Осторожно, едва дыша, я начала пятиться в тень.

Каждое движение давалось с мучительной медлительностью, каждый шаг был рассчитан так, чтобы не потревожить ни единой пылинки.

При этом я старалась не терять из виду Катарину и Лиру.

Они тоже начали отступать, двигаясь бесшумно, словно призраки, растворяющиеся в предрассветной мгле. Золотистое и розовое свечение их фамильяров, ещё недавно такое заметное, теперь сжалось до едва различимых точек, напоминающих угасающие искры в камине.

Весь день я провела на занятиях в состоянии странного оцепенения, механически записывая формулы и теоремы заклинаний, но мысли мои были далеко. Фразы, услышанные в библиотеке, эхом отдавались в моей голове: "Её фамильяр забирает мои силы", "Избавиться... окончательно", "Если это правда…"

И вот теперь, отчаявшись найти ответы самостоятельно, я направилась к единственному существу в Академии, которому могла довериться — к профессору Стеблю.

В коридоре я чуть было не врезалась в какую-то нервную девушку с сиреневыми волосами.

— Куда прёшь? — огрызнулась она.

Я промолчала. Сама виновата. Надо быть внимательнее.

Обычно оплетённая живыми серебристыми лозами, удивительно тёплыми на ощупь, сейчас дверь выглядела странно... обнажённой. Лозы, всегда такие подвижные и отзывчивые, безжизненно свисали по бокам, а некоторые из них лежали на полу, словно срезанные. Их кончики потемнели, приобретя болезненный бурый оттенок.

Тревога, тлевшая весь день где-то на задворках сознания, вспыхнула с новой силой.

Что-то было не так.

Очень не так.

— Профессор, — начала я, переступая порог, — простите за беспокойство, но мне больше не к кому обратиться...

Слова застряли у меня в горле. То, что я увидела, не укладывалось в голове, не желало складываться в осмысленную картину.

Сначала в нос ударил запах свежескошенной травы – слишком резкий, слишком интенсивный, с горьковатой ноткой, которая заставила мои глаза наполниться слезами.

Профессора я не увидела...

Лишь большая куча из листьев, лепестков, побегов, срезанных ветвей и отростков, на которой сидел парень.

Он, казалось, меня даже не заметил. Сидел, сгорбившись, на куче растительного мусора, глядя на свои руки, которые были запачканы густым зелёным соком.

Лицо его было мне смутно знакомо. А вот необычную серёжку в форме птички я узнала. Я видела его на пороге кабинета Стебля в свой первый визит.

Его губы тряслись, а взгляд был устремлён в пустоту. Рядом с ним валялся нож с длинным зазубренным лезвием, покрытым тем же зелёным веществом.

— Что случилось? Где, где профессор? — выкрикнула я, чувствуя, как холодеет всё внутри.

Парень наконец-то обратил на меня внимание. Его глаза, расширенные от шока, остановились на мне, но взгляд оставался странно расфокусированным, словно он смотрел сквозь меня.

— Это не я! Не я! Я его не убивал! — выпалил он, слова вылетали из его рта, спотыкаясь друг о друга. — Не я... Нет!

Я сделала шаг назад.

Убивал? Слово эхом отдалось в моей голове, отказываясь обретать смысл. Убивать можно живое существо, человека. Но как можно убить растение? Пусть даже разумное?

Но внезапно до меня дошло. Эта куча растительного материала... эти обрубленные ветви, эти надорванные листья... Это был не мусор.

Нет.

Это был он. Профессор Стебель. Или, скорее, то, что от него осталось.

Среди срезанных ветвей я заметила один из его глаз-бутонов — некогда переливающийся всеми оттенками лазури, теперь безжизненно тусклый.

Я осторожно подняла его, чувствуя, как слёзы застилают глаза. Бутон был тёплым на ощупь, но с каждой секундой становился холоднее, словно последние крупицы жизни покидали его.

Комната закружилась перед глазами. Тошнота накатила внезапной удушливой волной, и я инстинктивно ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Всё, что я увидела, слилось в неразборчивое марево из теней и света. Передо мной словно медленно опустился чёрный занавес.

