— Преданность знаниям достойна похвалы, — заметил ректор с той особой интонацией, которая бывает у преподавателей, когда они произносят заученные фразы. — Но иногда обстоятельства... вынуждают нас менять планы.
Он снова посмотрел на меня, и на этот раз в его взгляде была откровенная оценка, словно он решал, что со мной делать дальше.
— Итак, возвращаясь к моему вопросу: кто, по-вашему, мог бы знать о местонахождении мисс Эльхарт?
Я прикусила губу, взвешивая варианты. Сказать правду — подписать себе приговор. Солгать — возможно, подвергнуть Алисию еще большей опасности, если она действительно у коменданта. Если ректор не знает, где она... Но нет, это невозможно. Он должен знать. Он просто проверяет меня.
— Может быть, — начала я осторожно, — стоит спросить у преподавателей? Или у других старост? Алисия могла... я не знаю, получить какое-то срочное задание?
Я сама слышала, насколько неубедительно это звучало. Но ректор, к моему удивлению, кивнул, словно это была разумная версия.
— Разумеется, мы уже опросили весь преподавательский состав, — сказал он. — Никто из них не давал мисс Эльхарт никаких заданий, требующих её отсутствия на занятиях.
Он сделал паузу, словно ожидая моей реакции, а затем добавил, как бы между прочим:
— И, разумеется, комендант Грим тоже ничего не знает. Я лично говорил с ним сегодня утром.
Я ничего не могла с собой поделать — при упоминании имени коменданта я вздрогнула. Это было мимолетное движение, едва заметное, но от ректора оно не укрылось. Его глаза на мгновение сверкнули, и я поняла, что выдала себя.
— Комендант Грим? — переспросила я, пытаясь звучать небрежно. — А почему вы решили спросить у него?
— А почему бы и нет? — ректор пожал плечами с притворным безразличием. — Он отвечает за порядок в академии, включая ночные обходы. Если кто-то и заметил бы студентку, покидающую территорию в неположенное время, то это был бы он. Так ведь, логично?
Его слова повисли в воздухе, как невысказанное обвинение. Я понимала, что хожу по тонкому льду, и каждое слово может стать тем, что проломит его подо мной.
— Конечно, — пробормотала я. — Это... логично.
— Не правда ли? — ректор улыбнулся, и в его улыбке была холодная уверенность человека, загнавшего жертву в угол. — Однако комендант уверяет, что не видел ни мисс Эльхарт, ни каких-либо других студентов вне общежития после отбоя.
Он наклонился вперед, упираясь локтями в стол, и его лицо оказалось ближе к моему.
— Что заставляет меня задуматься: либо комендант Грим пренебрегает своими обязанностями... либо он лжёт. Как вы считаете, мисс Фаэрис?
Это был не вопрос. Это было предупреждение. Он давал мне понять, что знает о роли коменданта, но по какой-то причине разыгрывает неведение. Возможно, чтобы проверить, что именно знаю я?
— Я... я не могу судить о работе коменданта, господин ректор, — ответила я, опуская глаза. — Я просто студентка.
— Просто студентка, — повторил он. — Как скромно. А теперь, — Равенкрафт резко сменил тон, — я думаю, нам пора закончить этот разговор. У вас ещё остались занятия на сегодня, и я не хотел бы быть причиной их пропуска.
Он поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. Я тоже встала, чувствуя странное облегчение от того, что допрос завершился, и одновременно тревогу от его неопределённого исхода.
— Если мисс Эльхарт объявится, — сказал ректор, — немедленно сообщите мне. Лично мне, понимаете?
— Да, господин ректор, — кивнула я.
— И, мисс Фаэрис... — он остановился у двери, его профиль вырисовывался на фоне света из коридора, словно тёмный силуэт на гравюре. — Если вы вдруг что-то вспомните о вчерашнем вечере... что-то, что могло бы пролить свет на исчезновение вашей соседки... я буду весьма признателен за информацию.
Это прозвучало как угроза, и я знала, что именно так это и было задумано.
— Конечно, господин ректор, — прошептала я, инстинктивно дотрагиваясь до спины, где под лопаткой пульсировала боль.
Он кивнул и открыл передо мной дверь.
