Одним ударом я отправил ту, что поменьше, в полет, и повернулся к другой, которая вцепилась мне в шею и душила, как фермер курицу. Что ж, прекрасно, в эту игру я тоже умею играть! И вот какая славная у нас завязалась на полу потасовка — только мы вдвоем. У обоих были толстые шеи и большие руки, но ей было не сравниться со мной, особенно когда я обезумел от страха и боли. Пальцы у меня сильные, и я давил и сжимал, пока пот не полился с моего лба градом, а то, что было в моих руках, не превратилось в покойника.

Когда все было кончено, я отшвырнул огромную, обмякшую тушу в сторону, и меня затрясло от такого ужаса, какого я прежде не знал. И медленно, приходя в себя, я понял, что в комнате теперь светло — дверь распахнута, и внутрь льется солнце, — и, более того, что я один, а другой мой враг давно сбежал. Я опустил взгляд на мертвое лицо рядом и снова вздрогнул, потому что узнал ее. А если я знал ее, то знал и кем, должно быть, была ее сообщница; то есть ее хозяйка.

Уродливое, мужеподобное лицо с щетинистыми усиками было безошибочно узнаваемо. Это была Мэгги Коллинз, служившая леди Саре Койнвуд на Мейз-Хилл, 200, в Гринвиче, когда я спасал Кейт Бут из ее лап, пока горел дом. До этого момента я счастливо верил, что моя мачеха сгорела в том пожаре дотла, но теперь я знал, что это не так. Невероятно, но эта женщина была не только жива, но и каким-то образом выследила меня на Ямайке и пришла за своей местью. Я посмотрел на свою грудь и увидел, что она со мной сделала. На разорванной рубашке виднелись два небольших, аккуратных прямоугольных лоскута сырого мяса, из которых сочилась кровь. Это озадачило меня, потому что в те дни я еще не видел, как афганцы в Индии сдирают кожу со своих пленников.

Все просто: четыре неглубоких надреза ножом, чтобы очертить полоску кожи, затем ноготь большого пальца под один край и быстрый рывок, чтобы сорвать полоску. Чем меньше полоски, тем дольше длится пытка. Я снова содрогнулся. Если бы она хотела просто убить меня, она могла бы сделать это десять раз, но, похоже, этого было недостаточно.

Мысль об этом вызвала приступ дрожи, я, шатаясь, вышел на улицу и сел в кресло-качалку миссис Годфри, пока дрожь не унялась. Затем я заставил себя вернуться внутрь, мимо жирного трупа, распластавшегося на полированном полу, чтобы обыскать дом в поисках моей хозяйки и ее детей. Было жутко открывать каждую дверь, боясь того, что я там найду, но, слава богу, их там не было, и все было аккуратно и прибрано. Я мог лишь предположить, что миссис Годфри ушла добровольно, забрав с собой детей. Несомненно, это устроила проклятая леди Сара Койнвуд, хотя я так и не узнал, как именно, и куда делась миссис Годфри. [7]

Я закрыл дверь, за которой осталась миссис Коллинз, и долго сидел на веранде в тени, время от времени прикладываясь к кувшину с ромом, который я прихватил из кухни. Меня крепко встряхнуло и выбило из колеи. Мне нужно было подумать, все обмозговать. Главной угрозой было то, что теперь может сделать Сара Койнвуд. Ей достаточно было настучать на меня ближайшему судье, и я бы оказался в кандалах на пути в Англию, ведь я был не кто иной, как известный убийца и беглец от правосудия. Более того, здесь я был с женщиной, задушенной моей собственной рукой. Как это будет выглядеть в глазах мистера Тарпа, кустоса? По всей вероятности, леди Сара сможет выбрать для меня виселицу по своему вкусу — ямайскую или английскую! Ей-богу, как же я жалел, что рядом не было Сэмми Боуна. Просто чтобы поговорить с другом.

В конце концов, с великой скорбью я решил, что должен снова рвать когти. Было горько бросать все, что я построил на Ямайке, но я не видел иного выхода. Эта женщина никогда не отступится, а на ее стороне были все законы и вся власть острова. Значит, нужна лодка. Ночью я украду лодку, мореходную, под парусом, но достаточно маленькую, чтобы я мог управиться с ней в одиночку, и отправлюсь в Америку. Но сначала мне понадобятся кое-какие вещи из лавки: деньги, во-первых, — в сейфе у меня было полно золота. По крайней мере, это я мог забрать. А еще мне понадобятся секстант, карты, еда, одежда и припасы. И оружие тоже: пистолеты, сабля, порох и пули.