— Нет… — прошептала я.

Темнота надвигалась стремительно, и в последний миг, прежде чем погрузиться в этот липкий, тяжелый сумрак, моё внимание привлёк шорох. Я с трудом посмотрела вниз и увидела, как из сумки, тревожно мяукнув, выбрался Гераська.

Он напряжённо замер, поднял голову, словно прислушиваясь к чему-то недоступному моим чувствам. Потом резкими, решительными прыжками приблизился к куче из листьев и ветвей — тому, что осталось от профессора Стебля.

— Гераська… что ты… — начала я слабым голосом, пытаясь остановить его, позвать назад, но силы почти покинули меня.

Фамильяр словно не услышал мое обращение. Он оживлённо и настойчиво начал копаться в груде растительных останков, перебирая лапками переплетенные лианы, листья и побеги, покрытые зелёным соком и источающие горький запах увядания.

А затем из самых глубин кучи пробилось слабое, призрачное свечение. Сначала оно было едва различимым, но постепенно его интенсивность усилилась.

Это был не просто свет — скорее струящийся призрачный туман тончайших серебристых нитей, переливающийся всеми оттенками лунного сияния.

Гераська осторожно ухватился зубами за это мерцающее свечение и потянулся назад. Он медленно, почти с нежностью вытянул из груды чуть пульсирующую серебряную нить, подобную тонкому и полупрозрачному стеблю какого-то диковинного растения. Нить слегка изгибалась, слабо вибрируя.

Фамильяр повернулся ко мне, глядя своими большими, сияющими глазами, и аккуратно двинулся вперёд. Он тянул серебристую нить прямо ко мне.

Я осторожно опустилась на колени, чтобы принять этот необычный дар. Когда мои пальцы коснулись нити, её мягкое сияние слегка усилилось, волна нежного холода прокатилась по пальцам и запястью.

Серебряная нить запульсировала в моей ладони.

Я растерялась, осматриваясь по сторонам. Что-то изменилось — я не сразу поняла, что именно произошло. Воздух вокруг стал вязким и неподвижным, всё потеряло естественную плавность движения. Казалось, сама реальность замерла, повиснув в невесомой тишине.

Я осторожно потянула нить, и картинка передо мной слегка дрогнула, словно поверхность озера, потревоженная брошенным камешком.

Теперь я смотрела не на физические предметы — скорее это была тень или отголосок произошедшего совсем недавно. Контуры предметов и тел приобрели полупрозрачные, светящиеся очертания, сотканные из чистой энергии.

Я снова дёрнула нить, и изображение ожило.

Молодой человек, которого я нашла в комнате — резко поднялся на ноги. Потом он размахивал ножом, отчаянно и яростно. Ожесточённо.

Я потянула чуть сильнее, чтобы яснее увидеть картину события. Очертания кучи листьев и побегов вспыхнули зелёным свечением и принялись дрожать и извиваться, будто в отчаянной попытке соединиться вновь.

Я увидела, как отдельные растительные фрагменты начали быстро переплетаться между собой, стремительно создавая привычные, знакомые контуры массивного ствола, ветвей и листвы.

Наконец фигура обрела узнаваемый образ, встав прямо посреди комнаты — профессор Стебель!

Нить вздрогнула в моих пальцах, словно напоминая о своей хрупкости и неустойчивости.

Я осознала, что держу в руках не просто воспоминание, а последний шанс понять правду, — отголосок магии профессора, застывшей в момент его гибели. Фрагмент времени, зацепившийся за его уходящую из этого мира душу.

Но тут что-то резко нарушило ход этих событий. Реальность, сотканная из серебристых отблесков магических образов, внезапно вздрогнула и распалась, ярко вспыхнув и исчезнув, как оборванный сон.

Дверь за моей спиной резко распахнулась, и на пороге замер Дариан.

— Тайра? — его голос, обеспокоенный и искренний, долетел откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды.

Я попыталась сделать шаг вперед, но ноги вдруг стали ватными. Голова кружилась всё сильнее, дыхание давалось с трудом.