Но гладкий деревянный горб (просмоленный, как и «Планджер») щетинился длинными железными прутьями. Их было десять, каждый фута два в длину и дюйм в толщину, они выходили из железных гнезд, вделанных заподлицо с поверхностью яйца. Они агрессивно торчали во все стороны, и было понятно, почему Стэнли назвал это дикобразом. Но при чем здесь порох? Должен признаться, я был глубоко заинтригован, как и Рэтклифф. Стэнли распустил павлиний хвост и принялся демонстрировать внутренние механизмы устройства. Он подсунул пальцы под полуяйцо с прутьями и приподнял, подставив деревянный брусок, чтобы оно не упало.
— Смотрите, — говорит он, и, пригнувшись у верстака, мы смогли заглянуть внутрь этой штуковины. Она была выдолблена так же, как и вторая половина, но в полость входил ряд железных трубок, соответствовавших прутьям снаружи. Трубки были закрыты винтовыми крышками на концах, входивших в яйцо, но каждая трубка была просверлена рядом маленьких аккуратных отверстий прямо над крышкой. Они были похожи на запальные отверстия в казенной части огнестрельного оружия.
— А теперь смотрите сюда, — сказал Стэнли, и мы встали и последовали за ним дальше по верстаку, где были разложены такие же прутья и трубки, как в яйце. Там же стояли ряды зловещего вида бутылок и банок, как в аптекарской лавке. В помещении воняло химикатами, а поверхность верстака была испещрена ожогами и отметинами от пролитых жидкостей. Кроме того, там была пара деревянных ящиков, вроде тех, в которых продаются новые пистолеты. Он откинул крышки, и в каждом обнаружился ряд странных маленьких стеклянных фиалов размером и формой с человеческий палец, утопленных в обивке из байки.
— Вот сердце моего устройства, — сказал Стэнли и осторожно (очень осторожно) взял по фиалу из каждого ящика. В одном содержалась густая жидкость, в другом — порошок. Он отнес фиалы на самый край верстака и положил их в большую железную ступку.
— А теперь отойдите! — говорит он и берет пестик. Он протянул руку и быстро раздавил оба фиала, так что их содержимое смешалось, а затем отскочил, ибо раздалось злобное шипение и треск, и смесь вспыхнула! Она яростно горела секунду или две, а затем, пожрав саму себя, погасла.
— Что это, во имя дьявола? — говорит Рэтклифф. — Что в этих стеклянных безделушках?
— Сэр, — говорит Стэнли, — этого я вам не скажу, даже под пыткой!
— Вы так думаете? — с усмешкой говорит Рэтклифф.
— Я не скажу вам этого ни при каких обстоятельствах! — кричит Стэнли, и они снова начинают препираться. Они ненавидели друг друга и сотрудничали лишь благодаря редчайшему и маловероятному стечению их совершенно различных интересов.
— Рэтклифф! — говорю я, вставая между ними. — Какая разница? Пусть мистер Стэнли хранит свой секрет, лишь бы его машина работала! — Я сверлил его взглядом, пока он не заткнулся, и повернулся к Стэнли. — Пожалуйста, продолжайте, Стэнли, — говорю я. — В чем смысл того, что вы нам показали?
И он рассказал нам, а я так и не узнал, что это были за секретные химикаты [13], он взял один из длинных прутьев и показал нам, как тот плавно входит в свою трубку.
— Трубка находится в верхней половине «дикобраза», — говорит он, — а прут опирается на два моих фиала, которые помещены на дно трубки. Определенные механические устройства, которые я также сохраню в секрете, — он метнул злобный взгляд на Рэтклиффа, — не дают пруту раздавить фиалы до нужного момента.
Он внезапно с силой вогнал прут в трубку. Тот вошел дюймов на шесть и резко щелкнул о дно.
— Но когда этот момент наступает, прут разбивает фиалы, и пламя вырывается из этих отверстий, — говорит он, показывая нам отверстия в нижней части трубки.
— И это поджигает заряд внутри машины? — говорю я.
— Верно, мистер Флетчер, — говорит он, — это воспламеняет двести фунтов лучшего черного пороха.
— Но как вы доставляете ее к врагу? — говорю я, ибо я мог представить себе эту штуковину в сборе, с торчащими сверху шипами и зарядом внутри, так что удар по любому из прутьев привел бы ее в действие. Тут меня поразила неприятная мысль. — Черт побери, — говорю я, — вы же не собираетесь таранить этой штукой цель? Жертвуя жизнью оператора?
