— Да, так сколько дней в тридцати неделях?

Джойа знала названия чисел, но всё ещё не умела производить сложные вычисления. Она почувствовала себя униженной.

— Не знаю, прости.

— Не переживай, это и правда трудно. Ответ — триста шестьдесят. Но в году ещё пять дней.

Джойа догадалась, что Инка скажет дальше. В центре Монумента, в окружении тридцати столбов с перекладинами, стояли пять отдельных арок в виде парных столбов с перекладинами, но не соединённые между собой, образуя незамкнутый овал. Они, должно быть, и представляли пять лишних дней.

Инка продолжила и сказала именно это.

— И наконец, — сказала она, — используя этот метод, мы обнаруживаем, что через несколько лет восход солнца в Середину Лета, кажется, начинается немного позже.

— Но так не может быть! — возразила Джойа.

— Ты права. Путь солнца не меняется из года в год. Скорее, в наших расчётах есть изъян. Истинное число дней в году — триста шестьдесят пять с четвертью.

Джойа не могла понять, как в году может быть четверть дня.

Инка продолжила:

— Поэтому раз в четыре года мы добавляем один лишний день. И тогда солнце в Середину Лета всегда восходит, когда мы его ждём.

Джойа была поражена и взволнована. Жрицы действительно понимали, что происходит на небе. Это казалось чудом.

— А теперь время обеда, — сказала Инка. — И постарайтесь запомнить всё, что я вам рассказала, чтобы завтра вы могли мне это объяснить.

Джойа поняла, что уже наступил полдень и она проголодалась. Они с Сэри направились к зданию, которое днём служило столовой, а ночью — спальней.

— Я не смогу всё это запомнить, — со страхом сказала Сэри. — Это так сложно. Она будет на меня завтра злиться.

— Давай повторим рано утром, — предложила Джойа. — Может, поможем друг другу вспомнить.

У столовой Джойа увидела свою старшую сестру. Ниин прислонилась к стене, очевидно, дожидаясь её.

— Можно с тобой поговорить? — спросила Ниин.

— Что-то не так?

— В некотором смысле, да.

Сэри вошла внутрь. Джойа взяла Ниин за руку, и они пошли вдоль земляного вала. Равнина простиралась вдаль, тая в дымке.

— Что случилось? — спросила Джойа.

— У меня будет ребёнок, — сказала Ниин.

Джойа широко улыбнулась.

— Как чудесно! Новый крошечный малыш в нашей семье.

— Ты никогда особо не любила младенцев.

— Ну да, но твоего ребёнка я буду любить. И мама, должно быть, в восторге.

— О, она точно в восторге.

— Но ты, я вижу, не так счастлива. — Для Джойи это было очевидно.

Ниин выглядела смущённой. Она остановилась, и Джойа тоже. Они смотрели, как телёнок сосёт вымя у матери. После долгой паузы Ниин сказала:

— Сефт отец этого ребенка.

— Не Энвуд?

— Я никогда не спала с Энвудом.

— Правда? Я думала…

— Мне нравится Энвуд, но я люблю Сефта.

— Некоторое время назад ты не была так уверена.

— Чем дольше Сефта нет, тем сильнее я его люблю.

«Это плохие новости», — подумала Джойа. Ниин влюблена в человека, который исчез. Это наверняка сделает её несчастной. Но что она могла поделать?

Они пошли дальше вдоль круглого вала. Джойа старалась быть практичной.

— Когда у тебя будет ребёнок, тебе понадобится мужчина.

— Мама говорит то же самое. Что я должна забыть Сефта и решиться связать судьбу с Энвудом. Я знаю, что он меня хочет, он ясно это дал понять. Он не знает, что я беременна, но, когда я ему об этом скажу, он точно будет счастлив растить ребёнка, зачатого в Ночь Середины Лета. Таков у нас обычай.

— И ты до сих пор не знаешь, где Сефт?

На глазах Ниин выступили слёзы.

— Я даже не знаю, жив ли он. — Ниин заплакала.

Джойа обняла её, напряжённо думая. Когда рыдания Ниин утихли, Джойа сказала:

— Ты можешь ещё немного подождать.

— Могу. Но чем дольше я жду, тем очевиднее становится, что Энвуд для меня, всего лишь второй вариант, и я выбираю его лишь потому, что Сефт исчез.

Джойа кивнула.

— Рано или поздно это сведёт с ума любого мужчину.

— А ребёнок всё усугубляет. О, Джойа, что мне делать?