Как только я составил план, дух мой воспрял, ибо боль приносит нерешительность, а действовать всегда лучше, чем мешкать. Без сомнения, ром тоже помог. Я рассудил, что время теперь драгоценно, и лучше двигаться как можно быстрее. Если закон еще не пришел за мной, значит, леди Сара его еще не послала, но она могла сделать это в любую минуту. И вот я запер дом и осторожно направился к «Ли и Босуэлл».

Добравшись до центра города, я почувствовал себя увереннее. Никто не обращал на меня никакого внимания, разве что здоровались, как обычно. Мимо маршировали солдаты, проскакал отряд драгун, и я заметил общее движение людей, спешивших в сторону нового форта у ратуши.

Что-то, без сомнения, назревало, я видел это по возбуждению в их глазах и диким ухмылкам на лицах. Но я держался особняком и как можно быстрее добрался до лавки. Она была закрыта и заперта, что взбесило меня даже в такой момент. Во что играют мои люди? Будь у меня хоть полмозга, я бы понял, насколько мне выгодно, чтобы там никого не было, но человек не может изменить свою натуру, и я проклинал упущенную выгоду. Впрочем, все остальные лавки тоже были закрыты. Как я и сказал, что-то назревало.

Но я отпер входную дверь, проскользнул внутрь и пошел за вещами, за которыми пришел. Я опустошил сейф, нашел холщовый мешок для своих товаров, достал пистолеты и драгунскую саблю, которую брал с собой для визита в Трелони-Таун с майором Джеймсом. Я как раз устроился в своей задней комнате, чтобы дождаться темноты, как в парадную дверь заколотили, а затем звякнул колокольчик, когда ее толкнули.

— А ну, парни! — раздался громкий голос. — Не заперто, а негодяй, небось, в задней комнате!

Грохот быстрых тяжелых шагов приближался, и я вскочил, зная, что мой час настал. Времени зарядить пистолеты не было. Не было времени даже выбраться через черный ход. Меня охватил тошнотворный страх, я попятился от двери и со звоном выхватил изогнутый клинок из стальных ножен. Дверь распахнулась, и на меня уставились три или четыре красных, потных лица.

— Ура Босуэлллу! — крикнул первый из них и повернулся к своим приятелям. — Разве я не говорил, что он парень что надо для потехи!

— Молодец, старина Боз! — крикнул другой. — Вижу, у тебя уже шестьдесят патронов и штык наточен!

И они рассмеялись и захлопали меня по спине. Это были мои клиенты, офицеры милиции. Несколько из тех, с кем я особенно старался подружиться, потому что они приносили больше всего заказов. Они были в форме, жаждали приключений, и каждый уже изрядно набрался.

— Это треклятые мароны, старина Боз! — сказал один из них. — Этот старый негодяй Монтегю идет сюда с горсткой своих, чтобы сдаться.

— Ага, — сказал другой. — Думает, получит королевскую милость. — И все они громко и долго смеялись.

— Погодите-ка, парни! — сказал их предводитель, капитан по имени Уиткрофт. Он слегка нахмурился. — Ультиматум его светлости обещает полное прощение тем, кто сложит оружие.

— Ба! — сказал один из них. — На черномазых это не распространяется! — и он повернулся ко мне с пьяной ухмылкой. — А ну, пошли с нами, Босуэлл, — сказал он. — Убери свою саблю, мы нарочно за тобой зашли, ведь ты человек азартный и не захочешь пропустить такое веселье! — И они снова рассмеялись, схватили меня под руки и потащили с собой, в очевидном заблуждении, что я как раз в ту самую минуту собирался присоединиться к веселью по собственной воле. Они даже засунули мою саблю в ножны и воткнули мне за пояс пистолеты, ибо сами были вооружены точно так же.

Возможно, если бы я сохранил голову на плечах и придумал какой-нибудь хитрый предлог, я мог бы ускользнуть. Но мозги у меня помутились, а внутри все перевернулось от жуткого ожидания ареста, сменившегося головокружительным облегчением. А может, и нет. Может, только настоящее кровопролитие заставило бы этих ублюдков отвязаться, а я колебался, стоит ли их убивать. И вот меня увлекли за собой, оставив мои приготовления (и небольшое состояние в золотых монетах) в мешке под прилавком, где, насколько я знаю, они лежат и по сей день.