Трун сделал вид, что ему всё равно.

— Что это? — спросил он.

— Разбитый горшок, — сказала Яна.

Пиа не понимала, почему это важно. Горшки время от времени бьются. Это было обычным делом.

Яна провела пальцем по внутренней стороне изогнутого черепка, понюхала палец и брезгливо поморщилась, словно от дурного запаха. Она протянула черепок Труну.

Трун сделал то же самое. Затем он сказал:

— Берёзовый дёготь.

— Вот именно, — сказала Яна.

По толпе прошёл ропот. Пиа знала почему. Берёзовый дёготь легко вспыхивает.

— Кто-то принёс сюда берёзовый дёготь в горшках посреди ночи, — сказала Яна. — Они вылили дёготь на посевы и подожгли их. И ты знаешь, кто это был, не так ли, Трун?

— Конечно. Это были скотоводы.

— И ты знаешь, почему они это сделали.

Пиа была в недоумении. Зачем скотоводам это делать?

Её мать ответила на её невысказанный вопрос.

— Они сделали это потому, что мы вспахали Полосу. — Она повысила голос в гневе. — Я предупреждала тебя! — она ткнула пальцем ему в грудь. — Это ты навлёк беду на наши головы. Это месть скотоводов.

— Я им покажу, что значит месть, — сказал Трун.

*

Люди Вуна дошли до конца кремневой жилы, которую они разрабатывали последний год или около того. Она была выработана во всех направлениях. Прежде чем уйти, Вун и его шахтёры провели важную церемонию. Они потревожили землю, вырыв большую яму и забрав кремни, и теперь им нужно было задобрить Бога Земли.

Они начали с того, что засыпали обратно весь извлечённый мел вместе со сломанными рогами и прочим мусором: костями животных, древесной золой и изношенными башмаками. Затем они разровняли сверху землю, чтобы весной снова могла вырасти трава, и равнина не была обезображена.

Когда всё было сделано, они встали вместе, взявшись за руки, и торжественно пропели известную всем молитву, благодаря духа шахты за то, что он им дал.

Равновесие было восстановлено.

Теперь Вун и его шахтёры двинутся дальше и заложат новую шахту.

Сефт решил вернуться в Излучье. Он был одновременно и взволнован, и напуган. Взволнован перспективой снова увидеть Ниин, и напуган тем, что она могла его разлюбить.

Тем попросился пойти с ним, просто чтобы посмотреть на Излучье. Он никогда не бывал за пределами шахтёрских земель. Вун любезно разрешил.

— Возвращайся работать ко мне, когда захочешь, — сказал он Сефту.

Сефт и Тем отправились в путь рано утром, на следующий день после проведенной в шахте церемонии. Во время долгого пути через Великую Равнину Сефт размышлял о том, как многого он достиг с тех пор, как Ког избил его у Монумента. Он сбежал от семьи. Изобрёл способ соединять деревянные части без ремней. Отбился от попытки похищения и нанёс Олфу рану, которую тот никогда не забудет. Он стал полезным членом рабочей артели. В лице Тема он обрёл друга, которого у него никогда не было. И теперь он сам зарабатывал себе на жизнь.

Он был готов снова встретиться с Ниин.

Пока они с Темом шли, они дружески болтали, и в итоге Сефт рассказал ему всю историю своих отношений с Ниин. Тем был заворожён. У него ещё не было любовных приключений. К смущению Сефта, он относился к нему как к знатоку всего, что касается женщин. Когда Сефт сказал, что это не так, Тем решил, что он скромничает.

Сефту нравились живой ум и весёлый нрав Тема. Он с сожалением подумал, что скоро их пути разойдутся.

Они добрались до Излучья ближе к вечеру. Лето подходило к концу, и в воздухе уже веяло прохладой. Когда они шли через селение, Сефта охватил страх. Что, если он подойдёт к дому и увидит там Энвуда, по-хозяйски обнимающего Ниин? Тогда все его великие достижения обратятся в прах.

Но не успели они дойти, как их заметил восьмилетний Хан.

— Сефт! Он вернулся! — радостно закричал он в пространство, а затем помчался к своему дому, повторяя свой крик. Это был хороший знак, но Хан — это еще не Ниин.

К тому времени, как Сефт и Тем подошли, Ниин уже стояла у дома и ждала его.