— Ты можешь подождать до Осеннего Обряда. Если Сефт не появится, ты сможешь сдаться.

— До Осеннего Обряда осталось не так много дней.

— Двадцать.

Ниин улыбнулась сквозь слёзы.

— Ты теперь знаешь такие вещи, конечно, ты же жрица.

Они обошли Монумент по кругу и вышли к началу тропы, ведущей в Излучье.

— Мне пора домой, — сказала Ниин.

— Я провожу тебя.

По дороге Джойа пыталась подбодрить Ниин.

— Ты бы хотела мальчика или девочку? — спросила она.

— О, мне всё равно. Я бы хотела маленькую девочку. Но мальчики тоже милые, когда маленькие. Я обожала малыша Хана. И до сих пор его обожаю.

— Мама поможет тебе, когда родится ребёнок. Она всё об этом знает.

— Ещё бы, у неё трое детей.

К тому времени как они дошли до дома слёзы Ниин окончательно высохли. Ани была на улице, мешала в котле, но выглядела обеспокоенной.

— В чём дело, мама? — спросила Джойа.

— Может, и ничего, — сказала она. — Я пошла искать Скаггу, поговорить с ним по делу старейшин, но не смогла найти. Его мать сказала мне, что он где-то варит берёзовый дёготь. — Берёзовый дёготь использовался в качестве клея. — Я видела его сестру, Джару, и спросила, где его найти, а она ответила: «О, он где-то здесь». Но она мне лгала, я это поняла.

Она вынула лопатку из котла и уставилась на неё, словно та могла открыть ей тайны.

— Скагга исчез, — сказала она.

*

Пиа проснулась посреди ночи и сказала:

— Что это за запах?

На мгновение воцарилась тишина, затем её отец резко сел.

— Дым, — сказал он.

Он схватил свою тунику и выбежал из дома.

Это напугало Пию.

Её мать проснулась и спросила:

— Что такое?

— Папа говорит, это дым, — сказала Пиа.

— И я чувствую. — Яна натянула тунику, сунула ноги в башмаки, и Пиа сделала то же. Она выбежала за матерью, но та вдруг бросилась бежать, и Пиа никак не поспевала за ней.

В лунном свете Пиа видела мужчин, женщин и детей. Все они бежали в одном направлении. Запах становился всё гуще. Пиа несколько раз уловила слово «пожар». Ну конечно, подумала она, что-то горит, но что?

Через несколько мгновений она поняла. Это была Полоса. Посевы бобов взошли и теперь доходили Пие до пояса, и все они сейчас горели. Она видела, что огонь начался с дальнего конца Полосы и распространился на юг. Но она не понимала, как могут гореть листья. Обычно горит только сухое.

Её отец, нагой, пытался сбить пламя своей кожаной туникой. Другие мужчины и женщины делали то же самое.

— Стой подальше от огня! — крикнула Яна Пие. Затем она сдёрнула с себя тунику и присоединилась к тем, кто боролся с огнём. Другие наломали в лесу ветвей и ими хлестали по пламени. Все кашляли в дыму.

Трун метался взад-вперёд, сердито выкрикивая приказы остальным. Одни должны были притащить кожаные подстилки, другие носить воду из реки, и всё бегом, бегом, бегом.

Кто-то принёс большой горшок с водой и выплеснул на пламя, но это была лишь капля в море.

К Пие подошла её подруга Мо. Родители Мо были в поле, боролись с огнём. Мо плакала, и Пиа обняла её.

Вскоре все жители поселения были здесь, и каждый тушил огонь чем придётся. Пиа думала, что им никогда его не одолеть, но через некоторое время с облегчением увидела, что продвижение пламени остановлено. Ещё через несколько минут огонь начал стихать. Мо перестала плакать.

Пиа увидела, что сгорела почти половина урожая бобов.

На северной половине Полосы остался лишь тлеющий пепел. Все покинули поле. Отец Пии, Ално, кашлял.

Кто-то сказал:

— Как мог посреди ночи начаться пожар в поле? Молнии ведь не было?

— Это был поджог, — сказал Трун.

— Ты не можешь этого знать наверняка, — возразила его жена Катч.

Стоявшие вокруг люди молча обдумывали эту мысль.

Мать Пии, Яна, дошла до дальнего конца поля, где пепелище граничило с пастбищем скотоводов. Скот, напуганный пламенем, разбежался. Она вернулась, держа в руках несколько глиняных черепков. Она встала прямо перед Труном, будто собиралась с ним драться. Остальные подошли поближе, чтобы посмотреть, что будет.