Я вышла из кабинета на подгибающихся ногах. Цербер ждала снаружи, но, к моему удивлению, не сказала ни слова, лишь проводила меня долгим, изучающим взглядом.
Спускаясь по винтовой лестнице башни, я чувствовала, как боль под лопаткой становится всё сильнее. Словно что-то росло внутри меня — что-то, что хотело вырваться наружу.
Алисия была где-то здесь, в академии, возможно, в плену у ректора или коменданта. И я должна была найти её, пока не стало слишком поздно. Пока они не избавились от свидетелей своего тёмного ритуала.
Но прежде я должна была понять, что происходит со мной самой. Что за боль терзает меня изнутри. И какую роль во всём этом играет ректор Равенкрафт — человек, чьи глаза горели нечеловеческим огнём во время ритуала, который мы с Алисией не должны были видеть.
Никто не должен был видеть.
ГЛАВА 27. Извлечение
Я чуть кубарем не скатилась по винтовой лестнице, но кто-то вовремя подхватил меня, удержав от падения.
Боль в плече полыхала, словно кто-то вонзил раскаленный прут прямо под лопатку и медленно проворачивал его при каждом движении. Я едва могла дышать – каждый вдох отдавался новой волной мучений, заставляя меня стискивать зубы до скрипа. Пот заливал глаза, мир вокруг расплывался в мутное марево, в котором я различала только серые пятна стен и далекие звуки голосов.
Не помню, сколько времени я потратила, чтобы добраться до медкорпуса. Кажется, вечность. Я то шла, держась за стену дрожащими пальцами, то опускалась на колени, когда ноги отказывались служить. На белом мраморном полу остались размазанные красные следы – я даже не заметила, что рана на плече открылась и кровь пропитала рукав моей академической формы.
Коридор медкорпуса встретил меня стерильной прохладой и запахом лекарственных трав. Собрав последние силы, я толкнула дверь смотрового кабинета.
И замерла.
За столом сидел Дариан. Его глаза были широко распахнуты от удивления и... страха?
— Что ты... — начал он, привставая.
Я отшатнулась, словно от удара. Не ты. Только не ты.
Прочь!
Развернувшись, я побрела прочь, оставляя на полу капли крови, словно хлебные крошки из старой сказки. Коридор качался перед глазами, как палуба корабля в шторм. Мои пальцы скользили по холодной стене, отмечая мой путь алыми следами. Кровь стучала в висках, заглушая все звуки вокруг.
И тогда я увидела ее – неприметную дверь, спрятанную в нише. Не думая, почти инстинктивно, я нажала на ручку и буквально ввалилась внутрь.
Воздух в комнате Стебля был не похож ни на что другое в академии – влажный, густой. Тускло светились биолюминесцентные грибы, разбросанные по потолку, окрашивая все вокруг в мягкий зеленоватый свет. В центре комнаты возвышалось оно – древнее растение, похожее на огромный стебель с тысячами побегов, листьев и усиков.
Едва я закрыла за собой дверь, как почувствовала движение. Тонкие лозы потянулись ко мне, словно любопытные пальцы ребенка. Я упала на колени, не в силах больше держаться. И в тот же миг мягкие прохладные листья коснулись моих рук, моего лица, моего кровоточащего плеча.
Листва обволокла меня, словно живое одеяло, нежно приподнимая над полом. Боль начала отступать – не сразу, а постепенно, словно отлив, уносящий прочь острые камни страдания.
Сквозь полузакрытые веки я видела, как пульсирует зеленоватый свет внутри растения, как перетекают соки по его прозрачным венам. Стебель принял меня, укрыл, защитил.
В этом зеленом коконе я наконец могла дышать.
И я заплакала – от облегчения, от страха, от осознания того, что на несколько драгоценных минут я в безопасности.
Где-то за дверью оставались вопросы, мои секреты и опасности академии. Но здесь, в объятиях этой разумной листвы, существовала только прохлада, покой и тихий шепот растения, убаюкивающий моё измученное сознание.
Тепло листвы становилось всё более обволакивающим, словно жидкость, постепенно заполняющая каждую клеточку моего тела. Боль отступала волнами, сознание начало мерцать, как пламя свечи на ветру. Зеленоватое свечение вокруг пульсировало в такт моему сердцебиению, растение словно дышало вместе со мной.