— Разумеется, нет! — говорит он с оскорбленным видом. — Вы принимаете меня за дурака? Смотрите сюда, — говорит он и указывает на рым-болт, ввинченный в один из концов верхней половины яйца. — Способ атаки таков: подводный аппарат ныряет под врага, буксируя «порохового дикобраза» на тросе. «Дикобраз» следует за аппаратом и плывет по поверхности, где его резко приводят в соприкосновение с целью.
— А! — говорю я.
— А! — говорит Рэтклифф.
— Да! — говорит Стэнли.
— А вы когда-нибудь испытывали это устройство? — говорю я.
— Нет, — говорит Стэнли. — Случай никогда не представлялся… до сих пор!
— Тогда откуда нам знать, что оно сработает? — говорит Рэтклифф.
— Потому что я вам говорю, что сработает, — говорит Стэнли. — А если вам этого недостаточно, можете идти куда подальше!
На этот раз я вмешался прежде, чем они успели вцепиться друг в друга, и настоял, что есть практические вопросы, требующие срочного решения. Так что Стэнли запер свой великий секрет, и мы вернулись в его домик, а семеро «смоляных курток» и Индеец Джо смотрели на нас и гадали, а мы вошли внутрь, сели и все обсудили.
Вот что мы решили. Мы предпримем атаку на «Меркюр», как только все будет готово и условия будут подходящими: атака должна быть ночью и в штиль. Ограничивающим фактором будет приведение «Планджера» в мореходное состояние после повреждений, полученных им в Морганс-Бей. Что касается снаряжения «дикобраза», Рэтклифф сказал, что сможет достать достаточно пороха, чтобы пополнить запасы, оставшиеся на борту «Эмиэбилити» и на верфи Стэнли.
Было решено, что идеальными работниками для нашего дела будут оставшиеся люди Гриллиса, а самого Гриллиса следует оставить в пансионе, куда его поместил Рэтклифф с уверенным расчетом, что тот сопьется до смерти. Что касается собственных работников Стэнли, он категорически настаивал, что двое из них незаменимы благодаря своим особым навыкам и что им можно доверять в том, что они будут держать язык за зубами. Это вызвало еще один яростный спор, Рэтклифф заявил, что они растреплют всему Бостону, но Стэнли был непреклонен, и в конце концов нам пришлось просто довериться ему и его двоим людям.
Остальным его работникам скажут, что у Стэнли для них пока нет работы и что им сообщат, когда они понадобятся, в то время как остальные из нас будут работать день и ночь, чтобы все подготовить, потому что кто знает, как долго продлится терпение Хау? А вся цель наших усилий состояла в том, чтобы предотвратить приход Хау в Бостонскую гавань, устранив для этого необходимость.
Рэтклифф сказал, что у него много дел в Бостоне, и в любом случае от него будет мало помощи в кораблестроении (обычном или подводном), так что было решено, что он будет приходить и уходить и будет нашими глазами и ушами в городе. Что до меня, то я был в каком-то странном подвешенном состоянии. Я ввязался в это нечестивое предприятие по целому ряду причин: я думал, что упустил свой шанс с дядей Езекией и золотом. Я не знал, как со мной поступят власти янки, если я попадусь им в руки. Я точно знал, что сделают британцы, и поэтому не совсем понимал, кто я и что я. И в это подвешенное состояние вошло единственное, в чем я был уверен, — подводные изобретения Фрэнсиса Стэнли.
Мое прежнее увлечение удивительным аппаратом Стэнли вернулось и стало еще сильнее. А я не из тех, кто может быть счастлив в безделье, так что я вложил душу в порученное дело и у меня не было времени беспокоиться о чем-либо еще. Итак, сначала мы сняли «Планджер» с «Эмиэбилити» и спустили на воду. Затем мы завели его в небольшой сухой док, построенный специально для него внутри верфи Стэнли, где мы могли им заняться без того, чтобы на нас глазела половина бостонских доков.
Дел было много. Сам корпус был цел, но почти все его оснащение было погнуто, раздавлено или повреждено, а свинцовый выдвижной киль, конечно же, лежал на дне Морганс-Бей. Стэнли поначалу выглядел угрюмо и сказал, что работы на шесть месяцев. Но я сказал, что он никогда не видел британских «смоляных курток» в деле и что мы управимся за неделю. Как оказалось, нам пришлось управиться гораздо быстрее.