Одного взгляда на неё хватило, чтобы Сефт понял, он волновался напрасно. На её лице расцвела та самая дивная улыбка, что согрела его сердце в день перед Обрядом Середины Лета, когда он застал её за выделкой шкуры. Улыбка, казалось, озаряла всё её лицо, от лба до подбородка. Все его страхи были напрасны.

Он смотрел на неё, не в силах насмотреться, и медленно подошёл. Она обвила его руками и поцеловала. Всё это стоило того, думал он, всё стоило этого мгновения. Объятия длились долго, и ни один из них не хотел их прерывать, пока наконец он не услышал голос Ани:

— Вам бы лучше скоро закончить, чтобы вы могли с нами поговорить.

Сефт отпустил Ниин и повернулся к Ани.

— Да улыбнётся вам Бог Солнца.

— И тебе, Сефт. Как чудесно, что ты снова с нами! — Она встретила его тепло, но он почувствовал, что она чем-то озабочена. Она продолжила: — Может, представишь своего спутника?

— Это Тем, мой друг. Мы вместе работали в шахте его дяди.

Затем ему пришлось рассказать всю историю о том, как он ушёл от Кога и его семьи и нашёл приют у Вуна. Все уселись в кружок на траве, пока он рассказывал, и Ниин держала его за руку, и это приводило его в трепет, потому что прямо говорило всему миру о том, что они теперь пара.

Когда он закончил свой рассказ, Ани сказала:

— Как чудесно! А скоро будет готов ужин.

Сефт сказал Ниин:

— Мы могли бы пойти к тому деревянному кругу, просто чтобы немного поговорить в тишине?

— Конечно, — сказала она и поднялась.

Они пошли рука об руку через селение.

— Твоя мать чем-то обеспокоена? — спросил Сефт.

— Она в гневе, — сказала Ниин. — Скагга и несколько его родичей отправились в Ферму и подожгли урожай на земле, которую называют Полосой и которую земледельцы у нас украли.

— По-моему, это справедливо, — сказал Сефт.

— Старейшины сообща решили ничего не предпринимать. Скагга всего лишь один из старейшин, но он ослушался своих собратьев.

— Понимаю.

— Мама говорит, что месть всегда ведёт к ответной мести, и именно так и начинаются войны.

Сефт не знал, что и думать, да и, в любом случае, его занимало кое-что поважнее. Они подошли к концентрическим кругам из древесных стволов. Сели рядом и долго целовались.

Затем Сефт спросил:

— А есть какие-нибудь правила насчёт того, как правильно присоединиться к общине скотоводов?

— Ну, — сказала она, — да, полагаю, есть. То есть, ты должен работать. Чужаки не могут просто прийти, вселиться в дом, есть говядину и валяться целыми днями.

— Значит, я мог бы присоединиться.

— Да. Ты мог бы стать скотоводом. Мы бы тебя научили.

— Я был бы рад научиться. Но в чём я действительно хорош, так это в плотницком деле. Я мог бы делать луки, и лопаты, и сундуки для хранения ценных вещей. И я придумал, как сделать дверной проём без ремней.

— Ты вполне мог бы этим заниматься. Также как моя мать выделывает кожу.

— Есть кое-что очень важное, самое важное из всего.

— Говори.

— Я хочу такую семью, как у вас, где все друг друга любят, и никто никого не бьёт.

— Я тоже этого хочу.

— В прошлый раз, когда мы были вместе, ты сказала, что не готова заводить ребёнка.

— Правда.

— А когда, как ты думаешь, ты будешь готова?

Она взяла его за руку.

— Я уже беременна.

Он был потрясён, и сердце его, казалось, заколотилось.

— Всего от одной ночи?

Она улыбнулась.

— Всего от одной ночи.

Сефта переполнила радость.

— Что ж, тогда, — сказал он, — всё просто идеально.

*

Джойю разбудил звук двух занимающихся любовью женщин. «Наверное, парочка послушниц, — догадалась она, — слишком влюблённых и возбуждённых, чтобы заботиться о том, кто их слышит». Она подумала, не сказать ли им, чтобы вели себя потише, но кто-то другой опередил её, и они, хихикнув, продолжили, хоть и не совсем беззвучно.

В наступившей тишине Джойа услышала странный, приглушённый шум. Он походил на работу плотников где-то вдалеке: стук молотков, визг пил, удары топоров и долот. Они рано поднялись. Неужели уже рассвет? Она посмотрела в сторону дверного проёма. Краешек луны серебрился на фоне глубокого чёрного неба.