодушевлёнными предметами, такими как хижины, топоры или плоты.

Они слаженно работали вместе, и обе семьи часто проводили вечера вместе. Сефт иногда думал, что именно таким и должен быть брат.

Общинная жизнь скотоводов была им привычна. Это был коллективный труд, где все работали сообща, получали еду и делили награды, если таковые были, совсем как на кремнёвой шахте.

Сегодня они находились к югу от Излучья, на расстоянии, которое можно было пройти за время, пока закипает горшок. Сюда часто приходил на водопой скот. Но в засуху, когда животные подбирались всё ближе к усыхающему ручейку, они вытоптали берега, и вместо реки образовалось сплошное месиво из грязи. Ниже по течению река превратилась в тонкую струйку.

— Нам нужно восстановить берега, — сказал Тем.

Сефт кивнул.

— Нужно вбить в землю колья вдоль старых берегов, затем укрепить их камнями с внутренней стороны и землёй с внешней. Если в земле позже прорастут кусты, то так будет даже лучше. Их корни укрепят новые берега.

— Новое русло реки необходимо заузить, чтобы вода текла достаточно высоко, и животные могли пить, не заходя в реку, — сказал Тем.

— Мы можем исходить из естественных берегов выше по течению.

Сефт предвидел нечто подобное и взял с собой дюжину Умельцев. Теперь он велел им рубить колья, вбивать их в грязь и насыпать с обеих сторон камни и землю.

С достаточным количеством людей работа шла быстро, но всё равно должна была занять несколько дней. Вскоре все были по уши в грязи, но никто по этому поводу не переживал. Весеннее солнце согревало их, а в конце дня они отмоются в реке.

Сефт размечал линию нового берега на дальней стороне, когда проходивший мимо скотовод остановился, чтобы поговорить с ним.

— Какой-то человек разыскивал тебя, Сефт, — сказал он. — Я не знал, где ты.

— Кто это был?

— Он не назвал своего имени.

— Как он выглядел?

— Здоровяк. Одноглазый, и огромный шрам через всё лицо.

Сердце Сефта ушло в пятки. Это был его брат, Олф.

— Что он сказал?

— Только то, что ищет тебя.

— Спасибо, — сказал Сефт.

Мужчина кивнул и пошёл дальше.

Тем слышал их разговор и теперь сказал:

— Плохие новости.

— Я не видел Олфа десять летних солнцестояний и был бы счастлив не видеть его ещё десять.

Тем кивнул.

— Насколько я помню, в прошлый раз, ты напоследок сказал ему, что если ещё раз его увидишь, то выколешь ему и второй глаз.

Но тогда угрожал совсем другой Сефт. Тот юноша был напуган, но не сломлен. Нынешний Сефт Олфа больше не боялся. Справиться с большими и глупыми мужиками не так уж и трудно, когда за твоей спиной большая, любящая семья и верные соседи.

Но какого дьявола Олфа принесло сюда столько лет спустя?